Они окружали Сталина

Позднее, в 70-е годы, на вопрос Ю. Идашкина, были ли возможны его арест и физическое уничтожение, Молотов ответил: «Да, я был готов ко всему!» Правда, вину на Сталина он и в этом случае не возлагал, объясняя причину событий казенной фразой: «Революций без жертв не бывает!»[29 - См.: Идашкин Ю. Знакомый по портретам. Давнее интервью с В. М. Молотовым // Литературная Россия. 1988. 22 июля.]

Первый год после смерти Сталина

Физическая дряхлость Сталина прогрессировала, и это было очевидным для его ближайшего окружения, однако его смерть застала врасплох не только всю страну, но и верхи партии. Трудно было поверить, что человек, на которого смотрели как на божество, может умереть от спазма сосудов мозга или сердечной недостаточности. И народ, и партия настолько привыкли к необходимости иметь вождя, что сразу же после смерти Сталина повсюду раздавались вопросы: кто теперь заменит? Имя Молотова называлось при этом чаще других, и это неудивительно. Сам Н. С. Хрущев писал позднее в своих мемуарах, что все люди довоенного руководства рассматривали Молотова как будущего вождя, который заменит Сталина, когда Сталин уйдет из жизни. Хрущев мотивировал это не только высоким положением Молотова и партии, но и тем, что он был наиболее известным партийным и политическим деятелем после Сталина.

Конечно, никто не думал сравнивать тогда Молотова со Сталиным. Помню, что через день после смерти Сталина ко мне, работавшему тогда преподавателем в одном из рабочих поселков на Урале, пришли местные учителя. Это были мужчины, прошедшие войну и фронт. Один из них, сильно выпивший, плакал. «За кого мы теперь воевать будем, – повторял он. – За Сталина мы умирали. А теперь? За Молотова? Нет, за Молотова я умирать не пойду». Популярностью среди бывших солдат и офицеров Молотов явно не пользовался.

Вскоре из газет мы узнали, что считавшийся тогда главным пост Председателя Совета Министров СССР займет Г. М. Маленков, а Молотов, Берия, Булганин и Каганович станут его заместителями. Маленков, Молотов и Берия выступали на траурном митинге во время похорон Сталина. При этом во всех официальных сообщениях фамилии вождей перечислялись в следующем порядке: Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович, Микоян. В своей речи на траурном митинге Молотов, в частности, сказал: «Мы по праву можем гордиться тем, что последние тридцать лет жили и работали под руководством товарища Сталина… Мы – ученики Ленина и Сталина. И мы всегда будем помнить то, чему до последних дней учил нас Сталин…

Вся жизнь товарища Сталина, освещенная солнечным светом великих идей вдохновенного народного борца за коммунизм, – живой и жизнеутверждающий пример для нас»[30 - Правда. 1953.10 марта.].

Молотов вошел в новый, более узкий состав Президиума ЦК КПСС и вновь был назначен министром иностранных дел СССР.

Сразу же после смерти Сталина начались реабилитации отдельных людей. Видимо, первым из них был киносценарист А. Я. Каплер, арестованный в годы войны за связь с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. Сталин не желал этого брака. Каплер был освобожден 6 марта 1953 года. Еще через несколько дней освободили и жену Молотова Полину Жемчужину. День похорон Сталина 9 марта совпал с днем рождения Молотова. Спускаясь с трибуны Мавзолея, Хрущев и Маленков все же поздравили его с днем рождения и спросили, что бы он хотел получить в подарок. «Верните Полину», – сухо сказал Молотов и прошел мимо. Просьбу немедленно передали Берии. Последний, впрочем, и сам понимал, что неразумно держать жену Молотова в заключении. Жемчужина в этот момент была уже в Москве. В 1949 году ее приговорили к нескольким годам ссылки. Но в январе 1953 года она была включена в число участников «сионистского заговора» вместе с группой еврейских врачей и уже покойным к тому времени Михоэлсом. Ее начали допрашивать с применением пыток. Допросы прекратились только 1 или 2 марта. А 9 или 10 марта ее вызвали в кабинет к Берии. Она не знала о смерти Сталина и готовилась к худшему. Но Берия неожиданно вышел из-за стола, обнял свою гостью и воскликнул: «Полина! Ты честная коммунистка!» Жемчужина упала на пол, потеряв сознание. Но ее быстро привели в чувство, дали немного отдохнуть и переодеться и отвезли на дачу к Молотову – весьма необычный подарок к уже прошедшему дню рождения.

