Картина

Оставив Поняшку отдыхать у подъезда, Вера поднялась в квартиру и включила компьютер. На ближайшие два часа она должна «самоустраниться», воспользовавшись много раз выручавшим методом приведения мыслей в порядок. Если ситуация безвыходная, если в голове хаос, надо переключиться на другую проблему (в данный момент перестать сокрушаться о Наде) и «вернуться» позже, с ясным, «промытым» сознанием.

Девушка достала диктофон и прослушала запись разговора с Никитой Ворониным. Привычно фиксируя важные моменты, Вера набила на экране вопросы и ответы. Галерист поведал много интересного, жаль выбрасывать подобную фактуру. Она отправит готовый материал Черноусову. Конечно, интервью – жанр, не вписывающийся в структуру новостного интернет-издания (да и Вера за такой ни разу не бралась, лишь в газетах читала и поэтому имела лишь смутное представление, как это выглядит). Но, во-первых, исключения, как известно, украшают правила. А, во-вторых, должна же девушка доказать редактору, что справилась с заданием и её можно не увольнять. Даже в шутку. (Черноусов оправдал надежды Веры: получив текст, тут же переправил модератору, и интервью разместили рядом с репортажем об открытии выставки).

Далее Вера препроводила себя на кухню: сделать трехэтажный всесезонный бутерброд. Натюрморт в стиле кубического минимализма. На хлеб намазывается сливочное масло, сверху кладется квадрат обжаренной с двух сторон яичницы, потом круг докторской колбасы, две плоских дольки огурца и завершающий штрих – майонез.

Краскова не любила возиться у плиты, да и чего мудрить над изысками, когда живешь одна. Поэтому придумала обедо-ужин (вечером фирменное блюдо легко повторить) на скорую руку. В кружку с горячим чаем кинула несколько кусочков рафинада: сахар стимулирует работу мозга.

Теперь, подкрепившись, можно возвращаться к Наде.

Итак, ситуация «сузилась» до двух кадров, записанных на видеопленку. Первый – Томилина стоит лицом к пейзажу. Второй – картина в наличие, девушка отсутствует. Два эпизода разделяет минута. Что способно произойти за столь короткий промежуток времени?

Вера машинально повернула голову к электронным часам, между цифрами мигала точка, отсчитывающая секунды. 60 вспышек-капелек – слишком мало, ничего серьезного не совершить. В памяти всплыл фильм, герои которого за минуту угоняли машину. Но ведь воры заранее долго тренировались.

Предположим, что Надя до разговора с Верой придумала план побега (и скрыла его от подруги?) и знала, в каком ритме работает камера, чтобы не оставлять «видеоследов». Но зачем снимать босоножки? Платье узкое и длинное – подол не подхватишь, еще и наступишь на него. Глупо сбрасывать обувь.

Думай, Вера, думай.

Еще раз разложим информацию по полочкам. Вариантов не много. Первый: Наде удалось улизнуть, и она а) забыла позвонить подруге; б) не в силах это сделать (лежит ослабленная или того хуже – попала в больницу, оказалась где-то далеко, где нет телефонов, и т. п.). Вариант второй: Надя не смогла убежать.

Вера допила чай и поставила кружку на стол. Второй вариант казался всё более реальным.

Девушка снова посмотрела на часы. 60 секунд. Краскова облизала сухие губы – задай, наконец, вопрос, который боишься произнести вслух: хватит ли 60 секунд, чтобы убить человека? Или для начала оглушить, чтобы потом увезти в другое место и уже там лишить жизни? Но Вера осмотрела вчера каждое помещение в галерее. Да и Игнат постоянно находился у неё на глазах.

А если у художника имелся сообщник?!

Вера сжала заледеневшие от страха ладони: нет, не надо усложнять и без того непростую ситуацию. Лучше давай вспомним, что именно говорила Надя.

Краскова откинула голову на подушку дивана, сосредотачиваясь на деталях ночного звонка. В чем заключалась угроза? В голове зазвучал голос подруги: «Он сотрет меня в реальности, словно карандашный набросок ластиком». Страшилка, достойная кисти художника. А каким пассажем предложение завершалось? «Запрячет так, что никто на свете не отыщет». Значит, речь шла не об убийстве, а о похищении! Тоже вещь мало приятная, но, по крайней мере, есть шанс человека спасти.

Не будем сейчас отвлекаться на обдумывание вопроса «Как ему это удалось?», перейдем к главному: «Где он её прячет?». Двухэтажная квартира-мастерская не подходит. Да, Игнат продержал Надю пару недель взаперти, но это не надежно. Нашла же подруга способ позвонить, да и обязательно кто-то нагрянет в гости, кому нельзя отказать. Тот же Воронин, от которого зависят доходы художника.

