Наполеон. Изгнание из Москвы

Боевые качества войск союзников тоже были очень разными. Самыми преданными и наиболее агрессивными из всех Наполеон считал поляков, многие из которых сражались вместе с французами еще с того момента, как Бонапарт вступил в Варшаву в 1807 году, и чьи уланы считались одними из лучших в его армии. Следующими после поляков энтузиастами, ввязавшимися в это предприятие, были некоторые из южных немцев, согласившиеся скорее воевать на стороне французов, чем быть вместе со своими северными братьями – пруссаками. После них шли некоторые итальянские полки под командованием пасынка Наполеона, принца Евгения де Богарне. Несмотря на свое южное происхождение, эти люди пережили суровую русскую зиму намного лучше многих северян, и, кроме всего, это были войска, заслуживавшие доверия. В конце этого списка шли австрийцы, участвовавшие в кампании потому, что Наполеон недавно женился на дочери их императора, и малые национальные группы: испанцы, чье правительство воевало с Францией на другом конце Европы, португальцы, правительство которых активно поддерживало Веллингтона в борьбе с Наполеоном на испанском полуострове, и голландцы, чья родина уже присоединилась к Франции, а на ее троне сидел брат Наполеона, Луи, которого корона только тяготила, из-за чего он впал в немилость.

Самое слабое звено императорской армии, без сомнения, 30 тысяч пруссаков, размещенных по самому левому флангу, куда они попали за свои настроения. Пруссия продолжала страдать после катастрофических поражений при Йене и Ауэрштадте и медленно возвращалась к жизни как единая нация, ожидая того дня, когда она вернет себе былую независимость. Патриотизм еще теплился среди гражданского населения прусских городов и деревень. Тугендбунды – национальные освободительные союзы – уже набирали силу, только подогреваемые жестокой политикой французов, как никогда при спокойной обстановке. Французский курьер, в одиночку скачущий по Пруссии, мог не опасаться за свою жизнь так, как в оккупированной Испании, где французов с постоянно возраставшим риском вынуждали перемещаться от одного военного поста до другого.

Впрочем, сила наполеоновской репутации позволяла удерживать эту многоязыкую армию вместе вплоть до поражения. Никто не мог предвидеть, что военная машина такого качества и таких размеров будет уничтожена в течение недель. Когда это случилось, не особо ревностные союзники разбежались, как шайка разбойников. Не пройдет и пяти месяцев с момента возвращения Наполеона во Францию, как выжившие в этом походе солдаты союзных контингентов пойдут воевать против него, те же, кто остался с императором, соберутся дезертировать с поля боя, что многие из них и сделают во время Саксонской кампании следующего года.

Выпавшие на долю почти сорокатрехлетнего Наполеона трудности едва ли повлияли на его физическую форму. Он, страдая от редких приступов болезни мочевого пузыря, все еще был в состоянии провести весь день в седле, а ночью диктовать свои приказы. Его ум живо реагировал на непредвиденные обстоятельства, и единственным, что могло повредить этому, была присущая императору тенденция избегать возможного риска при принятии решений. Один из случаев такой «предусмотрительности» случайно совпал с обострением болезни мочевого пузыря и, наверное, стал причиной поражения в этой кампании.

Под прямым командованием Наполеона находилось несколько самых блестящих солдат всех времен, людей, чьи легендарные имена, личная доблесть и тактическая выучка были бесспорными в глазах их врагов.

Первый корпус возглавлял маршал Даву, суровый профессиональный солдат, чья настойчивость, строгость по отношению к непокорным штатским и нешуточное чувство долга снискали ему прозвище «железный маршал». Будучи фанатично преданным Наполеону, он был блестящим стратегом, наверное самым лучшим из маршалов. Его личная репутация оставалась незапятнанной даже тогда, когда Наполеон лишился своей власти. Он – единственный офицер высшего ранга во Франции, который с чистой совестью мог вернуться под Наполеоновы стяги с орлами после побега императора с острова Эльбы в 1815 году.