Молотов поддержал Хрущева и Маленкова, когда они, сохраняя все меры предосторожности, обсуждали с другими членами руководства вопрос об аресте Берии. На следующий год Молотов принял сторону Хрущева и Булганина, когда на одном из пленумов ЦК против Маленкова были выдвинуты различные обвинения, и в частности, в плохой работе по руководству сельским хозяйством. В последние годы при Сталине именно Маленков отвечал в Политбюро за состояние дел в сельском хозяйстве. Молотов обвинил Маленкова также в недооценке развития тяжелой индустрии. В результате Маленков был освобожден от обязанностей Председателя Совета Министров СССР, а на его пост был назначен Н. А. Булганин. Однако согласие между Молотовым и Хрущевым продолжалось недолго. Они слишком отличались друг от друга и по взглядам, и по стилю работы.

Оппозиция руководству Хрущева

Уже к концу 1954 года влияние Хрущева в новом составе руководства страной и партией стало преобладающим. Изменился не только стиль, но и содержание руководства; в Президиуме ЦК КПСС постоянно шло обсуждение множества новых инициатив и предложений. При этом руководящая роль Хрущева проявилась при проведении не только внутренней, но и внешней политики СССР, что особенно раздражало Молотова, который все еще оставался не только членом Президиума ЦК КПСС, но и министром иностранных дел. Уже при обсуждении вопроса об освоении целинных земель Молотов и Ворошилов высказали ряд возражений. Они критиковали проект постановления о новом порядке планирования в сельском хозяйстве. Молотов был также против безоговорочной «реабилитации» Иосипа Броз Тито, который оставался для него если не «фашистом», то «ревизионистом». Поэтому предварительные переговоры о нормализации отношений с Югославией проводились помимо МИДа, и Молотов не принял участия в поездке Хрущева и Булганина в Югославию. Молотов во многом мешал нормализации отношений с Японией и особенно заключению государственного договора с Австрией. Предполагалось объявить Австрию нейтральной страной, гарантировать ее нейтралитет специальным соглашением великих держав. Однако на значительной части Австрии, включая Вену, еще находились советские войска, и Молотов считал, что, уходя из Австрии, СССР делает слишком большую уступку «империалистам». В своих воспоминаниях лидер австрийских социал-демократов и будущий канцлер Австрии Бруно Крайский писал, насколько трудными были переговоры. По его словам, во время одной из встреч Молотов повторил австрийским лидерам: «Обдумайте проект договора еще раз. Мы дадим вам всю власть в стране, мы отзовем советские войска и демонтируем все советское управление. Вы станете полностью свободными и суверенными. Но мы хотим только в одной части страны зафиксировать свое присутствие»[31 - Цит. по: Der Spiegel. 1986. № 36. S. 149–150.]. В Австрии находились в 1954 году советские войска численностью в 46 тысяч человек. Молотов предлагал вывести из страны 41 тысячу и оставить там 5 тысяч. На уступки пошли Хрущев и Булганин, и Молотов должен был отступить. Не участвовал он и в поездке Хрущева и Булганина в Индию и Бирму в 1955 году. Консервативная позиция Молотова во внешней политике была подвергнута критике на июльском пленуме ЦК в 1955 году.

