Красный дом

Въезжая в мокрую грязь, я снижаю скорость. Машина дергается. Я веду себя как маньячка. Змеи в моей голове переплетаются с этим парнем из черной машины. Я добираюсь до разбитого асфальтового покрытия дороги через болото и опять увеличиваю скорость.

Я смотрю в зеркало заднего вида. Это невероятно, но он последовал за мной. Меня охватывает первобытный страх быть пойманной, и я снова газую. В детстве меня часто преследовали. Хотя другие дети говорили, что боятся меня, думают, что я могу быть такой же, как мой брат, это не останавливало их: они бегали за мной и пытались спровоцировать. Машина трясется и вибрирует, достигнув максимальной скорости, налетевший порыв ветра толкает ее в сторону. Я сжимаю в руках руль и не убираю ногу с педали газа.

Что-то быстро пролетает передо мной. Я дергаюсь, машину заносит в сторону, но мне удается снова ее выровнять. Я понимаю, что это был всего лишь пакет, который нес ветер, но он пролетел через дорогу перед моими глазами, а я сейчас уже распсиховалась.

В зеркале заднего вида я наблюдаю за пакетом. Его несет к черной машине. Что-то не так. Машина съезжает с дороги, заваливается на бок, передние колеса погружаются в грязь.

Я снижаю скорость. Останавливаюсь. Смотрю через плечо. Та машина не двигается.

Это не моя проблема. Мне следует уезжать. Бросить его здесь. Он ведь, в конце концов, сам поехал за мной по этому бездорожью. А если я пойду к нему, чтобы помочь, он может меня увидеть. Сфотографировать.

Но я не могу его бросить. Он ведь почти ребенок. Какая-то крупица порядочности заставляет меня выйти из машины навстречу ветру, который дует с болота.

Я добираюсь до черной машины. Парень навалился телом на руль, не двигается. Я мешкаю. Выглядит он плохо, поэтому я открываю дверцу машины и тянусь, чтобы проверить пульс.

Он распрямляется и хватает меня за руку. Смотрит мне прямо в глаза.

– Эй! Отвали от меня! – ору я.

– Ты Селестина?

Он явно никак не пострадал. Он хитростью вынудил меня подойти и теперь мог разглядеть мое лицо.

Я делаю шаг назад, но он продолжает держать меня за руку.

– Лучше отпусти, – говорю я.

У него сбриты волосы, густые брови и странные маленькие ушки.

– Я просто хочу с тобой поговорить, – заявляет он.

Он так и держит мою руку. Я прищуриваюсь.

– Ты понял, что я сказала? Отпусти меня.

Он не отпускает, но и не тянется за телефоном.

– Как твой брат? Он правда овощ?

При сложившихся обстоятельствах моя реакция может показаться странной, но я не выношу подобных высказываний про Джозефа. Я пытаюсь вырвать свою руку, но парень только крепче сжимает ее. Мне не уйти. Внутри меня взрывается ярость – подобно зверю, который пытается вырваться наружу.

Я врезаю ему кулаком в нос.

Он хрюкает, выпускает мою руку, ругается и хватается рукой за лицо. Между его пальцев стекает кровь. А затем резко поднимается вторая его рука. В ней телефон, и он меня фотографирует.

Я паркуюсь за несколько улиц до приюта для животных, надеясь, что приду не слишком поздно и смогу помочь с вечерними процедурами. Приют находится в пригороде Эшборна, недалеко от моего дома. Меня трясет после встречи с парнем на черной машине, рука болит. В голове крутятся только плохие мысли. Он меня сфотографировал, а у бабушки Пегги рак, и еще она хочет, чтобы я позаботилась о Джозефе. С минуту я просто сижу в машине.

Я вспоминаю, каким серым стал цвет лица у бабушки Пегги. Как она может умирать? Я задумываюсь, не попробовать ли мне все-таки убедить ее согласиться на лечение. Мне нужно побольше времени с ней. Это несправедливо! Но я знаю, что это было бы эгоистично с моей стороны. Она не хочет лечиться. Она хочет несколько месяцев жить нормальной жизнью. Я всегда думала, что после смерти Джозефа у нее будет достаточно времени, чтобы пожить полной жизнью, может, попутешествовать вместе с подругой Лиз, но этого не случится. Она посвятила себя Джозефу, была при нем день и ночь, а теперь она умрет, а он будет жить дальше, если это вообще можно назвать жизнью. Я чувствую злость, я злюсь на Джозефа из-за того, что он испортил ей жизнь в дополнение к остальным уничтоженным им жизням.