Вторым корпусом командовал маршал Удино, сын пивовара, когда-то бывший гренадером. Вскоре его армия отделится от основных сил, и он будет вынужден вести самостоятельную войну против Витгенштейна на левом фланге. Удино – бесстрашный человек – становился, однако, импульсивным, когда рядом не было руководящей руки Наполеона. Успех операции здесь, на левом фланге, обусловился тем фактом, что Удино был ранен в начале кампании и командование перешло к блестящему и эксцентричному Сен-Сиру, бывшему мастеру на все руки, получившему свой маршальский жезл в России, что само по себе явилось уникальным достижением.

Несравненный Мишель Ней командовал Третьим корпусом, находясь в самом центре и возглавив пехотное наступление. Ней, блестящий тактик, считал, что для объективного планирования нужен трезвый расчет. Обычно он находился в гуще сражения, среди своих стрелков и поэтому не мог осуществлять руководство повсюду, но как лидер и вдохновитель солдат он не знал себе равных. В этой кампании он заслужил безграничное восхищение как у друзей, так и у врагов.

Принц Евгений, здравомыслящий замечательный человек, пасынок Наполеона, смелый, умный и безгранично преданный императору, командовал Четвертым корпусом, состоящим из итальянцев. Он с лихвой прославился во время этого похода. Князь Понятовский, польский патриот, командовал Пятым корпусом. Шестой корпус в начале кампании, до момента ранения Удино, возглавлял Сен-Сир. Генерал Ренье, большой друг Нея и такой же, как он, ветеран, бесстрашный в бою, командовал Седьмым корпусом, а охотник до удовольствий младший брат Наполеона Жером, король Вестфалии, неудачно выбранный командиром Восьмого корпуса, находился на правом фланге Великой армии.

Жером не долго продержался на своем посту. Вскоре его сняли, и он, преследуемый гневом своего ужасного брата, отправился домой.

Маршал Виктор, бывший мальчишка-барабанщик и до революции сержант, напыщенный, импульсивный человек, которого никто не любил, с репутацией агрессивного бойца, сопровождавшей его уже очень давно и ставшей впоследствии причиной многих бед для его товарищей, командовал Девятым корпусом.

Маршал Макдональд, сын выходца из шотландского клана, командовал ненадежными прусскими солдатами на левом фланге. Он не принял в кампании такого активного участия, как остальные. Маршал Ожеро, бывший лакей и «солдат удачи», возглавлял Одиннадцатый корпус, но оставался с гарнизонами в Германии, в то время как основные силы армии продвигались в глубь страны. Маршал Мюрат, зять императора и самый известный кавалерист в мире, командовал Двенадцатым корпусом, находящимся в центре, и был задействован всю дорогу до самой Москвы.

Мюрат, наверное, самый колоритный из людей, окружавших Наполеона. Он славился демонстрацией на поле боя своего блестящего позерства, проявлявшегося в экстравагантных нарядах, которые он себе придумывал, и плюмажах. Вооружившись золотым маршальским жезлом, Мюрат лично возглавлял многие из своих атак, и, еще до появления армии в Вильно, его балаганные выходки уже стали предметом обсуждения на биваках казаков, на которых они действовали как красная тряпка на быка.

Шварценберг, австрийский генерал, находился на самом краю правого фланга вместе с Тринадцатым корпусом, состоявшим из австрийцев, против их воли втянутых в эту войну. Через несколько месяцев он предаст французов. Пройдет чуть более года, и он возглавит войска Габсбургов в новой коалиции, созданной для того, чтобы разжать сдавившие Европу имперские тиски.

Вместе со Старой и Молодой гвардией, состоявшей из 40 тысяч ветеранов-усачей, были трое других известных военачальников, маршалов и командиров, прошедших самую лучшую выучку в наполеоновской школе ведения войны. Старой гвардией командовал Бессьер – вежливый, спокойный и внимательный человек, безгранично преданный своему императору.

