Кровавый песок

Штаполк 330 Левый берег р. Нева. 6.00 20.04.1942 г. Карта 1:25000

1. Расположение подразделений 330 СП без изменений.

2. В течении ночи подразделения полка несли службу наблюдения за противником, усиленную сторожевую службу и производили инженерное улучшение позиций.

3. Около 23.10 19.04.42 г. льдом снесло настил пешеходного мостика через р. НЕВА. Силами 120 ОСБ мостик восстановлен к 4.30 20.04.42 г.

4. Противник активности не проявлял, вел методический артминометный огонь по переправе и позициям полка. Около 1.30 на переправе прямым попаданием артснаряда была разбита лодка с переправляемым пополнением.

5. На берегу в течении ночи убито 4 человека и ранено 7. На реке убито и утонуло без сапер 11 человек. Выплыл один, находится в санчасти с переохлаждением.

Выведен из строя огнем противника один станковый пулемет.

6. Связь работает удовлетворительно.

Начальник штаба 330 СП майор подпись Соколов

ГЛАВА

I

20 апреля 1942 года

ПМП, или же санитарная часть полка состояла из нескольких врезанных в высокий песчаный речной обрыв блиндажей. Если угодно, точнее если использовать правильную терминологию – убежищ. Промерзший до селезенки Володин увидел изнутри два из них – «приемный покой» и жилой, под легкораненых и больных.

В освещаемом керосиновыми лампами блиндаже–перевязочной, с его покрытыми простынями стенами и длинным разделочным столом в центре «служебного» кубрика, вторая половина была чем–то типа ординаторской и кладовки. Разбуженный притащившими Володина в медпункт артиллеристами военврач Борис Михайлович Аграчев[1 - Так он представляется, на самом деле Борис Аграчев – Исаакович.] снял верхнюю одежду там.

Начальником медицинской службы полка оказался очень интеллигентный темноволосый мужчина лет тридцати с довольно характерным для одного из регионов Ближнего Востока фенотипом и литературно идеальной русской речью. Военврач и дежурная медсестра – бывшая с начальником на подозрительно короткой ноге субтильная, остроносая девушка по имени Оля, свое дело знали. С Володина стянули мокрый тельник, измеряя давление угостили крепким чаем, завернули в покрытое какими–то подозрительными пятнами грязное ватное одеяло, и влив в глотку полную эмалированную кружку сильно разбавленного водой гидролиза отправили отдыхать «в пересылку».

Пожилой небритый красноармеец – санитар полковой медсанчасти характерного для многих военных медиков скотского отношения к людям не разделял. Размещая Володина в нетопленом блиндаже, он позаботился о нем как надо. Белоснежным бельем и кофе в постель тут, конечно, не пахло, но пару снятых с гвоздей шинелей под сотрясаемого крупной дрожью пациента санитар подстелил и еще две накинул поверх одеяла. Блиндаж был не топлен.

Пока он возился у печурки, Володин сам не заметил, как позволил себе забыться.

***

Разбудил Дениса близкий взрыв наверху. В блиндаже было тепло. На нарах у подсвеченной угольками буржуйки кто–то похрапывал.

Совсем рядом еще раз грохнуло. Осыпанный песком Володин подавил истеричный смешок – условия чтобы обдумать случившуюся ситуацию и свои шансы на дальнейшее выживание сложились у него идеально.

Он на здоровье не жаловался, но моржевать и в лучшие годы не пробовал, так что до берега даже с спасательным кругом доплыл на одной воле. Как выбрался из воды он не помнил совсем. В памяти остался только подсвеченный ракетой песок и высохшая трава ткнувшие его в лицо и кристаллы инея на них

Аборигены нашли его сильно потом. Когда уже начало светать. За этот период в памяти отложилось как его тащили в блиндаж рядом с укрытой в окопе маленькой кургузой пушкой, поили вонючей водярой из фляжки и, погрузив на носилки, несли в санчасть под обрыв.