Была поставлена под сомнение и его роль как теоретика. Выступая на одной из сессий Верховного Совета СССР, Молотов сказал, что в нашей стране построены «основы социалистического общества». Это высказывание вызвало возражения у других членов ЦК, которые утверждали, что «основы социализма» были построены в СССР еще в начале 30-х годов, а в начале 50-х уже построено и само социалистическое общество. Хотя, в сущности, Молотов был прав, он проиграл в этом догматическом споре и вынужден был публично признать свою ошибку. В журнале «Коммунист» было опубликовано его письмо в редакцию, в котором он заявлял:

«…Считаю свою формулировку по вопросу о построении социалистического общества в СССР, данную на сессии Верховного Совета СССР 8 февраля 1955 года, из которой можно сделать вывод, что в Советском Союзе построены лишь основы социалистического общества, теоретически ошибочной и политически вредной»[32 - Коммунист. 1955. № 14. C. 127–128.].

Уже в 1953–1955 годах в Советском Союзе было реабилитировано около десяти тысяч человек, главным образом партийных и советских работников, о восстановлении честного имени которых просили достаточно влиятельные люди. Но Молотов после освобождения своей жены скорее противился, чем способствовал новым реабилитациям. Многие заявления шли из бесчисленных лагерей на его имя. Написал Молотову с просьбой о реабилитации и бывший видный работник МИДа Е. А. Гнедин. Но он получил быстрый и решительный отказ. В своих воспоминаниях Гнедин писал:

«…Отказ в реабилитации, мотивированный с бесстыдством худших сталинских времен, был ответом на заявление, адресованное мною Молотову. В письме прокуратуры имелось на это точное указание. Адвокат, с которым советовалась моя жена, сказал, что было ошибкой обращаться к Молотову, хотя мы одновременно обратились в различные инстанции. К Молотову не следовало обращаться, потому что в 1953 году именно он был еще способен предложить генеральному прокурору отказать мне в реабилитации. Молотов, казалось, не был исполнителем чужой воли. Разве что тень диктатора благословила Молотова и Руденко на новые беззакония»[33 - Гнедин Е. Выход из лабиринта. Нью-Йорк, 1982. С. 112.].

XX съезд КПСС и закрытый доклад Хрущева на этом съезде «О культе личности и его последствиях» привели к еще большему расхождению между Хрущевым и Молотовым, которого поддержали на этот раз и такие люди, как Маленков, Каганович и Ворошилов. Д. Т. Шепилов, в то время главный редактор «Правды», вспоминает о неожиданном звонке, прозвучавшем в его кабинете после XX съезда:

«– Товарищ Шепилов?

– Да, это я.

В голосе говорившего со мною слышалось едва сдерживаемое раздражение, он слегка заикался:

– Прекратите ругать в “Правде” Сталина.

Я сразу понял: это был В. М. Молотов.

– Я Сталина не ругаю. Я выполняю решения XX съезда.

– Я еще раз прошу вас: прекратите ругать Сталина.

– Товарищ Молотов, – отвечаю ему. – Я могу только повторить, что сказал: я выполняю решения XX съезда. Вы недовольны? Тогда выносите вопрос на Президиум ЦК»[34 - Проблемы истории и современность. «Круглый стол» // Вопросы истории КПСС. 1989. № 2. С. 50.].

О разногласиях в Президиуме ЦК КПСС мало знали рядовые коммунисты, а тем более простые граждане страны. Но они не были секретом для многих ответственных работников, о них догадывались и многие дипломаты западных стран, которые строили на этот счет различные догадки. Эти разногласия не были тайной и для почитателей Сталина в Грузии. Когда в марте 1956 года в Тбилиси состоялись массовые манифестации, направленные против решений XX съезда и лично против Хрущева и Булганина, то среди лозунгов, которые выкрикивали участники демонстрации, можно было услышать не только «Долой Хрущева!» или «Долой Булганина!», но и «Молотова – в премьер-министры СССР!», «Молотова – во главе КПСС!». Эти манифестации были, как известно, подавлены с применением военной силы. После съезда Молотов фактически не выполнял большинства своих обязанностей по Министерству иностранных дел. Когда в Москву в качестве посла Югославии прибыл в конце марта 1956 года Велько Мичунович, он должен был перед вручением верительных грамот Председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову посетить Молотова как министра иностранных дел. После этой встречи посол записал в своем дневнике:

