Дикий монастырь

Он приставил лестницу к лазу и полез наверх. Лестница заскрипела под весом, но выдержала. В пещере была могильная темнота. Он осветил фонариком стены. Трещинки разбегались в луче как причудливая мозаика. Лишайника нет, отметил он, значит сухо. Интересно, сколько здесь рукотворного, а сколько от природы. Он пошёл вперед, осторожно ощупывая ногой пол перед каждым шагом.

Так он двигался несколько минут. Пещера постепенно расширялась, воздух был настолько сухой, что в горле запершило. Кое-где по краям стояли резные деревянные столбы, служившие когда-то опорами. Он потрогал ладонью один из столбов, дерево истончилось от времени, но ещё сохраняло крепость. Вот ведь жили здесь, подумал он, прятались, молились, может быть, любили, а потом всё – тишина и прах. Он зацепился ногой за препятствие и едва не выронил фонарик.

Он присел на корточки – перед ним лежал череп, небольшой по размеру, детский. Он посветил фонариком вокруг – рядом было ещё несколько черепов, взрослых, кости, ржавые окислившиеся ножи, напоминавшие турецкие ятаганы, несколько кусков ткани, вероятно, всё, что осталось от истлевшей одежды. На одном из кусков ткани покоилась книга, размером в два кирпича, в кожаном окладе, с железными скрепами.

Просто археологическая находка, подумал он. Подсвечивая фонариком, он изучил книгу. Она сохранилась неплохо, печатные листы выглядели неряшливо из-за прикосновений чьих-то жирных грязных пальцев. Наверное, Тора, подумал он, или Талмуд, как там у них священные книги называются? Отдам Рахиму, попрошу, чтобы передал в музей, а кости надо похоронить, по-людски.

«Отец Никанор, ты где? Ты живой?» – услышал он голос издалека. Он спешно вернулся и выглянул из лаза.

На платформе стояли Рахим и подросток лет двенадцати. Нагруженный ослик отдыхал у кипы досок.

– Я сейчас, – сказал он, вернулся за книгой, взял её подмышку и осторожно спустился по лестнице.

– Я уже волноваться начал, – сказал Рахим. – Пришли, а никого нет, только костёр дымится.

– Изучал местные достопримечательности, – сказал он. – Вот книгу старинную нашёл. Передашь археологам?

– Почему не передать, – сказал Рахим. – Съезжу в музей в Бахчисарай. Там и денег, наверное, заплатят.

– Деньги себе оставишь, – сказал он. – За труды!

– Ахмат, – Рахим сказал несколько слов по-татарски пареньку, с любопытством взиравшему на его рясу. Тот молча направился к ослику. – Племянник мой, охламон конкретный, мать не слушается, дерзит. Я его на трудовую терапию взял, не против?

– Не против, – сказал он. – Руки всегда сгодятся.

Сначала они с женой ругались, первый, наверное, год совместной жизни, может быть, полтора. Скандалили негромко, неудобно перед мальчишкой, и быстро, он замыкался в себе, уходил на кухню и втыкался в интернет, жена также хмуро смотрела всё подряд по телеку. Причины, как обычно, были пустяковые, но оба хорошо понимали, что семейная жизнь не складывается, и парень просто первая преграда и не более того. Он несколько раз предлагал расстаться, жена пускалась в плач, и на какое-то время наступала мирная эпоха. Он так до конца и не понял, зачем жене была нужна эта непутевая семейная жизнь, неужели только из-за того, что у него просторная, трёхкомнатная квартира, доставшаяся в наследство от родителей, и жене от этой квартиры до работы полшага не торопясь, неужели так всё банально и примитивно.