Последняя сказка цветочной невесты

– Не… – начала Индиго.

Я сдёрнул пояс, и она вздрогнула. Огни города раскрывали её в священных квадратах золота – изящный изгиб ключицы, родинку, маленькие высокие груди – словно лишь это было дозволено моему смертному взору.

– Вы посмотрели. – В голосе Индиго было скорее любопытство, чем обида. – Зачем, ведь вы знали, что это лишь заставит божество покинуть вас?

Я попытался взглянуть ей в глаза. Город подсвечивал её, и лицо было сокрыто в темноте, словно в космосе – целая вселенная, которую я жаждал познать.

– Чтобы доказать, что меня не страшат испытания.

– Вот как? – Она расположилась у меня на коленях.

Мои ладони, охватывавшие её бёдра, благоговейно проследовали выше, к её талии и грудям.

– Да.

Её губы коснулись моей шеи.

– А если испытание убьёт вас?

– Значит, убьёт.

Я почувствовал её улыбку кожей, её прохладные влажные зубы.

– Что ждёт нас в итоге? Когда вы переживёте все мои испытания? – спросила она, поднимаясь, притягивая меня ближе. – Скажите мне. Сейчас же.

– Благодать, – ответил я. – Вечная благодать.

После город во всём его блеске был для меня потерян. В тот миг я знал, что буду любить Индиго вечно.

Но ещё не знал, какую придётся заплатить цену.

На следующее утро Индиго взяла меня с собой, показать свою частную коллекцию. После двадцати минут езды её чёрный автомобиль остановился у арки из кованого железа. По обе стороны плющ и глициния душили высокие каменные стены. Большой ухмыляющийся полумесяц свисал с ворот, словно Индиго сорвала его с неба и хранила в качестве трофея.

Наполовину скрытая под плющом табличка гласила: LE MUSЕE DE LA BEAUTЕ PERDUE. Музей утерянной красоты.

Мы выбрались из автомобиля, и я прошёл за Индиго по усыпанной белым гравием дорожке в маленький лабиринт, где серафимы цвета слоновой кости пристроили свои крылья на изгороди высотой до плеча.

В конце лабиринта показался большой особняк. Снаружи он выглядел ржавым и позабытым, словно единственным его предназначением было подпирать шпалеры для чайных роз. Но внутри он оказался изящным, современным. Стены галерей были безупречно чисты, чтобы не отвлекать внимание от заключённых под стеклом фрагментов манускриптов и железных пьедесталов с диоритовыми миниатюрами древних писцов и жриц. Пара раздвижных дверей в дальнем конце зала исполняла колыбельную климат-контроля над сокровищницей редких книг.

– Вот что вы желали увидеть, – проговорила Индиго, подводя меня к застеклённому столу.

Когда я опустил взгляд, то увидел единственную вырванную страницу гримуара, богато украшенную, с иллюстрациями сусальным золотом и лазуритом. От заклинаний не осталось ничего, кроме грубого изображения солнца рядом с россыпью арамейских письмен. Скорее всего, это была всего лишь копия Clavicula Salomonis[3 - «Ключ царя Соломона» – один из самых известных гримуаров, в котором содержались сведения о демонологии и гоетии.]пятнадцатого века, притом не лучшая.

– Мне сказали, что когда-то здесь содержалось заклинание, позволявшее путешествовать сквозь время и пространство, – проговорила Индиго, краем глаза наблюдая за мной.

На ней была тяжёлая соболиная шуба, слишком тёплая для раннего ноября. Алые губы казались росчерком крови.

– Почему вы желали это увидеть? – спросила она.

– Иногда мне кажется, что у меня был брат, который покинул меня и отправился в другое место, – ответил я. Слова получались неуклюжими, сырыми, не привыкшие к тому, чтобы их произносили. – Я пытался найти способ жить в этом мире. И я пытался найти способ покинуть этот мир.

Во взгляде Индиго была такая уверенность, которой мне хотелось вверить свою жизнь.

– А теперь?

– А теперь я желаю лишь остаться.