«Встреча с Молотовым проходила в атмосфере благожелательности. Беседа была искренней, временами даже сердечной, как будто речь шла о разговоре двух старых знакомых, которые долго не виделись друг с другом. Не было заметно даже следа от нашего идеологического и политического конфликта, когда именно Молотов вместе со Сталиным составлял и подписывал угрожающие письма югославскому руководству. Хотя я и не настаивал на быстрой аккредитации, Молотов обещал мне переговорить с Ворошиловым и сделать все, чтобы эта процедура произошла так скоро, как возможно… У меня, однако, осталось впечатление: хотя Молотов и был министром иностранных дел, он уже не держал всех нитей советской внешней политики. Это было очевидно по крайней мере в отношении Югославии. Хотя нормализация советско-югославских отношений была важнейшим внешнеполитическим актом Советского Союза, Молотов не принимал в этом никакого участия… Мы знали, что он был против поездки советской делегации в Белград… Он был, вероятно, также заинтересован в нормализации отношений между СССР и Югославией. Но, по его мнению, все же именно югославы должны были приехать в Москву, чтобы вести переговоры… создавалось впечатление, как будто русские приехали в Белград, дабы просить прощения»[35 - Micunovic V. Moskovske godine 1956/1958. Zagreb, 1977. S. 61, 63.].

Молотов не был включен в советскую правительственную делегацию, которая в апреле 1956 года посетила Англию, еще раньше он не был вместе с Хрущевым в Китае. В середине 1956 года, всего за день до начала визита в СССР президента Югославии Иосипа Броз Тито, Молотов был освобожден от обязанностей министра иностранных дел. Это было сенсацией для иностранных наблюдателей, которые считали это «подарком» для Югославии. Но Молотов оставался заместителем Председателя Совета Министров СССР и участвовал во всех праздничных церемониях в честь Тито и даже произносил речи на приемах. Он оставался и членом Президиума ЦК КПСС.

Политический кризис в Польше в октябре 1956 года и драматические события в Венгрии осенью того же года, казалось, подтверждали многие из предсказаний Молотова. Большая речь Тито с критикой Советского Союза, его внешней политики и лично Хрущева, речь, в которой Тито говорил о всех советских руководителях как о сталинистах и о сохранении сталинизма в СССР, также крайне задела Хрущева и усилила в определенных кругах аппарата влияние Молотова. Уже в январе 1957 года в Москве стали распространяться слухи о возможной отставке Хрущева и возвышении Молотова. Правда, было немало разговоров и об отставке Молотова.

Известно, что в 1956 году в СССР был собран рекордный урожай зерна. Хрущев использовал это как доказательство правильности своей сельскохозяйственной политики. Было решено наградить несколько сотен наиболее отличившихся колхозов и совхозов орденами. В большом списке преобладали колхозы и совхозы имени Сталина. На втором месте стояли колхозы и совхозы имени Молотова, на третьем – имени Хрущева и только на четвертом – имени Ленина, их было вдвое меньше, чем колхозов и совхозов имени Сталина.

Удаленный от дел международных, Молотов продолжал играть в партии заметную роль. Постепенно вокруг него образовалась группа недовольных членов ЦК, многие из которых входили и в Президиум ЦК КПСС. Их число стало быстро расти после того, как Хрущев начал энергично проводить в жизнь свою административную реформу, ликвидировать промышленные министерства и создавать областные и региональные управления промышленностью – совнархозы (советы народного хозяйства). Эта перестройка не устраивала многих министров и ответственных работников министерств, значительная часть которых должна была покинуть Москву, чтобы возглавить местные совнархозы и их управления. Часть руководителей обкомов партии была недовольна Хрущевым, который неожиданно выдвинул лозунг об увеличении производства мяса в СССР в три раза в течение всего трехчетырех лет. Все это использовали Молотов и члены его группы, о существовании которой некоторые дипломаты уже сообщали в своих донесениях из Москвы.

