Рогора. Дорогой восстания

«Беги!!!» – Заполошный, отчаянный женский крик… Это единственное воспоминание о матери, да и кто знает – она ли кричала и мне ли кричали? И все-таки как сын, не помнящий и никогда не знавший мать, я где-то в глубине своей души надеюсь, что это все же был именно ее крик – единственное сохранившееся о маме воспоминание.

Дикое ржание лошадей, ревущих в ночи словно демоны… Беспросветный мрак, в котором метались кричащие и отчаянно ругающиеся тени, слышался звон клинков и жуткие крики умирающих… Вспышка пламени, охватившего чей-то дом, – она вырвала меня из мрака, но все, что я увидел, это несущегося во весь опор ко мне торха с оскаленным лицом и занесенной для удара саблей…

А потом бесконечный бег, с надрывом сердца, бег, который нельзя было остановить – сзади я чувствовал стремительно приближающуюся смерть… Бег, секундная вспышка паники, вызванная тем, что мои ноги оторвались от земли… Короткое падение… А дальше…

А дальше я, как всегда, просыпаюсь. Упав ночью восемнадцать лет назад в какую-то расщелину, я потерял сознание и тем самым сохранил себе жизнь. Уже утром летучий отряд рогорцев с сыном барона Корга и горстка лехов моего отца нашли пепелище очередной разоренной деревни… И меня, единственного уцелевшего ребенка, по счастливой случайности оказавшегося похищенным ранее сыном барона Руга.

В то время отец представлял в Рогоре интересы Республики, в качестве советника в баронстве Корг. Именно в Рогоре он встретил любимую жену – дочь одного из старейшин предгорных селений, формально зависимых от Корга, – и именно в Рогоре он ее потерял. Маму похитили вместе с сыном во время путешествия к ее родителям, торхи сумели перебить всю охрану. Небольшой отряд рогорцев и лехов преследовал хищников, но был вынужден оставить свой поиск в степи. Иногда торхи брали выкуп за пленников и честно их отпускали, но в тот раз степь промолчала…

– Кошмары мучают меня с самого детства, отец. А ты целых десять лет провел на границе Рогоры и степи, препоручив мое воспитание наставникам. В итоге я не знал ни матери, ни отца… Я не обвиняю тебя, я даже представить боюсь, как сильно ты ее любишь и какова боль твоей утраты. Никто не может себе этого представить… После ты мог выбрать жену из сотни девушек, но не сделал этого. Я горжусь тобой, честно, очень горжусь. И очень люблю тебя, правда. Но давай не будем об этом?

Отец лишь крепко сжал мое плечо, чуть привлекая к себе.

– Ты все же решил с ней объясниться.

– Да, сегодня. Я знаю, ты против…

– Я не против, сынок. Просто я боюсь, что у вас ничего не получится.

– Отец…

– Пойми ты, она из богатой и влиятельной семьи, к тому же красавица. Даже если Хелена поддастся чувствам, согласие на брак должны дать ее родители – те самые родители, что не считают нас ровней.

– Но почему?! Мы тоже не бедняки!

Родитель лишь поморщился в ответ. То ли от моей несдержанности, то ли при упоминании о собственном достатке.

– Нет, не бедняки. Но не сравнимся с семьей Хелены! С их возможностями ее ждет судьба придворной дамы, а тебя… Тебя ожидает стезя или военного, или советника.

– Я не вернусь в Рогору!

– Ты воспротивишься воле короля?

Проклятье!.. Слишком много плохого связано с моей родиной, чтобы я желал отправиться в Рогору служить советником, но тут отец прав – воле короля не воспротивишься. Советники набираются из таких же родов, как и наш, – не очень влиятельных, не очень богатых, зато честных и преданных короне.

Вот только за честную службу редко воздают по достоинству: при дворе правят бал лизоблюды, интриганы, дорогие (и не очень) шлюхи дворянских кровей, сиречь фаворитки… Но и проживать жизнь честного служаки, которого ни во что не ставят, как-то не хочется. Уж лучше военная стезя: хотя сейчас и нет войн, но в недалеком будущем все возможно, а при удачном раскладе можно достичь определенных высот!

– Нет, противиться воле короля я не стану. Но и от Хелены не откажусь. Я люблю ее.

Чуть усмехнувшись, отец крепко сжал мне руку:

– Раз любишь, действуй. Но голову не теряй.

Несмотря на некоторую бедность рода, дворянское наше гнездо располагается всего в паре часов верховой езды от столицы. А в самой Варшане у нас имеется неплохой, парадный, так сказать, дом – с парой слуг, конюшней и моими самыми дорогими нарядами, которые только и можно надеть на прием к князю Разивиллу и последующий бал.