У него тогда даже сил, чтобы удивиться окружающим его реконструкторам не нашлось.

Тогда голова почти не работала. Сейчас, в тепле и под одеялами с этим все стало гораздо лучше. С ума он сошел вряд–ли. Во всяком случае верить в шприц с ЛСД в левой булке и уж тем более сумасшествие не хотелось.

В этой связи нужно было срочно вспоминать что он успел сказать, наметить что он говорить будет, и что еще более важно, что ему говорить нельзя ни в коем случае. Хотя бы для того, чтобы его не шлепнули как шпиона и не бросили в ту же реку, из которой так удачно удалось выбраться. Она была в двух шагах от входа в блиндаж, как никак.

Судя по обмундированию, оружию и оставшимся в памяти словам окружающих его людей, он, прыгнув с теплохода, провалился либо в прошлое, либо в параллельный мир, очень похожий на его восьмидесятилетней давности. От этого и следовало исходить.

Мысль идти на прием к командиру и комиссару и во всем им признаться, требуя отправить его на прием к товарищу Сталину, Володин без каких–либо размышлений отмел в сторону. Теории параллельных миров он представлял плохо, но было понятно, что события в них могут развиваться совершенно иным образом, нежели в его памяти. В общем, желание попасть здесь в психушку напрочь отсутствовало. Это если его в психиатрию повезут, а не примут за симулянта или принесенного течением после неудачной переправы немецкого шпиона. Что вероятнее всего и произойдет – а оставшиеся на руке тактические «Traser–ы» как и положено настоящему швейцарскому качеству вещдоком утопят.

Где он находился, Володин не знал. То, что он прыгнул с теплохода в Неву, сейчас ровно ни о чем не говорило. Это нужно было срочно выяснить. Как и номер части.

Полк вероятнее всего находился на плацдарме, это хорошо объясняло врезанные в песчаный яр блиндажи. Тут, как рассудил Володин, ему повезло. Перспективы человека, пойманного без документов в прифронтовой полосе сложно назвать радужными. Здесь, на плацдарме, его по крайней мере считали своим. Если, конечно, он не находился в изоляторе полковых контрразведчиков, у входа в который стоял часовой.

Это тоже требовалось как можно быстрее проверить.

Мозговой штурм, не сболтнул ли он чего лишнего, ничего для него опасного Володину не принес. Он вроде бы назвал свою фамилию чернявому лейтенанту артиллеристу, когда его поили водкой. И все. Два красных эмалевых кубика и желтого металла петличные знаки на черного цвета петлицах, это ведь лейтенант артиллерии?

Хотя нет, не только там. Володиным он назвался и в перевязочной!

Начмед, к слову, судя по шпалам в зеленых петлицах с красными кантами был капитаном, но называли его «товарищ военврач». Так сейчас принято, – не по званию, а по должности? Или военврач – это звание, типа политрука? Загадка. У девушки тещи жрали мороженое на лысых малиновых петлицах с черными кантами – кто она, медсестра, санитарка или рядовой медслужбы? Различный цвет петлиц у нее с Аграчевым – это должно что–то значить? Зеленое поле – это ведь пограничники? Или нет? Малиновый приборный цвет – это разновидность пехотного красного?

Володин поворочался, устраиваясь поудобнее – пустое брюхо бурчало, требуя заполнения чем ни будь высококалорийным. Ветчиной или чебуреками, например. Перспективы не радовали. Что он в самом скором будущем будет говорить командирам и особистам, предсказать было сложно. О чем они его будут спрашивать тем более. Вывод – этого общения требовалось избежать, ну или оттянуть его как можно дальше, чтобы успеть собрать достаточно большое количество информации для создания правдоподобной легенды. Если, конечно, получится.

В общем, для начала срочно нужно было разговорить похрапывающего в блиндаже воина.

***

Не повезло. У начмеда на Володина были свои планы.