Мортье, сын мелкого фермера, возглавлял Молодую гвардию. Во время отступления, похоронившего репутацию многих, он сумел сохранить свою честь. У добродушного великана Мортье никогда не было врагов, а восхищавшиеся им британцы выражали в его адрес намного больше комплиментов, чем столетие спустя Восьмая армия Монтгомери в адрес генерала Роммеля[5 - Во Вторую мировую войну Бернард Лоу Монтгомери командовал Восьмой армией в Северной Африке, которая под Эль-Аламейном нанесла поражение итало-немецким войскам под командованием Роммеля.]. Солдаты очень любили и его, и Бессьера. К третьему маршалу, скакавшему вместе с гвардией, пятидесятилетнему Лефевру, некогда королевскому сержант-майору, а теперь герцогу, ветераны испытывали не только уважение, но и глубокую привязанность. В самые трудные дни отступления маршал демонстрировал мужество и стойкость, которые сделали бы честь и намного более молодому человеку.

Вместе с армией двигались шесть соединенных между собой обозов и один осадный парк, которым командовал генерал Эбли, невероятно способный сапер, по этому случаю спешно выписанный из Испании. Но главнее всех этих людей был работавший день и ночь мозговой центр армии Наполеона, маршал Бертье, участвовавший во всех войнах императора начиная с первой Итальянской кампании 1796 года.

Непоколебимая репутация Бертье как начальника генерального штаба была поистине превосходной. Он обладал феноменальной памятью и имел более высокие, чем у Наполеона, административные способности. Должность Бертье была очень сложной, поскольку многие маршалы испытывали неприязнь друг к другу и никто из них не мог смириться с тем, чтобы сражаться под командованием другого. Поэтому Бертье выступал еще и в качестве своего рода третейского судьи между соперниками, стремившимися к императору. Его физическая выносливость равнялась его блестящему таланту администратора. Маленького роста, аккуратно одетый человек с изысканными манерами, он мог днями идти без отдыха, сохраняя тем не менее такую же ясную голову, как и в первые часы похода. Бертье был незаменим до тех пор, пока помогал координировать стратегию других и не проявлял собственной инициативы.

4

Против этого великого множества, ведомого наиболее способной группой профессиональных солдат, которых когда-либо рождала одна нация за одно поколение, выступили русские армии, разбросанные далеко друг от друга и насчитывавшие, по слухам, около 200 тысяч солдат[6 - По данным СЭС, русские войска насчитывали около 240 тысяч.].

Ими командовали три русских генерала, действовавшие независимо друг от друга, что значительно снижало их шансы на сопротивление этому потоку вторжения до тех пор, пока без лишнего промедления не установилось наконец единого командования. Так и случилось, но только после того, как они оказались на волосок от гибели по отдельности друг от друга, в лучших традициях Наполеона.

Обычно русскими армиями того времени командовали лично монархи. Именно это послужило причиной поражения при Аустерлице, случившегося в 1805 году, и, наверное, память об этом заставила Александра I пожинать плоды убежденности своих советников в том, что ему не следует единовластно командовать армией, а скорее удалиться на время войны в Санкт-Петербург.

История династии Романовых богата эксцентричными и загадочными царями, но Александр был, наверное, самой большой загадкой из всех. Никто, даже такой признанный психолог, как Наполеон Бонапарт, не мог понять его характера ни с момента их первой встречи на плоту в Тильзите, ни в тот день, когда царь, возглавляя победоносные эскадроны, вступившие в Париж, нанес визит вежливости бывшей жене своего противника. Даже много времени спустя последующие поколения русских, французов и британцев пытались дать свою оценку моральным и умственным достоинствам этого сильного, красивого и изящного человека, деспотично управлявшего миллионами русских, когда в 1812 году на их родину напали враги. Александр так и остался загадкой, идеалистом, героем и одновременно с этим человеком слабовольным, большие способности которого были так же бесплодны, как таланты чеховского интеллигента среднего класса. Он обладал телосложением и благородством Байарда, чьи подвиги лишены содержания и, соответственно, формы.

Его внешность, вне всякого сомнения, производила впечатление на окружающих. Современники говорят о том, что у него были глаза «небесно-голубого цвета». От своей матери, бывшей родом из Вюрттемберга, он и некоторые из его наследников унаследовали великолепное телосложение, позволявшее им сочетать в себе недюжинную силу и необычную, почти женскую грацию. В любой момент, как уже говорилось, Александр мог принять позу небрежного величавого властелина, что могло очаровать даже такого необыкновенно проницательного человека, как Талейран. В то же время Александр в случае необходимости мог превратиться в полудикого казака-партизана.

