На переломе веков

Горлохватов задумался. Он пока ничего не понял, но задавать вопрос, почему, собственно, я в этом случае не приложу все усилия, чтобы сорвать англичанам игру и остаться здесь на прежних правах, не стал. Если уж я собираюсь подыграть англичанам, значит, это в какой-то мере и в моих собственных интересах. Или в интересах России…

И он был прав. России ни в коем случае не следовало ввязываться в войну с Англией. Потому что даже в случае очень вероятной ничьей или почти невероятного выигрыша, в стратегическом плане для нас это все равно будет проигрыш. В настоящей момент Англия владела мировой торговлей, и сдвинуть ее с этого места могло только поражение в долгой, затратной и кровопролитной войне сродни мировой, а не в короткой и периферийной, в коей только у России пока и были против нее шансы. Даже если произойдет чудо и мы, ввязавшись в эту тяжкую, кровопролитную войну, все-таки в ней победим, то воспользоваться победой нам никак не светит. Ею, без всяких сомнений, воспользуются в первую очередь немцы, а также французы, итальянцы и уж несомненно американцы. Нам же, как обычно, останется лишь моральное удовлетворение и малый кусок от завоеванного, а еще… сотни тысяч, а то и миллионы убитых и покалеченных вкупе с совершенно расстроенной финансовой системой. Не надо нам такого удовольствия. Во всех остальных случаях положение Англии во главе мировой торговли пока непоколебимо, и без нормальных отношений с ней нам нечего и думать занять в мировой торговле достойное место. Без этого же на дальнейшем развитии России можно ставить крест – на внутренних ресурсах мы много не вытянем. Так что для меня настало время потихоньку начинать нормализовывать хотя бы личные отношения с Англией. Для чего я должен был хотя бы внешне не оказывать никакой помощи бурам в предстоящей Англо-бурской войне. А лучше бы и Россия в целом в нее никак не ввязывалась…

– Сам посуди, – слегка приоткрыл я свои планы Горлохватову, – англичане же должны как-то отреагировать на то, что все их попытки прижать меня к ногтю и уменьшить мое богатство и влияние привели к тому, что я стал только богаче. Не могут же они мне это просто спустить. Вот я им и подставлюсь. После чего они должны вполне удовольствоваться тем, что окончательно выдавят меня из Трансвааля и какое-то время не будут особенно наседать на вас, на тех, кто здесь останется.

– Ага, – понимающе кивнул Горлохватов, – поэтому вы и поставили мне задачу нащупать связи среди португальских контрабандистов.

– В том числе, – задумчиво произнес я.

На самом деле я собирался облегчить работу Мейеру, если он последует моему совету и озаботится закупкой наших пулеметов. Да и для поставки патронов во время войны это также будет отличный канал. Португальцы приняли на вооружение нашу винтовку Мосина, так что никаких проблем с образованием трехэтапного маршрута поставки Россия – Португалия – Трансвааль я не видел. План был такой: португальцы легально закупают у нас все, что нужно, потом довозят до собственного порта – Лоренсу-Маркиша, после чего их контрабандисты совершенно спокойно, даже не выходя со своих складов, поставляют все необходимое бурам, которые с комфортом вывозят оружие привычным маршрутом по железной дороге Лоренсу-Маркиш – Претория Филадельфия. Но чтобы это понимать, надо было знать о том, что вскоре здесь разразится война. А я посвящать в это знание Горлохватова пока не хотел. Не время еще. Да и не мог я себе позволить сидеть в Трансваале. Потому что меня ждала еще одна война…

Глава 5

– Прости, дядя, но я решительно отказываюсь понимать, зачем нам эти острова!

Я смотрел на Николая II, прищурившись. Вот, значит, как – «отказываюсь»… Похоже, пока меня здесь не было, племянника уже обработали. Раньше он и не подумал бы мне возражать. Ну разве что попросил бы меня объяснить, зачем я все это затеваю. А сейчас сразу встретил мое предложение в штыки, даже не попытавшись разобраться, на кой хрен я его вообще внес. Интере-есно, насколько глубоко все зашло?..