Вряд ли Игнат скрывает подругу еще у кого-либо в Москве. Судя по рассказу Нади, у Страхова круг знакомых ограничен собратьями по цеху. Но художники, как и театральные режиссеры, которые принципиально не посещают премьеры коллег, редко по-настоящему дружат, творческими планами суеверно не делятся, опасаясь за их сохранность. Подходящее решение – довериться родственникам. Есть ли у Страхова в столице таковые? Нужно срочно раздобыть биографию знаменитости.

Вера придвинула компьютер. На сайте Столичной Академии Художеств про молодого академика информации оказалось минимум. Только что возраст можно подсчитать – 37 лет. Плюс перечень учебных заведений, которые он успел окончить, и список выставок, в которых принимал участие.

Зато обнаружилась ссылка на персональный сайт. Куда быстро «перескочила» Вера. Сайт сделан профессионально, красочно, портрет героя – на первой странице во весь экран. От нее два «пути» – на русскую версию и английскую. Рассчитано на мировое признание.

Для посетителей информация структурирована в разделы. Галерея, пресса (ну как же, восторги журналистов и критиков), форум (опять восторги, в основном женщин), каталог картин, контактная информация (координаты галереи «НВ» и телефоны Воронина), события (фотографии со вчерашнего вернисажа, оперативно), биография (наконец-то).

Но, опять лишь короткий абзац, отполированный и причесанный, где фамилию Страхова непременно сопровождали лестные эпитеты «талантливый», «гениальный», «самородок» и даже «творец».

К уже известному добавилось лишь то, что будущий гений родился в маленьком подмосковном городке, рисовать начал в школе, предпочитает пейзажи, картина, определившая судьбу – «Летний полдень» (это Вера и из пресс-релиза знала). И ни слова о родителях, братьях-сестрах. Обычно, если родственников не упоминают, значит, их уже нет в живых. И тут тупик?

Вера упрямо не уходила с сайта, перечитывая разделы. Ей нужна какая-нибудь подсказка, малюсенькая зацепка. Снова вернулась в «галерею».

Выстроила цепочкой репродукции художника. Серия «Малая родина». Двухэтажные деревянные домики, белостенная церквушка. Площадь с облупленным фонтаном в центре; на постаменте, посреди клумбы из анютиных глазок, гипсовый пионер с горном. Покосившиеся скамейки в сквере. Улица, заканчивающаяся деревянным причалом, чудом сохранившийся колесный пароходик на речке, даже дым идет из трубы. Мальчишки, сбегающие с холма. Голуби, собирающие крошки в трещинах между плитками на тротуаре.

Милые атрибуты маленького городка. Страхов выписывал детали с любовью, картинки малой родины дышали грустью и сопричастностью. В некоторых узнавались мотивы будущего шедевра «Летний полдень».

Дальше предлагалось посмотреть серию «Военные игры». Вера, принялась было пролистать и её, но вдруг вернулась назад и стала перечитывать подписи под зарисовками. Даты! Как же она сразу не обратила внимание. К теме маленького городка художник обращался постоянно. Значит, часто навещает старый дом. Идеальное место спрятать человека у кого-то из преданных тебе с детства людей.

Глава 7

РАНО утром Вера позвонила на работу, предупредить, что берет пару отгулов; сразу за МКАДом заправила полный бак бензина и отправилась с Поняшкой на малую родину «знаменитого художника современности».

Девушка испытала истинное наслаждение, наблюдая за многокилометровой автомобильной «змеей», ползущей навстречу. «Послевыходной» въезд в мегаполис – самый нервный и плотный. Зато покидать столицу легко и приятно – Поняшка, никем не сдерживаемый, летел по шоссе на максимально разрешенной скорости.

Уже минут через сорок Вера пересекла первое Бетонное Кольцо и сверилась с картой. Городок начинался постепенно: сначала гостей встречали симпатичные дачки, «просвечивающие» сквозь штакетник, их сменили фасады посерьезней – кирпичные, за плотными, деревянными заборами, потом пошли панельные новостройки.

Следуя указателю, Вера свернула к центру. Замелькали знакомые по картинам Страхова детали: улица из двухэтажных, отреставрированных домов, площадь с фонтаном (судя по расположению, им заменили стоявший здесь когда-то памятник Ленину), сияющая белизной церквушка, сквер со скамейками (только отремонтированными и свежеокрашенными), даже постамент сквозь деревья удалось разглядеть, правда, вместо пионера с горном над клумбой возвышалась гипсовая ваза.

Еще несколько кварталов и городок стал убывать в обратном порядке: от новостроек к дачкам. Вера развернула Поняшку и вновь порулила к площади. У первых же попавшихся подростков поинтересовалась, где находится школа.