22 апреля 1957 года, в день рождения Ленина, в «Правде» была опубликована большая статья Молотова «О Ленине». Из нее можно было легко заключить, что Молотов – единственный человек в Президиуме ЦК, кто работал непосредственно под руководством Ленина и встречался с ним еще с апреля 1917 года. О преступлениях Сталина Молотов говорит в этой статье только как об «ошибках». Он писал: «Мы знаем, что отдельные ошибки, и иногда тяжелые ошибки, неизбежны при решении столь больших и сложных исторических задач. Нет и не может быть гарантии на этот счет ни у кого».

В целом же политика партии, по утверждению Молотова, была всегда правильной, и она всегда была «верна знамени ленинизма».

Тем временем в условиях строгой конспирации продолжались встречи и беседы участников оппозиции Хрущеву. На пост первого секретаря ЦК предполагалось избрать Молотова. Хрущева, если он добровольно сложит с себя полномочия главы партии, решено было назначить министром сельского хозяйства или на какой-либо иной пост. В случае его отказа подчиниться большинству Президиума не исключался и арест Хрущева. События приняли, однако, иной оборот.

Решающее столкновение между Молотовым и Хрущевым произошло в июне 1957 года на заседании Президиума ЦК КПСС. У группы Молотова было большинство: к ней присоединились также Н. А. Булганин, М. Г. Первухин, М. 3. Сабуров и Д. Т. Шепилов, не говоря уже о Кагановиче, Маленкове и Ворошилове. Но Молотов просчитался. Он не имел большинства на пленуме ЦК, который был созван по требованию сторонников Хрущева. Молотов не пользовался поддержкой ни КГБ, во главе которого стоял И. А. Серов, ни армии, во главе которой стоял Г. К. Жуков. Большинство членов ЦК КПСС опасались, что с приходом к власти Молотова снова начнутся репрессии среди партийного и государственного аппарата. Поражение группы Молотова на июньском пленуме ЦК КПСС было настолько полным, что даже его сторонники проголосовали за принятие постановления, осуждающего его деятельность. Воздержался при голосовании лишь сам Молотов. Пленум вывел Молотова, Кагановича, Маленкова и Шепилова из состава Президиума и исключил их из ЦК КПСС. Это был единственный случай в истории партии, когда Центральный комитет не подчинился решению своего Президиума (Политбюро) и отменил его решение. Политическая карьера Молотова фактически закончилась.

На третьих ролях

После июньского пленума Молотов и его ближайшие союзники опасались ареста, но Хрущев воздержался от подобного шага и даже не настаивал на исключении «фракционеров» из партии. Молотов получил относительно ответственное поручение – его назначили послом СССР в Монголии. Работа в Монголии не требовала от Молотова значительных усилий. Еще в прежние годы он претендовал не только на роль политика, но и на роль теоретика марксизма-ленинизма. Теперь он продолжил свои занятия теорией. Внимательно следил за всеми событиями в Москве и в мире и не боялся их комментировать в беседах с немногими из посетителей советского посольства в Улан-Баторе. Так, например, он одобрял основные решения по внешней политике СССР, но критически высказывался по поводу поспешной ликвидации МТС (машинно-тракторных станций) и продажи всей техники МТС колхозам. Впрочем, в этом он был прав, так как ликвидация МТС производилась действительно в крайней спешке и это нанесло немалый ущерб колхозам нашей страны.