Вертясь у большого зеркала, словно юная пани (вот уж сравнение), я придирчиво расправляю новый камзол, после чего старательно нахлобучиваю шляпу с перьями – последнее веяние моды из самой Ванзеи[14 - Выдержка из географического сборника путешественника и писателя Конрада Мазовского:«Ванзея – самое западное государство срединных земель, примыкающее к Великому морю. Благодаря теплому климату в Ванзее хорошо развито земледелие, что делает страну очень богатой.Ванзейские дворяне весьма задиристы, а власть короля не слишком прочна. В то же время ванзейцы по праву считаются законодателями мод, а ванзейское вино считается одним из самых лучших, а значит, и дорогих.Республика и Ванзея не имеют естественных границ, зато имеют общего, граничащего с обоими государствами соперника – княжества и герцогства фрязей, Лангазский торговый союз.]. Вроде неплохо. Очередной раз приложившись к бутылке сладкого молодого вина – некрепкое, чуть-чуть для храбрости – и закусив его соленым, терпким сыром, вновь верчусь перед зеркалом, словно в пируэте. Ну, кажется, сойдет.

– Халеб! Поднимай возницу, опаздывать к Разивиллам ни в коем случае нельзя!

Можно было бы верхом, но в столице нынче в моде кареты – наверное, потому, что самые знатные представители элиты разожрались столь страшно, что верховая езда стала для них непосильным испытанием. Бедные кони облегченно выдохнули…

Сбежав по лестнице вниз и выскочив в пустой двор, я словно ныряю в теплый, обволакивающий воздух вечерней Варшаны, пропитанный запахом многочисленных цветов, ароматами костров и томящегося на огне мяса… Район для… скажем так, среднего класса с претензией на зажиточность наполнен всевозможными тавернами, чистыми и достаточно респектабельными для шляхты[15 - Шляхта – дворянское сословие в Республике.] средней руки (вроде меня), не самых бедных купцов и верхушки цеховых ремесленников. Поэтому запахи окороков, неторопливо коптящихся «по-горячему», румяной свинины, истекающей жиром на углях, скворчащих на сковородках колбасок буквально сбивают с ног. Находиться на пустой желудок здесь решительно невозможно.

Женская же половина населения успевает за последней модой, опять-таки ванзейской, в части разведения садов и цветников. Кто побогаче разбивает настоящие оранжереи с ароматными и сочными «восточными яблоками», покрытыми толстой, золотисто-оранжевой кожурой. По слухам, они помогают от многих болезней, да к тому же, смею судить, весьма приятны на вкус.

– Халеб!!!

Возничий мгновенно показался в воротах:

– Господин, все готово! Экипаж дожидается вас на проспекте!

Забравшись в открытый легкий тарантас, поудобнее усаживаюсь на заднем сиденье.

– Вперед!

– Через Королевский парк по Господарскому мосту?

– Успеем? Мне необходимо быть у Разивиллов через полтора часа!

– Будем через час!

– Ну, тогда по Господарскому, да с ветерком!

Тарантас мягко тронулся – качественная фряжская выделка – и не спеша покатил по узеньким улочкам Белого квартала, названного так по цвету стен, подчеркивающему довольно высокое положение его жителей. «С ветерком» будет чуть позже, на широких проспектах у Королевского парка.

Любуясь открытыми верандами таверн, во множестве украшенных домашними цветами, я невольно восторгаюсь Варшаной, жизнь в которой бьет ключом круглые сутки.

Раннее утро – время ремесленников, спешащих со всех концов города к рабочим местам. Шустрых, чумазых, еще свежих после сна и оттого жизнерадостных – по крайней мере складывается именно такое впечатление, когда заслышишь их остроумную и насмешливую перебранку.

День посвящен делам купеческим и обращениям дворян, направленным или городскому магистрату, или Совету господарей[16 - Совет господарей – один из наиболее значимых органов администрации Республики. Выше Совета господарей лишь сейм и сам король.], или даже самому королю. Но вечер – это время преображения деловой и где-то даже напыщенной, гордой Варшаны в веселую хохотушку и гуляку – такое приходит сравнение, коль бросишь взгляд по сторонам. Везде слышатся беззаботный смех, уже хмельные выкрики и песни, глаз радуют молодые варшанские панночки, чудо какие симпатичные. Иной раз бросишь взгляд даже на неблагородную молодую девушку в мешковатой поношенной одежде – а сердце вдруг сбивается с привычного ритма, когда видишь ласковую, приветливую улыбку, свежую и нежную, словно лепестки сирени, кожу, ниспадающие на лицо непослушные локоны… И с самого вечера горожане веселятся, смеются, поют, танцуют… уединяются в укромных уголках узких переулочков, где не пройдет случайный прохожий и куда не додумается идти искать счастья ночной тать.