Его отец, Павел I, царь в старых традициях, фанатично, до самодурства помешанный на дисциплине, в своих поступках руководствовался сиюминутными настроениями. Говорили, что Павел, наблюдая за офицерами, маршировавшими на плацу во время парада, был готов озолотить их или повысить в звании, если маневры выполнялись безупречно, и отправить в Сибирь за малейшую провинность. Все очень сильно зависело от его настроения. Павла ждала та же участь, что и многих русских правителей. Его сначала оглушили, а потом задушили солдаты дворцовой гвардии, и есть определенные подозрения, что его наследник был молчаливым соучастником убийства. Александру до конца своих дней так и не удалось избавиться от обвинений в отцеубийстве, и, пожалуй, это и еще его либеральное образование, полученное от французского воспитателя Лагарпа[7 - Ошибка автора. Воспитатель Александра I Фредерик Сезар де Лагарп был швейцарцем. Возможно, Делдерфилд путает его с Жаном Франсуа де Лагарпом – французским драматургом и теоретиком литературы.], объясняет странности в его характере, проявившиеся во время такого богатого событиями царствования. На поверку он оказался искренним идеалистом с крайне либеральными для русского царя идеями. Ему привили взгляд на Французскую революцию как на прогрессивное и желанное событие, и после смерти своего отца он окружил себя молодыми людьми, горя желанием реформировать Россию от начала и до конца и поставить ее в один ряд с самыми конституционными монархиями Запада. Под их влиянием Александр стал заложником обещания, данного самому себе и состоявшего в том, чтобы дать России конституцию, отменить крепостное право, основать бесчисленное количество университетов и стать самым любимым монархом в русской истории. Он даже думал том, чтобы дать Польше независимость. А еще он хотел покинуть царский трон и заняться исследованиями природы. Так получилось, что ни один из этих достойных проектов никогда не осуществился. Он действительно основал несколько учебных заведений, но России пришлось ждать еще почти 100 лет, пока в 1917 году она не удостоилась недолго просуществовавшей конституции, в то время как крепостное право номинально отменили только в 1856 году[8 - Ошибка автора. Крепостное право отменили в 1861 году.].

Но тем не менее было что-то очень трогательное и неподдельно отеческое в его отношении к русским людям в целом. Александр никогда не оставлял попыток то там, то здесь учредить какое-либо учебное заведение, чтобы вырастить в нем людей, способных поддержать будущее конституционное правительство, а его любовь к Родине, в избытке присутствовавшая у большинства русских людей, никогда не ставилась под сомнение.

Александр конечно же жаждал военной славы, что было свойственно всем Романовым, но жаждал славы освободителя, дающего гражданские свободы, о которых он действительно мечтал, и поэтому характерные черты сторонника строгой дисциплины, по счастью, отсутствовали в его характере. Он был законченным актером, и вместе с этим прирожденным дипломатом. Наполеон называл его «северный Тальма» и «сфинкс»[9 - Франсуа Жозеф Тальма – самый знаменитый французский актер того времени. Родился в 1763 году и дебютировал в Париже в роли Саида, в «Магомете». Его актерская карьера продолжалась и во время Консулата, и во время Империи. Наполеон был в восхищении от его игры и постоянно ходил на спектакли с его участием. Скончался Тальма в 1825 году.].