В марте 1958 года в Улан-Баторе состоялся очередной съезд правящей Монгольской народно-революционной партии. В Улан-Батор прибыла и советская делегация, возглавляемая членом Президиума, секретарем ЦК КПСС Н. Г. Игнатовым. Советская делегация бойкотировала Молотова. Игнатов не только не встретился с новым советским послом в Монголии, но не приглашал его на встречи с лидерами Монголии и МНРП, хотя это и противоречило общепринятому протоколу. Прибывшие в Улан-Батор делегации других социалистических стран также игнорировали советское посольство. Только Велько Мичунович, югославский посол в Москве, которому было поручено представлять в Монголии Союз коммунистов Югославии, нанес визит Молотову. Они беседовали несколько часов, вспоминая общих московских знакомых и обсуждая международные события. Молотов говорил, что он сам хорошо переносит монгольский климат, но что его жена чувствует себя в Улан-Баторе очень плохо.

Молотов присутствовал на первых заседаниях съезда, но покинул зал при выступлении Игнатова. Последний говорил об успехах Советского Союза и КПСС, но не преминул упомянуть о разгроме антипартийной группы Молотова и других и высказал резкие критические замечания о самом Молотове. Это было воспринято как бестактность монгольскими руководителями, которые рассматривали Молотова как посла СССР и не хотели, чтобы споры внутри КПСС выносились на заседания монгольской правящей партии. Не слишком понравилось выступление Игнатова и делегациям других коммунистических партий. Когда советская делегация покидала Улан-Батор, то Молотов, естественно, был среди провожающих. Однако Игнатов прошел мимо него, не подав ему руки и не попрощавшись, как со всеми другими.

Совершенно иначе относились к Молотову представители различных китайских делегаций, которые посещали Монголию. Китай выстроил в Улан-Баторе огромное здание своего посольства, рядом с которым советское казалось небольшим домиком. При всяком удобном случае китайские деятели демонстрировали свое уважение к Молотову как ближайшему ученику и соратнику Сталина.

Бывали случаи, когда Молотов проявлял и свою собственную, то есть не санкционированную Москвой, дипломатическую активность. Однако Хрущеву трудно было бы придраться к подобным действиям своего недавнего и опасного противника. Так, например, в начале 1958 года из-за разногласий между Хрущевым и Тито, стремившимся сохранить во что бы то ни стало независимость Югославии и не входить в так называемый социалистический лагерь, отношения между СССР и СФРЮ вновь ухудшились. В советской печати был подвергнут резкой критике проект программы Союза коммунистов Югославии. Прекратились поставки оборудования в Югославию по кредитам. В разгар этой полемики посольство Югославии в Москве получило теплую поздравительную телеграмму, отправленную обычной почтой из советского посольства в Улан-Баторе и подписанную Молотовым. «…Я желаю Вам (то есть послу. – Р. М.) и всем сотрудникам Вашего коллектива, – говорилось в телеграмме, – здоровья и дальнейших успехов в Вашей работе по развитию дружбы между нашими странами, нашими народами и посвященную укреплению мира и социализма».

Это была единственная телеграмма, которая пришла к празднику Первого мая в югославское посольство, других телеграмм от советских дипломатов или обычных граждан нашей страны не поступило. Югославский посол В. Мичунович ответил Молотову краткой телеграммой, отправленной также не по дипломатическим каналам, а с московского телеграфа[36 - См.: Micunovic V. Moskovske godine 1956/1958. S. 446–447.].

При подготовке к 90-летию со дня рождения В. И. Ленина Молотов прислал в редакцию журнала «Коммунист» большую статью «О Владимире Ильиче Ленине». Эта статья, однако, не была опубликована.

В конце концов Хрущев решил перевести Молотова на работу подальше от китайских границ. Как раз в это время член-корреспондент АН СССР В. С. Емельянов, перегруженный множеством обязанностей и должностей, попросил освободить его от должности советского сопредседателя Международного агентства по атомной энергии при ООН. Штаб-квартира этого агентства располагалась в Вене. Вскоре решением Совета Министров СССР руководителем Советского представительства в упомянутом агентстве ООН был назначен Молотов. Общее руководство было оставлено, однако, за Емельяновым. Молотову пришлось переехать из Монголии в Австрию.