– Ваше императорское величество, – холодно начал я, – могу ли я попросить вас снять с меня обязанности вашего личного советника и никогда более не обращаться ко мне за каким-либо советом?

Николай заерзал.

– Дядя, я вовсе не имел в виду, что не собираюсь прислушиваться к вашим советам…

– Конечно, ваше величество, вы их вообще слушать не желаете.

Племянник слегка покраснел.

– Насколько я помню, должность советника подразумевает, что оный будет давать советы в том случае, когда его попросят, а не когда ему самому в голову придет, – ядовито заметил он.

– Насколько я помню, – не менее ядовито отозвался я, – я еще не давал вашему величеству ни единого повода предполагать, что я хоть что-то делаю не после всестороннего и тщательного обдумывания ситуации и взвешивания любых, даже самых маловероятных и отдаленных как положительных, так и отрицательных последствий, а лишь потому, что мне это всего лишь пришло в голову.

Николай стушевался.

– Дядя, я… прошу меня простить, но не могли бы вы мне пояснить, чем все-таки вызвана такая ваша настойчивость? Я действительно не вижу никакого проку от того, что мы купим у испанцев один остров и возьмем в аренду на долгий срок другой. Зачем они нам?

– Каучук, – коротко ответил я.

– Что?

– Там можно заложить большие плантации гевеи. А нам очень нужен каучук. Уже сейчас. Спрос на провода в России ежегодно возрастает в три-четыре раза, а каучук – отличный электроизолятор. Кроме того, он великолепный гидро– и аэроизолятор, а также отличный амортизирующий материал. Поэтому чем дальше, тем его нужно будет все больше и больше. И не только нам, а всем в мире. Так что мы окупим все затраты на острова уже лет через двадцать… Ну и как пункты базирования, и опорные порты для торговых маршрутов эти острова нам не помешают.

Николай слушал меня внимательно. Очень. И по-видимому, искренне пытался понять. Я вздохнул и решил раскрыть карты:

– Ну и… есть еще одна причина.

– Какая же?

– Я просто не могу придумать никакого другого способа втюхать испанцам миллионов тридцать золотом.

– Что-о-о?

Я снова вздохнул. Что ж, придется дать племяннику урок геополитики. А тут еще и слова-то такого не существует…

– Понимаете, государь, – мягко начал я, – самым выгодным для любого государства является ситуация, когда действия, направленные против его врагов, соперников или даже тех, кто является в настоящий момент нейтралом, а то и союзником, но в не очень далеком будущем непременно станет соперником, будет предпринимать не оно само, а… кто-то другой. Скажем, другое государство. Которое при этом будет действовать, считая, что делает оно это исключительно из своих собственных интересов. И в этом случае в наших интересах будет сделать так, чтобы у этого самого государства, сражающегося за себя и свои собственные интересы, но при этом и за наши тоже, было достаточно возможностей принести максимальную пользу и нашим собственным интересам…

Краткий экскурс в геополитику я закончил минут через двадцать обзором того, как изменится глобальная ситуация в мире в результате безусловной победы САСШ в Испано-американской войне, которая, по моим предположениям, уже не за горами. Нет, на самом-то деле это были не предположения, а точное знание. В покинутом мною будущем в Гаване всем туристам показывают то самое место, на котором американцы подорвали свой броненосец, дабы, так сказать, поднять волну и иметь повод для нападения на испанцев, владевших Кубой до Испано-американской войны. А поскольку я был на Кубе раз пятнадцать, то и время, и место сего происшествия у меня в голове отложились намертво. Ну а вследствие того что в Западном полушарии я еще не успел никак наследить, шансы на то, что все пойдет строго по накатанному, были максимальны. Так что говорил я очень убедительно. Поэтому Николай все сказанное мною воспринял весьма тревожно и осторожно поинтересовался по окончании моего спича:

– Значит, ты говоришь, наилучшим образом в этом стиле действуют англосаксы?

– Да, – кивнул я, – я же тебе привел примеры и показал, почему у островных цивилизаций[14 - Одним из постулатов геополитики является противопоставление островного или приморского типа государства континентальному.] это получается лучше всего. Я был недостаточно убедителен?