Я вылезаю из машины и иду к приюту. До меня доносится сладковатый запах травы, я иду на этот запах и нахожу Мэри в сарае, где она наполняет сетки сеном для осликов. Она крупная женщина за шестьдесят. Ее темные волосы с белой прядью вечно растрепаны. Эта прядь у нее от природы и выглядит круто – этакая ведьминская метка. И, что для меня важно, благодаря этой пряди Мэри можно сразу узнать. Она очень любит животных, но люди ее раздражают.

Мне тоже легко с животными, а вот с людьми возникают трудности. Если конкретнее – у меня проблема с распознаванием лиц. Мое заболевание имеет сложное латинское название. Прозопагнозия. У меня нет какой-то специфической части мозга, благодаря которой нормальные люди обладают этой невероятной способностью узнавать друг друга. Я даже членов своей семьи и друзей не могу узнать. Человек, которого я знаю с раннего детства, может подойти ко мне на улице, а я не буду знать, кто это, и ужасно его обижу.

Когда я смотрю телевизор с друзьями (что случается нечасто), они легко различают женщин с одинаковыми лицами и длинными темными волосами. По мне, это из разряда занятий квантовой физикой – мне не понять, как они это делают. Поиск людей в толпе для меня подобен поиску камушков на пляже – ты видишь, что они все разные, но это не означает, что ты их узнаешь.

Я читала блоги товарищей по несчастью, которые открыто говорят о том, что не распознают лица, но до их друзей это все равно не доходит. Думаю, что нормальным людям это на самом деле сложно представить. Но, конечно, если вы перестанете переживать об этом, вы поймете, насколько вы уникальны. В любом случае я не собираюсь ни с кем делиться этой информацией, потому что это небезопасно. Представьте, какой уязвимой я стану. И как эту мою особенность можно использовать.

Когда я была младше, я считала, что большинство людей такие же, как я, а моя тетя Делла просто гений в распознавании лиц, но потом я поняла, что она-то как раз нормальная, а у меня есть этот недостаток. На самом деле это не так редко встречается, просто у меня особенно тяжелый случай. По большей части люди скрывают эту свою особенность по тем же причинам, что и я. Опасно, чтобы люди об этом знали.

Поэтому мы с Мэри подходим друг другу: я не знаю, кто есть кто, а она знает и все равно их не любит.

Одна из кошек, проживающих в сарае, сидит на плечах у Мэри. Это рыжая Глициния, потому что она обожает карабкаться вверх[5], в основном по людям. Но мы считаем ее забавной. Сейчас она впилась Мэри в спину и сидит там, пока Мэри достает сено из вьюка. Мэри поднимает голову, бросает на меня взгляд, затем отворачивается и кладет немного сена в сетку. Похоже, она не заметила, что я расстроена.

– С вами все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, все отлично. – Мэри яростно выдергивает сено из вьюка. – Я просто иногда не понимаю тебя.

У меня все сжимается внутри. Что я сделала? Сегодня я больше ничего не вынесу.

– Ну, я вас тоже не понимаю, – отвечаю я. – Поэтому мы квиты.

Мэри поднимает голову и смотрит на меня. Вероятно, ее удивил мой тон. Затем она осторожно встает. Она пытается спустить Глицинию на землю, но стоит Мэри наклониться вперед, как Глициния виснет у нее на груди, впившись когтями.

– Чертова кошка! – кричит Мэри, хотя я знаю, что она ее обожает. Кошка спрыгивает.

– Выкладывайте, Мэри, – говорю я. – У меня был ужасный день, и я могла бы без всего этого обойтись.

Глициния начинает взбираться вверх по моим брюкам, я наклоняюсь, чтобы ее подхватить, пока она мне все ноги не расцарапала.

Мэри распрямляется и поворачивается ко мне, потирая поясницу.

– Я знаю, что мы здесь не очень хорошо умеем общаться с людьми, но ты же должна понимать, что Верити Синглтон – это наш самый главный спонсор, и мы должны пресмыкаться, кланяться и шаркать ножкой в ее присутствии?

– Да, – киваю я.

Мэри шьет одежду для маленьких собачек – таких, которых знаменитости носят в сумочках. Это занятие как-то не вяжется с ее характером, но она украшает ее пайетками, стразами, «мотивирующими» фразочками о собаках, и выглядит все это очень неубедительно. Но дело в том, что одежда для собачек продается за большие деньги. Верити берет ее большими партиями, продает в интернет-магазине и передает всю прибыль приюту, а также просто каждый месяц жертвует нам деньги. Верити – наша супергероиня.

Примечания