Во время венской встречи Хрущева с новым американским президентом Дж. Кеннеди среди приглашенных можно было увидеть и медленно передвигающегося старого человека небольшого роста в пенсне с золотой оправой. Это был Молотов, советский представитель в агентстве ООН по атомной энергии. Когда появился Хрущев, Молотов приветствовал его с непроницаемым лицом. Хрущев небрежно ответил на приветствие и прошел мимо.

Летом 1961 года в СССР началась активная подготовка к очередному, XXII съезду партии. Был опубликован проект новой программы КПСС для его всенародного обсуждения. В печати, однако, публиковались только такие статьи, которые полностью одобряли проект программы или вносили в него не слишком существенные добавления и исправления. Молотов также решил принять участие в этом обсуждении. Незадолго до начала съезда он направил в ЦК КПСС заявление, содержащее подробный и критический разбор проекта программы КПСС. Молотов утверждал, что этот проект – ошибочный и «ревизионистский» документ. Его критические замечания не были опубликованы. Краткий и, возможно, не вполне точный разбор письма Молотова можно найти лишь в речах на съезде П. А. Сатюкова и П. Н. Поспелова. Сам факт выступления Молотова против программы КПСС вызвал раздражение у Хрущева. Несомненно, это было одной из причин включения в его отчетный доклад специального раздела, посвященного критике «антипартийной группы» Молотова, Маленкова, Кагановича и других «фракционеров». Резкая критика Молотова содержалась и в речах других делегатов съезда. На этот раз о преступлениях Сталина, Молотова и прочих ближайших помощников вождя говорилось не в закрытом докладе, а в открытых выступлениях делегатов и докладчиков съезда. Многие из делегатов требовали исключить Молотова и его политических союзников из партии. И действительно, вскоре после окончания съезда Молотов был снят со всех своих постов. Первичная организация, в которой он состоял на учете, исключила его из партии.

В феврале 1962 года бюро Свердловского райкома партии Москвы исключило Молотова из рядов КПСС за антипартийную фракционную деятельность, активное участие в массовых репрессиях. Молотов направил письмо в МГК КПСС с просьбой оставить его в партии. На заседании бюро горкома тогдашний первый секретарь МГК П. Н. Демичев задал ему вопрос: «Мы спрашиваем вас как человека: почему вы, подписывая списки, безвинных людей направляли на расстрел?» Молотов ответил: «Я считаю это ошибкой»[37 - См.: Буков К., Самородов А. Правая рука // Московская правда. 1989. 6 апр.].

Бывший советский премьер был отправлен на пенсию. Что касается городов и поселков, носящих имя Молотова, то им были возвращены прежние названия еще в 1957 году. В стране не осталось больше ни одного предприятия или учреждения «имени Молотова».

Вскоре после XXII съезда, как вспоминает А. И. Аджубей, Полина Семеновна Жемчужина добилась приема у Хрущева. «В ответ на ее просьбу восстановить мужа в партии Никита Сергеевич показал ей документ с резолюцией Молотова о расстреле жен Косиора, Постышева и других ответственных работников Украины, затем спросил, можно ли, по ее мнению, говорить о восстановлении Молотова в партии или надо привлекать к суду»[38 - Аджубей А. Те десять лет // Знамя. 1988. № 6. С. 96.].

Молотов на пенсии

В 1961 году Молотов вернулся в Москву. После исключения из партии он лишился многих пока остававшихся у него привилегий. Однако часть из них была сохранена для жены Молотова. Вместе с ней и немногочисленной семьей Молотов жил или в своей квартире на улице Грановского, или на даче в Жуковке, дачном поселке для привилегированных лиц. Мало кто навещал его кроме родственников.