– Да нет… просто для меня все это так ново и необычно…

– Хорошо, – кивнул я. – Подумай над всем, что я тебе рассказал, а потом давай еще раз встретимся и снова все обсудим.

На этом моя первая по прибытии встреча с Николаем и завершилась.

Из Трансвааля я приехал в мае 1896 года. И сразу началась кутерьма. Встреча с племянником была первой из череды. Затем была встреча с отцом Иоанном. Запущенная им внутрицерковная дискуссия оказалась разорвавшейся бомбой. Как внезапно (для меня) выяснилось, в настоящее время в среде наиболее образованной части русского духовенства бродили мысли о новом объединении христианских церквей. Причем эти идеи имели популярность не только в нашей церкви. Они так же горячо обсуждались еще и старокатоликами[15 - Старокатолики – члены так называемой Утрехтской унии, представители церквей, не приемлющих «модернизацию» католичества, проводимую папами. Уния началась с объединения некоторых епископств Германии, Швейцарии и Нидерландов.], и англиканами. Но Русская православная церковь, благодаря своему статусу части имперской государственной машины, никак не могла подключиться к этому процессу настолько, чтобы значимо влиять на него. Везде в мире она воспринималась именно как часть управленческого аппарата Российской империи и не более того. Поэтому идея о восстановлении поста Московского патриарха и некотором отдалении церкви от государства этой частью российского духовенства была воспринята почти с восторгом. А если учесть, что в состав этой части входили столь авторитетные в церкви люди, как Выборгский архиепископ Антоний (Владковский), ректоры Санкт-Петербургской, Московской и Казанской духовных академий, то идея получила мощнейшую поддержку, способную преодолеть отчаянное сопротивление обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева. Посему ему не удалось сразу же, в зародыше, задавить разворачивающуюся дискуссию, а затем стало уже поздно. Страна буквально взорвалась. Меня даже оторопь взяла, насколько все вокруг напоминало конец 1980-х – начало 1990-х и первые съезды народных депутатов. Тогда цеха и заводы останавливались, потому что все рабочие собирались у телевизоров и радио и, замерев, слушали жаркие баталии депутатов. Здесь депутатов не было, зато газеты буквально рвали из рук. Мальчишки-разносчики, выходившие из типографий, пошатываясь под грузом пачек, уже спустя полчаса вприпрыжку влетали обратно. Народ как будто сошел с ума. Впрочем, разве в конце 80-х было по-другому? Я даже испугался, не разнесет ли эта взвинтившаяся до небывалого накала дискуссия страну по кусочком, как это произошло в оставленном мною времени… Но нет, мало-помалу все начало возвращаться в пристойные рамки.

К моему удивлению, очень активное участие в дискуссии принял Лев Толстой, выступивший ярым сторонником обновления церкви. Но он пошел еще дальше, призывая вообще отказаться от какой-либо структуры и вернуться, как он писал, «к традиции первых христианских общин, где между Богом и человеком не стоял никто». Ему весьма метко ответил архиепископ Антоний – сообщил, что этим путем уже прошли протестанты, которые изначально также отвергали кого бы то ни было «между Богом и человеком», однако в настоящий момент уже создали свои мировые церкви со строгой иерархией, учебными заведениями, съездами и так далее, то есть все равно вернулись к тому, от чего так яростно призывали отказаться, просто в новой, так сказать, упаковке. Ну и напомнил, к чему привело яростное отвержение «изначального, православного, христианского учения, уже два тысячелетия хранящего и преумножающего животворную лозу учения Христа», – от костров инквизиции до массовых казней в Женеве во время попытки Кальвина превратить ее в «Святой град» и трагедии Салемских ведьм[16 - На эту тему в Интернете масса информации. Покопайтесь сами, а то еще одну книгу писать придется.]. Теперь все шло к тому, что по осени впервые за долгое время будет собран Поместный собор Русской православной церкви. Отчаянное открытое письмо Победоносцева к государю, опубликованное в паре наиболее консервативных газет, осталось без ответа, а внутри церкви борьба между сторонниками и противниками изменений постепенно переходила в борьбу за место на этом соборе.