Чем становится темнее, тем больше огней зажигается в городе, тем чаще слышны громкий смех, и разной мелодичности песни, и музыка на любой вкус. Уличные трубадуры и актеры дают представления на импровизированных сценах, восточные мастера укрощают огонь, превращая сие действо в изумительной красоты зрелище… Из жарких южных земель в наши патриархальные края в свое время переселились оживленные италайские маскарады[17 - Италайа – самая южная из срединных земель, со всех сторон омываемая внутренним морем. Известна винами, одной из лучших школ парных клинков и дико разнузданными нравами как мужчин, так и женщин.] – и теперь каждую ночь столица оглашается разнузданным весельем тех, чье лицо скрыто маской, людей, которых никто не узнает и не уличит в разгуле и разврате.

Я люблю это время Варшаны, сливающееся в единый, тянущийся до утра праздник, – даже несмотря на грабителей, нередко промышляющих на маскарадах, на тела загулявших парочек, порой всплывающих ниже по течению Влатвы… Но общую атмосферу праздника портит сермяжная правда, изреченная когда-то отцом:

– Ради того чтобы эти столичные бездельники прожигали жизнь в бесконечном разврате и пьянстве, бедные республиканские кметы без всякого продыху горбатятся на уже прекратившей рожать земле!

И он, как всегда, прав. И фрязи, и ванзейцы, и руги, и прочие наши соседи, далекие и не очень, отмечают, что жизнь крестьян в Республике больше похожа на рабство – до того бесправны, забиты и голодны наши кметы…

Влажная свежесть, потянувшая от Королевского канала – самый широкий рукотворный канал в срединных землях[18 - Выдержка из географического сборника путешественника и писателя Конрада Мазовского:«Срединные земли – область известного нам мира, Окуйены, заселенная цивилизованными и просвещенными народами. На юге срединные земли граничат с внутренним морем и бескрайней степью (Великий ковыль), на востоке – с землями ругов, на юго-востоке – с Заурским султанатом, на западе – с Великим морем, на севере – с холодным морем, за которыми лежат также известные нам острова свегов и нурман – прославленных своей свирепостью мореходов и разбойников.Всего же в срединных землях насчитывается пять государств: Гиштания на юго-западе и Ванзея на западе, Италайа на юге, феоды (княжества и герцогства) фрязей, подконтрольных союзу Лангазы, – в центре и на севере срединных земель, и Республика на севере и востоке.Правда, руги также относят себя к народам срединных земель… Но кто же будет считать этих варваров за людей цивилизованных и просвещенных?»], не менее трехсот шагов! – отвлекает от грустных мыслей. Не хватало еще раскиснуть перед приемом. Наши с отцом кметы живут в достатке, а большего не изменить! Да и нечего признавать за родителем непогрешимость суждений, все ошибаются. Уж насчет Хелены он точно не прав!

Ускорившийся наконец Халеб вкупе с потрясающим видом Королевского парка снова подняли мне настроение. Центральный Варшанский парк – ухоженный кусок древнего леса с вековыми дубами, среди которых в свое время находили укрытие окрестные жители, не успевшие бежать в крепость во время набега торхов. Да, в былые времена закованная в броню конница степняков, многочисленная и дисциплинированная, не знала поражений в бою с витязями ругов и рыцарями лехов и доходила до самой столицы. Но времена меняются, империи кочевников распались, мы же, наоборот, стали сильнее – и лишь Королевский парк остался одним из немногих свидетелей бушующих в прошлом гроз.

Но с вымощенными аллеями, украшенный многочисленными цветниками, фонтанами, беседками, отгороженный от непрошеных гостей искусно выкованной оградой – теперь Вандубар стал любимым местом прогулок шляхты: молодых и не очень дворян и дворянок, единственных, кого допускают насладиться красотой Королевского парка.

Оставив возницу у самой ограды загородного поместья Разивиллов, я с некоторым трепетом в очередной раз одернул парадный камзол, поправил шляпу и плащ, пригладил перья и решительно прошел под литой аркой, увенчанной сражающимися драконами. Рука как-то сама собой стиснула рукоять легкой рапиры, но в то же мгновение отпрянула – не хватало еще показать, что я волнуюсь перед приемом у князя! Пусть он настоящий магнат, но мой род не менее славен и также уходит корнями в глубокую древность!

Пытаясь успокоить нахлынувшее, по большому счету естественное волнение, замедляю шаг и уже неспешно так, с некоторой ленцой иду по вымощенной широкой дороге к парадным вратам дворца Разивиллов. По обе стороны ее освещают десятки вставленных в специальные подставки факелов – что же, красиво, эффектно и даже романтично. Парк, украшающий поместье, немногим уступает Вандубару – и как же хочется уединиться с Хеленой в одной из его многочисленных беседок, как же хочется прильнуть в его тени к полным, нетронутым еще поцелуем губам…