– Хорошо, подвезите! – киваю я, и Максим Александрович расползается в самодовольной улыбке.
Вот индюк!
Я все же иду за ним, наблюдая, как красиво перекатываются мышцы под тонкой тканью рубашки мужчины, и закусываю губу, не в силах отвести взгляд.
Надо же, как несправедлива жизнь. Одним – деньги и внешность атлета, здоровье, счастливое детство и успех, а другие… А другие – я.
С моих губ срывается смешок, а Максим Александрович с удивлением оборачивается.
– Что смешного?
– Да так, просто мысли… – мотаю головой я, на что мужчина только хитро прищуривается.
– Поделились бы!
Мы заходим в лифт, и я судорожно выдыхаю:
– Как-нибудь потом!
В таком тесном пространстве вместе с Вишневским я вообще себя чувствую пылинкой. Какой же он большой, мамочки!
В полной тишине мы спускаемся на подземную стоянку, но я чувствую, как наэлектризовывается между нами воздух, пока мы едем на самый нижний этаж.
– Сюда! – командует мужчина, заворачивая за угол.
Он нажимает кнопку сигнализации, и черная фигурная, словно пантера, машина вспыхивает приветственными проблесками фар
– Красивая! – выдыхаю я завороженно.
– Да, и скорость разгоняет такую, что голова закружится.
– Ой, не нужно! – мотаю головой я, а Вишневский снова заходится смехом.
У него такое хорошее настроение под вечер потому, что он выпил всю жизненную энергию у своих рабочих? Или он просто сова?
– А вы, оказывается, трусиха, Василиса Тихонова? – с издевкой спрашивает Максим Александрович, открывая мне пассажирскую дверь.
– Вовсе нет! Я просто умею трезво мыслить и не нарываюсь на неоправданный риск.
– Вот как! – замечает босс, усаживаясь на водительское место. – Очень полезное качество! Что ж, тогда, чтобы вам было спокойнее, покатимся так, как вы любите, словно старички в инвалидных колясках.
Я улыбаюсь, но отворачиваюсь к окну, чтобы мужчина не увидел того, что я оценила его шутку.
Мы выезжаем с парковки, и Вишневский вжимает педаль газа в пол. Я вжимаюсь в кресло и испуганно пищу:
– Это называется «как старички в инвалидных колясках»? Да я сейчас желудок выплюну!
– Постарайтесь этого не делать! Он вам еще пригодится! – парирует этот самодовольный хам, но все же сбавляет скорость.
– Ладно, так и быть. Проедемся спокойно, а то вы вся побледнели как полотно.
– Я просто не рассчитывала на столь стремительный старт! – оправдываюсь я, немного расслабившись.
– А вот это зря! У меня со всем так!
– Угу, я запомню! – бурчу я.
– И что, больше не будете со мной ездить? – ехидно спрашивает босс.
– Только если на инвалидных колясках в старости!
Вишневский гортанно смеется и совсем по-мальчишески ерошит свои волосы.
– Я просто хотел показать, на что способна эта малышка!
– Я оценила, – улыбаюсь я в ответ, растаяв от его озорства.
Нет сил взять себя в руки и отвернуться, поэтому я просто смотрю на точеный профиль, не отрывая глаз.
– Ну, рассказывай, Тихонова, откуда ты такая смелая, но трусиха? – косится на меня Максим Александрович, а я пожимаю плечами.
– Из Ростова.
– Далеко! – констатирует босс. – А что в Москве забыла?
– Выпустилась из детдома и приехала поступать… Не взяли, правда…
– Так ты из детдома?! – как-то странно смотрит на меня Вишневский, и я уже жалею, что решила поделиться своей биографией.
***
– Да, из детдома, а что?
Я сжимаюсь от предчувствия какой-то беды, но босс лишь внимательно смотрит на меня и отворачивается.
– Ничего, Василиса, вы просто очень сильная девушка. Не побояться приехать в большой город, еще и устроиться к такому, как я…
– К какому такому? – поднимаю брови я.
– Ой, ну перестаньте! Я как будто не знаю, что обо мне говорят сотрудники, а теперь и вы! – Вишневский смеется, но смех у него какой-то грустный.
Неужели ему не все равно, что о нем думают?
– Я ничего о вас не говорю!
– Я знаю, Василиса, – тепло улыбается он, повернувшись. – Спокойной ночи!
– И вам спокойной! – отвечаю я с улыбкой и выпрыгиваю из машины.