Индиго улыбнулась, хотя на доли мгновения её лицо стало пустым. А потом даже отразило некую одержимость. Я знал такой взгляд. Пусть она улыбалась мне, но она тоже искала это заклинание по какой-то причине.

«Кого же ты искала? – подумал я. – От чего пыталась сбежать?»

Индиго поцеловала меня. Я снял с неё шубу, разложил на полу под нами. И вскоре её отрывистые тяжёлые вздохи изгнали все вопросы, терзавшие мой разум. Возможно, в тот день я вступил в её мир, но вскоре она стала целым миром для меня.

В царстве Индиго дни могли начинаться с пикников в Jardin des Rosiers и завершаться на носу сверкающей яхты посреди Адриатики. По вечерам давались частные концерты, а ночи были полны игр. Тогда мы по очереди играли в чудовищ и смертных, в гротескное и божественное. Но по крайней мере, теперь, где бы мы ни были, мы никогда не бывали одиноки.

– Я желаю начать с тобой нечто новое, – сказала Индиго несколько месяцев спустя. Мы лежали в кровати, глядя, как закат стирает очертания города. – Новую главу. Новую историю. И больше никаких подглядываний на предшествующие страницы. Сможешь с этим смириться?

На тот момент у меня были смутные представления о жизни Индиго до нашей встречи. Её родители умерли, когда она была совсем юной, и её растила тётушка, с которой она больше не общалась… грустно и странно, но ещё более странным казалось, что у неё вообще было прошлое.

Индиго была так похожа на сказки, которые любила, что я подозревал, будто она сама была сказкой. И сколько бы раз я ни касался её, сколько бы ни брал её, ни обнимал – неважно. Она была для меня фантазмом, доказательством невозможного, и потому – талисманом, защищавшим от отсутствия, преследовавшего меня всю мою взрослую жизнь.

Я знал, чем заканчивались эти сказки. Знал, что её условие граничит со священным, и если я пересеку границу, то лишусь всего её волшебства.

И я согласился.

– Да. Я смогу с этим смириться.

Это было ложью, которую я держал в тайне даже от себя самого.

Глава третья

Жених

Есть два вида любви: одна рождается из улыбок, вторая – из криков. Наша родилась из второго. Я был очарован Индиго с первого мига нашей встречи, но должен признаться, что не любил её по-настоящему до нашей первой брачной ночи, которая обратилась кошмаром.

Воскресным утром под сенью дубовой рощи, под навесом бледных орхидей мы с Индиго поженились. На ней было длинное платье цвета кости, небольшая диадема из плюща и белых анемонов. Она сказала, что в нашем браке не будет никого, кроме нас, и потому нет нужды в свидетелях. У немногочисленных присутствующих – священника и трио музыкантов – были завязаны глаза. Когда церемония завершилась, а бумаги были подписаны, мы отправились на самолёте Индиго на её виллу, расположенную среди холмов Тосканы. Именно там, после пира из дикого, фаршированного яблоками кабана и нескольких бокалов красного вина, такого тёмного, что оно казалось почти чёрным; после того как слой за слоем я обнажил тело Индиго, очерчивая след кружев на её коже… мой кошмар настиг меня.

Много месяцев я считал, что исцелился. Верил, что кошмар не дотянется до меня, пока я спал в постели Индиго. Я ошибался.

Мой кошмар всегда был одним и тем же.

Я обнажён и окружён тенями. Тьма становится твёрдой. Окутывает мои колени, охватывает грудь. На ощупь она как бархат и пахнет лаком для дерева.

Поначалу это похоже на ласку. Но уже в следующий миг – нет. Давление на грудь возрастает, мне становится всё тяжелее, пока тени не накрывают мои глаза и нос, не размыкают мои зубы и не вливаются мне в рот. Лёгкие горят, и воздух полон ткани…

С криком я проснулся.

Открыв глаза, я увидел Индиго – подперев голову локтем, она наблюдала за мной. Наша большая комната была погружена во мрак; из приоткрытого окна раздался крик павлина, нарушивший тишину. Конические свечи, которые Индиго зажгла в нашу брачную ночь, окружали нас хрупким золотистым светом. В их сиянии её непоколебимый взгляд напоминал мне всезнающий взор иконы в соборе.