Дома, размышляя над тем, как разыскать в городке друзей и родственников гения, Вера придумала заглянуть в школу, в которой учился художник. В подобных заведениях принято гордится знаменитыми учениками, и ставить в пример нерадивым отпрыскам.

Правда, сейчас лето, учреждение официально закрыто, но Вера помнила по своему детству, что школа никогда не пустует, и в каникулы там кого-нибудь встретишь: старшеклассников, которые якобы проходят практику – машут метлами во дворе, а на самом деле гоняются друг за другом; директора, заполняющего очередной финансовый отчет; учителя, взявшегося подтянуть двоечника; библиотекаря, который просматривает сданные учебники, чтобы оформить на списание негодные; наконец, штукатуров или маляров, готовящихся к ремонту. Или, в крайнем случае, сторожа.

Вот и дверь в школу, которую закончил больше двадцати лет назад Игнат, легко открылась. Переступив порог, Вера чуть не налетела на пластмассовое ведро. Пожилая женщина в выцветшем халате отжимала в почерневшей воде тряпку.

– Не подскажете, – обратилась к уборщице гостья, – кто бы мог мне рассказать о вашем бывшем ученике – художнике Страхове?

Женщина, не поднимая головы, махнула рукой в сторону лестницы и, ловко насадив тряпку на швабру, вернулась к мытью пола. Видимо, поклонники знаменитого пейзажиста часто навещают данное учреждение, что даже уборщица не отвлекается на вновь прибывших.

Вера направилась к лестнице и увидела за ней дверь, которую украшала внушительных размеров табличка: «Музей действительного члена Столичной Академии Художеств Игната Страхова». Девушка тихонько постучала, предупреждая о своем приходе, и толкнула створку. У окна, на учительском месте сидел седовласый мужчина в старомодном жилете из черного атласа, белую рубашку с коротким рукавом завершал галстук бабочкой под накрахмаленным воротничком. Хозяин кабинета разглядывал через лупу картинки в журнале. Услышав шаги, мужчина вопросительно скосил глаза:

– В музей?

Вера утвердительно кивнула.

Мужчина расплылся в улыбке, словно давно ждал посетительницу, и… развернулся вместе со стулом. Только теперь Вера увидела, что это вовсе не стул, а инвалидное кресло. Человек крутанул колеса и подъехал к гостье.

– Разрешите представиться: Бронислав Брониславович Мельников. Извините, что не могу приветствовать даму стоя, – галантно произнес смотритель музея.

– Ну что вы, что вы, – смутилась Вера. – Вовсе не обязательно. Вы были знакомы со Страховым?

Не только был, но именно Мельников учил будущего художника правильно держать в руках кисти и подбирать краски. Бронислав Брониславович («Быр-Быр», как его окрестили школяры) работал долгие годы, пока не ушел на пенсию, учителем рисования.

– Я помню Игната вихрастым первоклассником, – Мельников поправил изящными пальцами бабочку. – Обратил на ребенка внимание сразу. Начинаю знакомоство со стандартного задания: нарисуйте-ка мне, детки, дом, в котором живете. Мальчики и девочки собирают картинки из квадратиков: стена, окно, дверь, труба. И наверху – солнечный кругляш. Но этот ребенок протянул мне совсем другое: большая комната, в центре – изысканное кресло, на котором, свернувшись, калачиком спит котенок. Композиция, цветовое решение, сочетание больших и малых форм. Неожиданный набор для семилетки, не так ли?

И не дождавшись ответа, Мельников устремился к стене, плотно, в несколько рядов, увешанной рамками. В каждой за стеклом бережно хранился раритет. Открывал галерею тот самый, раскрашенный цветными карандашами, правда, уже заметно поблекший, рисунок с котенком. Постепенно стали появляться на листах краски. Сначала акварельные, потом масляные. И вместе с цветом менялось качество исполнения. Резкие, угловатые линии сменились плавными и едва заметными мазками. Рука крепла, мальчик смело брался за многосложные сюжеты.

Следующую стену сплошь украшали фотографии. Маленький Игнат с букетом гладиолусов, праздник Первого звонка. Среди одноклассников на субботнике. На пленере, вместе с учениками школьной художественной студии, где и «Быр-Быр», в узнаваемом галстуке бабочкой, но еще не седой, стоит на здоровых ногах рядом. Страхов в классе, пишет экзаменационное сочинение. Выпускной вечер, Игнат читает со сцены стихи.

И завершают музейную композицию – в простенках между окнами – любовно подобранные пары: фотографии достопримечательностей городка и репродукции с картин художника, на которых они изображены.

– Но вы ничего не рассказали о родителях, – не удовлетворилась короткой экскурсией Вера.

Бронислав Брониславович подъехал к двустворчатому шкафу, достал из жилетного кармашка маленький ключик, открыл стеклянную дверцу и взял со средней полки толстый альбом.