Накинувший поверх гимнастерки меховую телогрейку, а также взявший в руки чемодан с медициной и керосиновую лампу военврач навестил его сам. Снова играющая в Санчо Пансу девица тащила вслед за ним стопу барахла с ремнем и сапогами внизу и аккуратно сложенной тельняшкой поверх. Этим приятные новости не исчерпывались. На нарах у головы обнаружился котелок с ломтем хлеба поверх, и зеленая эмалированная кружка с чаем.

«Да ну на …!» – обрадовался Володин.

–Просыпайтесь, везунчик! – отодвинув в сторону вскочившего храпуна, оказавшегося тем самым пожилым санитаром, решительно скинул с Володина тряпье Аграчев. – Больной, мне надо вас осмотреть!

Пациент сделал вид что его только что разбудили.

–Это для вас! – улыбнулась девушка, уложив барахло у него в ногах.

–Спасибо!

–Позже обмундируетесь! – погрозил пальцем врач. – Как себя чувствуете?

В ходе осмотра Аграчев снова показал себя веселым, остроумным и доброжелательным мужиком, окончательно закрепив сложившееся ранее приятное впечатление. Характерные для военных врачей профессиональные деформации эту личинку Пирогова не затронули. Пообщаться с ним было очень приятно не только потому что он, не зная того, выдавал Володину информацию уровня жизни и смерти. Попутно «герою ночи» измерили температуру и давление, послушали сердце и легкие, напоили микстурой от кашля и поинтересовавшись, не потерпит ли он с завтраком, поставили банки. Прямо как в далеком детстве

Володин от обуревавшей его радости был готов не только потерпеть с приемом пищи, но и вообще без него остаться. Его ни в чем не подозревали. То есть вообще ни в чем. Для медиков он был чертовски везучим здоровяком из прибывшего в полк маршевого пополнения, в чью лодку ночью на Неве попал снаряд. И все, кто там был сгинули в ледяной апрельской воде. Кроме Володина.

«Хотя бы где–то мне повезло!». Нева, плацдарм, апрель и безпогонное обмундирование – он начал догадываться, где сейчас находится и в каком году. Но эти догадки требовалось проверить – вдруг вокруг было не прошлое, а параллельная вселенная.

Если он сделал из слов Аграчева и Оленьки правильные выводы, а превратно их истолковать было сложно, то погибшие ночью на переправе бойцы изрядно облегчили для него легендирование. Ему даже искать документы и называться чужой фамилией не нужно было. Прибывшее в дивизию маршевое пополнение раздали по полкам, на переправе часть бойцов погибла – но погибла она до того, как людей успели внести в списки части. Именной список маршевой роты конечно же остался, но остался он в штабе дивизии. То есть на другом берегу.

В худшем для Володина варианте в полк должны были отправить другой – предназначенной для его пополнения команды. В лучшем – без какой–либо бюрократии звякнуть по телефону в штаб полка о числе людей и заполнить строевую записку. И в том и другом случае он уже мог как–нибудь выкружить. Сослаться на ошибку писаря, или там неизвестного ему лейтенанта, поставившего Володина не в тот строй, например. Кто будет ради простого бойца разводить бюрократию и сверять разные списки? Кому он в штабе дивизии или даже полка на … нужен? Если, конечно, перед «прибывшими с ним» маршевиками не спалится. Что, в принципе, обходилось на раз. Могли ведь какого–нибудь тыловичка или Кронштадского морячка списать в пехоту напрямую, а не через запасный полк и в самый последний момент включить в команду?

Как заключил Володин, свою чуждость спрятать все равно не получится, так почему бы ему не стать матросом с какого ни будь химсклада Балтфлота №0451, выпнутым в Рабоче–Крестьянскую Красную Армию чтоб не смущал начальство? Типа как слишком умный. И с чуждым происхождением, – на случай если кто–то решит копнуть чуть глубже. Хотя полноценной проверки это конечно не выдержит.