Следующая встреча с Николаем по поводу покупки и аренды островов у Испании произошла в начале июня. На этот раз он был не один, а с Шишкиным[17 - Министр иностранных дел Российской империи в 1896–1897 гг.] и Витте, с которым до сего момента у нас были вполне приличные отношения. Я вполне благосклонно принял его планы денежной реформы и усилия по ускорению строительства Транссиба, а он хоть и со скрипом, но в полном объеме финансировал мои экзерциции в армии и флоте. Но сейчас мы схлестнулись намертво. Витте ядовито осведомился, готов ли я на сию покупку пожертвовать половину бюджета флота. Я слегка завелся и уточнил, означает ли это, что мне стоит перестать размещать свое золото в государственном казначействе. Витте прошелся по моему патриотизму… Короче, встреча едва не переросла в мордобой, и лишь вмешательство Николая остановило развитие событий по негативному варианту. После чего все разошлись, напутствуемые повелением Николая еще раз рассмотреть все «за» и «против» данного решения.

Для меня все было понятно, так что я просто с головой погрузился в свои дела, и некоторые из них меня порадовали. Так, наконец-то начала приносить реальные результаты моя программа поддержки изобретателей. Блинов создал первый вполне рабочий вариант гусеничного экскаватора. Эта машина уже не ломалась каждые два дня, хотя по-прежнему требовала ежедневного обслуживания и наладки. Ее экипаж состоял из трех человек, а, обладая ковшом объемом около четверти куба, по грузоподъемности крестьянской телеги, за день она могла сделать работу примерно десяти – пятнадцати человек. В условиях населенных областей европейской части страны экскаватор проигрывал артели землекопов вчистую, ибо только оплата двух квалифицированных членов экипажа и одного кочегара практически полностью покрывала зарплату десятка землекопов. А стоимость самой машины? А уголь для двигателя? А материалы и запасные части для ее обслуживания? Но вот в отдаленных областях… Там было все немножко по-другому. Например, применение экскаватора на Дальнем Востоке позволяло резко уменьшить приток китайцев на стройки в русских областях. Это несколько снимало остроту демографической ситуации и должно было хоть немного затруднить работу агентов японской разведки в предстоящем конфликте. А уж в некоторых местах Транссиба экскаваторы вообще должны были стать настоящей панацеей.

И еще у нас полетел самолет. Плохо, низко и недалеко, но полетел. Благодаря новому двигателю мощностью около девяти лошадиных сил, разработанному в моих автомобильных мастерских по типу двухтактного двигателя Бенца. Двигатели, которые мы разрабатывали на основе модели Даймлера и Майбаха, пока использовались у нас только в качестве либо судовых, либо стационарных. Впрочем, сейчас на вагоноремонтном заводе, активно строившемся в Барнауле, заканчивали первый вариант мотодрезины с четырехтактным бензиновым двигателем мощностью уже около сорока лошадиных сил. Но для автомобилей этот агрегат не годился, потому что весил почти тонну. Ну да я и не гнал лошадей. Мне пока не особенно нужны были автомобили. Мне нужна была школа их создания. А поскольку все автомобили, которые выходили из моей мастерской, не продавались, а сдавались в аренду, причем эксплуатировали и обслуживали их механики, состоящие в штате мастерской, опыт как производства, так и эксплуатации мои ребята приобретали очень быстро. Так что я рассчитывал уже года через три-четыре выйти на рынок с парой-тройкой действительно классных моделей как в массовом (ну, относительно, насколько вообще этот термин применим к авторынку в настоящее время), так и в эксклюзивном секторах. Причем сразу же откусить от этого рынка добрый кусок.