Воинские амбиции привели его к первому конфликту с Наполеоном, закончившемуся на Праценских высотах у Аустерлица, где Александр наблюдал, как на его глазах русскую армию наголову разбили. Заливаясь слезами, царь воскликнул: «Мы словно младенцы в руках этого гиганта!» Однако этот урок не прошел даром и в последующие семь лет во время своих уклончивых переговоров с Францией он познакомился с характером Наполеона намного ближе, чем любой из европейских самодержцев, настолько ближе, что, оказавшись в Париже спустя два года после вторжения Наполеона в Россию, он несколько самодовольно заметил: «А они говорили, что я глупец!» Впрочем, он ни в коей мере им не был. Во многих отношениях он был проницательным, настойчивым и решительным человеком, и в целом его поведение в течение нескольких следующих месяцев только подтвердило это. Александр играл с Наполеоном, как рыбак с большой рыбой, которая попалась на крючок, и решил и дальше придерживаться этой политики, хотя сначала и пережил шок от вторжения. Его твердость сохранять такую стратегию до логического завершения выражалась в замечаниях, которые он делал тем, кто предлагал ему заключить мир. «Скорее я отпущу бороду и до конца своих дней буду жить в Сибири, питаясь картошкой», – спокойно сказал он. В России борода означала принадлежность к крепостным. Только крестьяне, призванные на военную службу, имели привилегию брить бороду.

Тем не менее с начала вторжения участие Александра ограничивалось игнорированием попыток Наполеона перейти от увертюры к главному действию. Настоящее руководство оборонительной кампанией принадлежало в первую очередь Витгенштейну, защищавшему со своей небольшой армией Санкт-Петербург на севере, на левом фланге, Барклаю-де-Толли, командовавшему 120-тысячной армией, находившейся приблизительно в центре обороны, и князю Багратиону, стоящему с небольшой армией на юге. Четвертая армия, руководимая стремительным Чичаговым, увязла в боях с турками на Дунае и свою драматическую роль сыграла в более поздних событиях.

Из этой четверки Барклай-де-Толли и Багратион являлись наиболее интересными личностями, разница в характере которых была настолько велика, что послужила причиной многих неприятностей, пока оба они не оказались под единым командованием, начавшимся с назначения на должность главнокомандующего Кутузова, «старой северной лисицы» – ему нравилось, когда его так называли.

Предки Барклая – шотландцы, а сам он был литовцем, человеком чрезмерно осторожным, хорошо знавшим теорию ведения войны. Багратион познал искусство войны под знаменами неистового Суворова, о котором Байрон сказал: «герой и шут, полумерзавец, полудемон». Эти слова – точное описание Суворова: он был грозным противником на войне, способным вдохновить своих солдат на совершение невозможных подвигов, на доблесть и твердость, человеком, чья тактика ограничивалась только бешеными атаками на врага, где бы он ни появился. Багратион был вместе с Суворовым, когда этот демонический генерал очистил Северную Италию от французов, пока Наполеон находился в Египте, Багратион сопровождал Суворова во время его фантастического перехода через Альпы, после того как Массена разбил объединенные силы русских под Цюрихом[10 - Бегство Суворова из Швейцарии в сентябре— октябре 1798 года – один из самых изумительных подвигов в военной истории. Французы под командованием маршала Массена разбили австро-русских союзников и оккупировали Цюрих. Французский альпийский стрелок Лекурб со своими солдатами защищал вершину перевала Сент-Готард. У русского главнокомандующего не было другой альтернативы, кроме бегства через горы в равнины, что он и сделал, преодолев тройное расстояние, построив солдат в одну шеренгу, состоявшую из 15 тысяч невероятно голодных и босых солдат. Наполовину замерзшая, шедшая сквозь горные туманы и ночевавшая там, где ее застанет темнота, русская колонна сумела уйти благодаря блестящему командованию Суворова и Багратиона.]. Багратион с презрением относился к осторожности Барклая-де-Толли. Он хотел выйти в тыл французской армии, чтобы сделать отвлекающий маневр и тем самым либо остановить продвижение французов по направлению к Москве, либо заставить их воевать на два фронта.

Если бы его планы осуществились, только невероятное везение могло спасти его от окружения и уничтожения, попадись он прекрасному тактику, генералу Жюно, одному из самых близких друзей Наполеона, а не Жерому Бонапарту, брату Наполеона, охотнику за юбками, который мог быть кем угодно, но только не солдатом.

