– Есть серьезные основания полагать, что ее подставили.
– Основания? Какие? – испуганно поморгал Роман Федорович.
– Прежде чем прийти к вам, я как следует изучил обстоятельства дела.
– И что?
– Там не хватает некоторых данных.
– Правда?
– И прямых улик нет. Вот, посмотрите сами. – Адамов достал листок из папки и положил перед Левашовым. – Отпечатков на оружии нет, пороха на руках подозреваемой тоже.
– А кровь? Репетиторша вся была испачкана кровью убитого.
– Вот именно. Получается она выстрелила, а потом бросилась обниматься? И таких нестыковок целая куча! – Адамов яростно потряс папкой, начиная злиться. – А знаете, что самое интересное? В деле нет ни слова о том, что в руках убитой был вовсе не пистолет, а какой-то кинжал. Вы не знаете, как так получилось? – Алексей угрюмо уставился на Левашова. – А? Так, может, она защищалась? От кого? От Керкиса или кого-то другого? Настоящего убийцы, например.
Роман Федорович смутился:
– Кинжал? Откуда он там взялся?
– Вот и я хотел бы знать. А еще хорошо бы узнать, куда делся этот нож. Пистолет, кстати, принадлежал отцу убитого. При каких обстоятельствах он оказался у обвиняемой, если это она убила? Есть идеи? А дело уже закрыто, и на этот вопрос должен был ответить следственный отдел еще до суда.
– Да, что-то не доработали, – приуныл Левашов под натиском аргументов.
– Вот-вот! Поторопились. Я понимаю, дело громкое, и нужно было поскорее закрыть его, но я-то как маху дал?! Невинному человеку пятнадцать лет строгача присудил.
– Да погоди ты! – отмахнулся Роман Федорович. – Невинному! Надо доказать сначала.
– Именно это я и хочу сделать. – Адамов устало потер лоб, ему вдруг вспомнилось, как подсудимая коротко и твердо ответила: «Вину не признаю».
– Нет, погоди. Все что ты сказал, не доказывает, что она не виновна.
– Да. Но это не доказывает и обратного.
– Но на чем же строилась твоя обвинительная речь? – с упреком посмотрел Левашов.
– На том, что написано здесь. – Адамов постучал пальцем по папке и тяжко вздохнул. – Давний конфликт с учеником, взаимная ненависть, чего обвиняемая, кстати, и не отрицала. Затем тщательно подготовилась, пришла на урок, достала пистолет, выстрелила, оружие бросила под стол, а потом будто бы кинулась помогать несчастному. Вот интересно, а в какой руке в момент выстрела она держала нож? В левой, вероятно. Она боец спецназа? Или, может, ниндзя? А главное, откуда он появился и куда исчез? – Адамов кипятился и выстреливал слова словно из того злосчастного пистолета. – Почему в деле нет показаний обвиняемой на этот счет? А где свидетельские показания?
– Так может, его вовсе не было? – Левашов посмотрел с подозрением: – А как ты узнал про кинжал?
Алексей отвел взгляд и уклончиво ответил:
– Провел некоторые следственные действия.
Левашов схватился за голову:
– Зачем я согласился взяться за это дело? Лучше бы в областную прокуратуру отдали, случилось ведь это в доме убитого, за городом. Так нет. Настояли! Важный человек! Уважаемый! Я имею в виду отца этого мальчика.
Адамова передернуло, но он сдержался. Все ясно! Просто хотели, чтобы Загородняя получила по полной, потому и настаивали, чтобы дело взял он – прокурор с репутацией безжалостного и принципиального обвинителя.
– Алексей, – Левашов поднял голову и посмотрел на прокурора, в глазах плескалась надежда, – а ты уверен, что репетиторша не виновна? А если в итоге окажется, что это все-таки она убила?
– Нет. Я уверен на все сто. Ее подставили. Вероятно, настоящий убийца знал, что в это время приходит репетитор, возможно, он также был в курсе давнего конфликта между учеником и учителем. Хотя допускаю, что это было лишь стечение обстоятельств.
– Ладно, – обреченно вздохнул тот. – Жду от тебя документы для опротестования приговора и проведения дополнительного расследования.
– Вот, уже все готово, Роман Федорович, – Адамов один за другим достал два листка и положил перед начальником. – Ходатайство на возврат уголовного дела на доследование и заявление об отмене судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам. Нужна только ваша подпись.
Левашов всмотрелся в один листок, то приближая его к глазам, то относя подальше, потом взял другой, пошевелил губами, затем пощипал себя за усы.
– Ох, Алексей Сергеевич, без ножа ты меня режешь, – нехотя подписывая документы, проворчал Левашов. – Вот почему ты такой?
– Ну, вообще-то, я впервые прошу возобновить расследование для того, чтобы оправдать обвиняемого.
– Господи, а что же я там скажу? – Левашов с тоской глянул на потолок.
– Скажите, что настоящий убийца разгуливает на свободе и представляет серьезную опасность для других подростков.
– Ну, ты еще поучи меня! – рассердился тот. – Иди, работай! И обо всем докладывать лично!
– Конечно, – не по уставу ответил Адамов и, вложив документы в папку, вышел.
***
Анна очнулась от ощущения, что ее куда-то волокут. Приоткрыв глаза, она все поняла. Сокамерница подтащила ее к кровати и, оставив лежать на полу, разорвала простынь и принялась привязывать перекинутую через прутья спинки скрученную в жгут ленту. Все сразу стало на свои места. Эта женщина пришла в камеру специально, чтобы разыграть ее самоубийство. Но зачем?!
Пока та возилась возле спинки кровати, Анна не растерялась и, мгновенно вскочив на ноги, бросилась к выходу.
– Помогите! Помогите, убивают! – хрипло, почти неслышно закричала она и изо всех сил замолотила кулаками в дверь.
Анна обернулась, ожидая нападения, но, к ее удивлению, тетка уселась на свою койку и изобразила удивление.
Наконец залязгали замки, в камеру вошел надзиратель и, похлопывая дубинкой по ладони, набычился:
– Что случилось? Что ты орешь?
– Она-она-она хотела меня задушить. Вот-вот-вот, видите скрученная простыня! – сбивчиво объясняла Анна, голос был сиплым от удушья, отчего слова вырывались отрывисто и неразборчиво.
– Ты что несешь? – вскинулась та. – Совсем с ума сошла? Я спала! Гражданин начальник, я проснулась, а она к кровати себя привязывает, я ей помочь хотела, а она разоралась, как ненормальная!
– Ты врешь! – просипела Анна.
– А ты чокнутая! Рыдала тут полночи, спать не давала! Гражданин начальник, говорю же, крыша у нее поехала.
– Так, заткнулись обе! Загородняя, за мной! – скомандовал надзиратель и распахнул дверь. – Руки за спину, лицом к стене.
Анна на дрожащих ногах вышла из камеры, но тут голова закружилась, и она, съехав по стене, рухнула на пол.