Так вот, в принципе приоритет в создании самолета уже был за нами. В подтверждение сему имелись все необходимые свидетельства – фотографии, запротоколированные рассказы очевидцев и даже небольшой киноролик, снятый одним из офицеров, прошедшим обучение во Франции у братьев Люмьер. Он запечатлел на пленке, как самолет стоит на месте, причем погода почти безветренная, как заводится двигатель, как машина «разбегается», взлетает в воздух, пролетает около трехсот метров, опускается на землю и после небольшого пробега останавливается. Вот только поворачивать в воздухе самолет еще не умел. Нет, управляющая плоскость в виде руля, прикрепленного к килю, у него была, но стоило аппарату хоть чуть-чуть накрениться, он тут же падал на землю. Так что все свидетельства полета у нас собрались только с шестого раза и на третьей по счету машине, когда Господь дал нам совершенно безветренную погоду. Ну а лейтенант Покровский, выступавший в роли пилота сего аппарата, к тому моменту потерял два зуба, а также стал обладателем дюжины ушибов и двух переломов. В общем, считать это самолетом я пока отказывался – ну где тут продукт, который я начну производить и продавать? А потому все фотокиноматериалы велел покамест положить в архив и дорабатывать аппарат. Скорее всего, дело было в первую голову в недостаточной мощности двигателя.

В июне мы торжественно заложили серию броненосных крейсеров и броненосцев. Крейсеров строили сразу четыре, а броненосцев – два. На Черном море. По поводу последних у меня были некоторые сомнения. Какие-то странные они получались в моем представлении. Те же броненосные крейсера, только с более толстой броней и более крупнокалиберной артиллерией, ну и с меньшей скоростью хода. А так – один черт. Я представлял себе броненосцы как-то слегка иначе… Впрочем, во время обсуждения проекта на Морском техническом комитете я больше молчал, а после посмотрел схему бронирования уже построенных броненосцев. Там с броней, пожалуй, было еще похуже. Может, так и надо? Ладно, в это лезть не будем. В этом я понимаю куда меньше, чем большинство членов МТК, а они, как мне хотелось надеяться, понимают в этом поболее себя самих из другого варианта реальности. В конце концов, в моей истории не было никакой опытовой станции и флот плавал куда меньше нынешнего. Да и технологические возможности русских заводов были слабее как минимум на треть. А может, даже наполовину… Вот более совершенную систему перезарядки главного калибра – это да, я пробил. С учетом ее выходило, что наши броненосцы должны стрелять процентов на сорок быстрее, чем самые современные английские, которые еще только закладывались на стапелях. Ну, если сведения, которые раздобыл мой Департамент морской и береговой информации, не были целенаправленной дезой. Минимальное время между выстрелами для главного калибра составляло менее минуты. Хотя боевая скорострельность, несомненно, должна была быть существенно ниже…

Лето промелькнуло незаметно. К августу мы утрясли с Николаем и Шишкиным все мои пожелания по Испании и вышли на испанского министра-президента Кановаса. Он слегка обалдел, а затем ухватился за наше предложение обеими руками. Испания сидела в глубокой жопе, и обещанный нами «золотой дождь» показался Кановасу манной небесной. Тем более что Гуам испанцам был на хрен не нужен. Что же касается более чувствительной для них темы – Филиппин, так там мы просили только аренду, не более. Так что процесс пошел.

А в начале сентября я велел Бурову, который теперь руководил Департаментом морской и береговой информации, успев за это время вырасти в чине до капитана второго ранга, подобрать для меня из числа его подчиненных шестерых офицеров. Достаточно молодых, но уже опытных.

Я принял их в своем дворце на набережной Фонтанки.

– Присаживайтесь, господа, – радушно предложил я, когда они появились в моем кабинете.

Пока молодые люди рассаживались на широком диване, я задумчиво смотрел на них. Интересно, как они отреагируют на мои слова? Ведь здесь еще практически не существует агентурной разведки…

– Господа, – начал я, когда все расселись. – Я хочу обратиться к вам с просьбой, которая, возможно, покажется вам неожиданной… Но сначала я собираюсь задать вам несколько вопросов. Итак, первый: сумеете ли вы отличить японца от китайца?

Все шестеро недоуменно переглянулись.

– Ну а, скажем, китайца от корейца?

Ответом мне снова было молчание. Я вздохнул: