Время вызова. Нужны князья, а не тати

В секции действовало суровое правило: оценивать можно каждого – хоть сверстника, хоть президента, но высказывать суждение или критиковать – только тех, по сравнению с которыми ты сумел добиться большего. Поэтому взрослые для пацанов были как бы вне критики. Мол, сначала вырастите, станьте кем-то, а уж затем… Как-то раз, во время очередного пьяного выверта нашего «гаранта» в раздевалке разгорелся жаркий спор. И Виктор прекратил его фразой: «Один умный человек сказал: «Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами и парикмахерами».

«Виктор Петрович, – разгоряченно встрял Пагрушев, – неужели вы считаете…»

«А ты, Пагрушев, еще даже и не парикмахер, – закруглил разговор Виктор и жестко закончил: – Все ясно?»

«Ясно-о…» – уныло протянули остальные, и разговор увял.

Наверное, такой подход был не слишком правильным, но Виктор терпеть не мог людей, которые громогласно ругают всех и вся, а свое собственное дело делают из рук вон плохо, находя для этого сотни «железных» оправданий: и начальники у них идиоты, и подчиненные уроды, и сослуживцы все вокруг лентяи и бездари, и в стране бог знает что творится – а вы хотите…

– Значит, так, ребята, – начал Виктор, – секция у нас пока распускается. Что будет дальше – посмотрим. Если будет возможность – поддерживайте форму, но только общефизическими упражнениями. Никаких бросков и спаррингов на необорудованных площадках – поломаетесь.

– Виктор Петрович, а поход?

Каждое лето они с пацанами ходили на байдарках по рекам и озерам. Однако получится ли что-то на следующее лето, Виктор не мог представить даже и без проблем с увольнением. Спортклуб, в котором они брали напрокат лодки и палатки, был на грани закрытия. Людям как-то перестало быть интересно всё – от собственного здоровья до открытия мира, все бросились зарабатывать деньги…

– Ну… поход ведь планируется летом? А сейчас осень. Так что… поживем – увидим. – Он с деланой уверенностью улыбнулся: – Ну ладно, ребята, всем пока. У меня еще сегодня много дел…

Едва он завернул за угол школы, пришлось притормозить. Дорогу перекрывал огромный джип с затонированными до черноты стеклами. Виктор тихонько вздохнул. Он знал, чей это джип, и предполагал, какой разговор ему предстоит…

Когда он подошел вплотную, огромная правая передняя «калитка» медленно распахнулась и густой сочный бас негромко произнес:

– Витя, не торопись, разговор есть.

Виктор остановился. Щелкнула левая передняя дверца.

– Ты присядь. Как говорят, в ногах правды нет.

Виктор хмыкнул:

– А в чем тогда – в жопе?

– Ну вот ты уже и ощетинился, – неодобрительно произнес хозяин джипа, – а ведь я к тебе по-доброму…

Виктор вздохнул:

– Да уж, извините, Владимир Николаевич, сорвалось… – И полез внутрь джипа.

– Ну ничего, ничего, – успокоил его хозяин машины, – я ведь понимаю, каково тебе сейчас.

Виктор уселся на широкое кожаное кресло, почти диванчик, и повернулся к собеседнику.

– Вот, знакомься, – произнес Владимир Николаевич, кивая в сторону человека, уютно устроившегося на заднем диване. – Бальтазар Иннокентьевич. Мой, так сказать, финансовый советник.

Виктор вежливо кивнул:

– Очень приятно. Виктор.

Финансовый советник, обладавший столь экстравагантным именем, впрочем, вполне соответствовавшим его внешности (Виктор до сих пор подобные элегантные «испанские» бородки видел только у актеров в кино), доброжелательно улыбнулся и кивнул в ответ.

– Я вот интересуюсь, – начал разговор Владимир Николаевич, – ты что дальше делать думаешь?

– Пока не знаю, – пожал плечами Виктор, – только… Владимир Николаевич, я вас очень уважаю – и как тренера, и как человека, но к вам я не пойду.

– А ты подумай. Я своих не обижаю. Вон Игорек – и помоложе тебя, и на ковре, прямо скажем, тебе не чета, а за полгода у меня уже на «девяносто девятую» накопил.

– Угу, – хмыкнул Виктор, – а Степа или Саша Маленький, они как?

– Ну, – развел руками Владимир Николаевич, – жизнь сейчас такая. Зато семьи не обидели. Степиной жене с квартирой помогли, матери Саши Маленького опять же пенсию платим. И не такую, которую наше родное государство положило… Ты пойми, сейчас ни на милицию, ни на партком, ни на добрых людей надежды нет. Нет больше страны – развалилась вся, на мелкие кубики рассыпалась. Нынче каждый за себя. И только самые сильные в стаи сбиваются. Чтоб кусок пожирнее ухватить. Потому как даже сильному в одиночку мало-мальски приличный кусок не удержать. И я тебя как раз в такую стаю зову. Потому как знаю, что ты тоже сильный. Но один все равно пропадешь. А уж кем ты в нашей стае станешь – от тебя самого зависит. – Он замолчал.

Виктор ответил не сразу:

– Знаете, Владимир Николаевич, спасибо вам, конечно, за всё, но только… чем больше вы меня уговариваете, тем меньше мне хочется к вам идти. Стая… это не для человека. Это звериное. Я знаю, многим лестно, когда их, скажем, с волками сравнивают. Ну как же – сильные, отважные, хищники опять же… Да только это доказывает, что они и сами – не люди, а так – зверье или даже зверьки… Потому и человеческого в себе как бы стесняются. А я – человек. И мне все это совсем не лестно. Так что извините, но… мне пора…

Когда тяжелая дверца джипа захлопнулась, с заднего сиденья подал голос Бальтазар Иннокентьевич:

– Не понимаю я, Владимир Николаевич, что это вы перед молодым человеком рассыпались. На моей памяти вы еще ни с кем так нежно не разговаривали.

– Да жалко его, – протянул хозяин джипа, – батя у него партийный был. Но из настоящих. Которых в партии было раз-два и обчелся. Эта баба, директриса, знаете из-за чего на парня взъелась? Его отец ее мужа как-то крепко прижал на воровстве. Муж ее тот еще жук был, райпотребсоюзом руководил. Еле в тот раз отвертелся, да и то через инфаркт. Вот она теперь и мстит. А парень молодец – не ломается. Только пропадет он сейчас. Гордый больно. А сейчас таких не любят. Сейчас послушные нужны.

– Ну да, – хмыкнул Бальтазар Иннокентьевич, – то-то вы его так уговаривали.

– А у вас-то что за интерес? – недобро покосился на своего финансового советника хозяин джипа.

– Ну… я ведь ваш финансовый советник, – рассмеялся тот, – и должен знать, на какой слабости вас конкуренты подловить смогут. Так что давайте, колитесь.

Владимир Николаевич нахмурился и уже открыл рот, чтобы резко осадить этого неизвестно что о себе возомнившего наемного финансиста, но затем, наткнувшись на его взгляд, неожиданно захлопнул рот и, повинуясь какому-то непонятно откуда взявшемуся побуждению, заговорил:

– Так ведь он из настоящих… Эти ребятки, кто сейчас подо мной, – они все шакалы. Каждый норовит под себя подгрести. И пока нам жирные куски достаются, то да, они на меня молиться готовы. А если что не так – первыми сдадут. Не ментам, нет, ну кто сейчас ментов боится? А тому же Жоре Мухобою. Или Ковалю. А Виктор, если уж он на мою сторону встанет, то не предаст.

– Вот оно как?.. – задумчиво протянул Бальтазар Иннокентьевич…

В прихожей его никто не встретил. Виктор снял ботинки, плащ и прошел в комнату. Сонька спала, еле слышно посапывая и пуская счастливые пузыри. Виктор постоял над кроваткой, млея от счастья, потом тихонько отошел, стянул через голову свитер и отправился в ванную мыть руки.

Нина сидела на кухне. Перед ней стояли початая бутылка коньяка и пепельница, в которой было смято три окурка. Сбоку лежала распотрошенная плитка шоколада. Виктор остановился в дверях и окинул эту картину сумрачным взглядом.

– Ну что, добился своего? – зло бросила жена. – Теперь всё, безработный. Туда тебе и дорога, Крагин. Совсем ты не от мира сего. Все люди как люди – зарабатывают, вон Тишкины квартиру поменяли, в сталинском доме взяли. А ты… – Она всхлипнула и дрожащей рукой поднесла зажигалку к новой сигарете.

Возражать было бессмысленно. Любые возражения только усиливали злость. Виктор молча прошел к плите и поднял крышку кастрюли. Как он и ожидал, в кастрюле было пусто.

– А не из чего готовить, – с издевкой произнесла Нина. – Муж не зарабатывает, вот и живем впроголодь. Ребенка бы хоть пожалел!

Виктор скрипнул зубами и молча вышел.

Нина была первой красавицей на курсе. И весьма себе на уме. И к выбору мужа тоже вроде как подошла с практичной точки зрения. Ну еще бы – сын второго секретаря обкома! «Золотая молодежь», блин. Только вот семья папочки оказалась совсем не такой, какой она себе напредставляла. Никаких распределителей, никаких директоров магазинов с дефицитом у порога, никаких зарубежных поездок по линии «Спутника». Скромная трехкомнатная квартирка. А из всех благ – только дежурная машина у подъезда и редкие заказы из обкомовской столовой, как у обкомовских машинисток и письмоводителей. И не напоказ, а потому что люди привыкли так жить и считали такую жизнь правильной. У практичной девочки, которую мама довольно рано научила, как она, жизнь, устроена на самом деле, просто не укладывалось в голове, как это, имея такие возможности, так жить…

Виктор вышел на балкон. Этот удар был гораздо больнее. Но, с другой стороны, все к тому и шло… Ладно, и это перебедуем как-нибудь…

Он вернулся на кухню, залез в холодильник и достал из морозилки слипшиеся пельмени. В холодильнике действительно было пустовато – в углу морозилки сиротливо притаились пара куриных окорочков и небольшой кусочек масла. Но голодать никто не собирался. Да и коньячок, который жена себе прикупила, не три копейки стоил. Нина не обратила на его манипуляции никакого внимания. Она молча сидела и курила, уставив взгляд в одну точку.