Так получилось, что русские медлили с генеральным сражением на протяжении всей дороги от Вильно до Бородина, находившегося недалеко от Москвы. Под Смоленском основные русские армии, за исключением Витгенштейна, защищавшего Санкт-Петербург и противостоявшего левому флангу французов, объединились под командованием Кутузова. Князь Багратион погиб в Бородинском сражении под Москвой.

В это время Александр, выбравший тактику выжженной земли, вынудил французскую армию безнадежно растянуться по всей опустошенной дороге длиной в 500 миль. Может быть, теперь Наполеон задумался над словами генерала Раппа, бесшабашного французского сорвиголовы, которые тот произнес во время небольшой вечеринки в Данциге, незадолго до начала вторжения. Наполеон тогда спросил у Бертье, начальника генерального штаба, и Мюрата, своего зятя: «Сколько лиг от Кадиса до Данцига?» Маршалы оказались слишком осмотрительны, чтобы дать ответ. За них ответил Рапп. «Слишком много!»– сказал он.

Глава 2

Дон Кихот поневоле

Ах, этот прекрасный народ!..

    Вдовствующая императрица Мария Федоровна в 1812 году

1

В своей прекрасно написанной книге «Наполеон Бонапарт. Взлет и падение» историк Д.М. Томпсон проводит интересную параллель между военными походами, которые совершили войска Наполеона, и расстояниями между современными городами в Великобритании. Для сравнения он представляет расстояние между Брайтоном, на южном побережье, и Эдинбургом как военный поход с несколькими привалами. Местами, где войско останавливается на привал во время этого воображаемого похода, становятся Лондон, Йорк, Дарлингтон и Бервик, которые означают Вильно, Витебск, Смоленск и Бородино, где Кутузов совершил остановку для решающего сражения.

Говоря о любом путешествии по России, мы склоняемся к одной мысли: путешествующему придется не только бороться с зимними холодами, но и учитывать, что в летние месяцы пеший бросок по бескрайним российским просторам может быть не менее изнурительным, чем марш-бросок в тропиках. Ветераны Великой армии и новобранцы в полной мере испытали на себе все прелести пешего похода начиная с момента переправы через Неман и марша на Вильно, куда они прибыли через пять дней.

Жара и облака удушливой пыли стали главными врагами солдат, несмотря на то что летние дожди временами орошали дорогу, разбитую множеством ног и колес. Пехота растянулась по всей дороге, согнувшись под тяжестью обмундирования, мушкетов, патронов, штык-тесаков, ранцев и съестных припасов, в рядах солдат почти сразу же начался ропот. Во время этого сурового испытания пало большое количество лошадей, фуража не хватало, и животные гибли, объевшись неспелой ржи.

Вскоре среди солдат начались острые приступы колик, и как раз с первого бивака, разбитого на территории России, стало казаться, что недисциплинированность, столь несвойственная императорской армии во время прошлых блестящих кампаний, стала проникать в нее. Возможно, это было вызвано отступлением русских, которые находились на расстоянии многих миль от французов.

Авангард, которым командовали Ней и Мюрат, в течение долгого времени изнывал от бездействия, так и не увидев достойного количества русских. Недисциплинированность распространилась и среди большого количества иностранных солдат рядового и сержантского состава, к этому добавились разноязычие и соперничество между собой. Уже упоминавшийся сержант гвардии Бургойнь, переправившийся через Неман 24 июня, до ночи с 28-го на 29 июня не слышал ни единого выстрела. Майор Марбо, командующий кавалерийским полком на левом фланге, который возглавлял старый гренадер Удино, вступил в бой днем позже, когда у местечка Вилькомир корпус Удино столкнулся с небольшой, мужественно сражавшейся армией Витгенштейна, стоявшей по дороге на Санкт-Петербург.

Между тем не было недостатка и в разных предзнаменованиях. За день до генерального наступления Наполеон, одетый польским офицером, очень неудачно упал с лошади, резко отскочившей от пробегавшего мимо зайца, тогда как в Вильно, некоторое время спустя, император Александр чуть было не получил серьезных травм, когда под его стулом провалился пол. В то время никто не задумывался над этими неприятными случайностями. Наполеон пользовался дурной славой плохого наездника, а в России всегда хватало «потемкинских деревень».