Эйден замер, поглядывая то на конверт, то на меня. Он выключил плиту, отставил в сторону сковороду с курицей и суетно оглядывается в поисках тряпки – на столе всё ещё лужа чая.
– Что за шутки? – выдал я, осматривая конверт на предмет других проступивших знаков.
– Открой. – вполголоса произнёс Фрост. – Лист сухой? Дядя обожает невидимые чернила.
Священник убежал в комнату и вернулся уже с утюгом. Он вытащил деревянную разделочную доску, разместил её на столе и прогладил лист с двух сторон. Послания нет. Эйден тяжело задышал и потянулся к воротничку, расстегнув верхнюю пуговицу. Парень рухнул на табуретку, а я всё никак не могу понять, что всё это значит! Судя по реакции Эйдена, такое послание не несёт ничего хорошего, но мне хотелось бы подробнее узнать об этом нехорошем.
– Что это значит? – нерешительно произнёс я, пытаясь поймать взгляд Фроста.
– Лист белый и совершенно пустой. – он ткнул в него пальцем. – Будь это смерть или её приближение, он был бы чёрным. – объяснил священник и взял в руки конверт. – Рут пропала.
– И как ты это понял?! – я был в полнейшем замешательстве.
– Семейные заморочки. – отмахнулся Фрост. – Когда за тобой постоянно следят, и дядя с причудами, приходится прибегать к странным методам общения. – сказал он. – Всего в нашей семье три знака: Хирон у дяди, свиток у Рут, и весы у меня. На конверте, как ты сам убедился, Хирон, значит, послание от дяди. Лист белый – пропажа, неизвестность, – Эйден встал, – а письмо для меня, следовательно, речь о Рут.
– И что делать?
– К сожалению, – священник замолчал, раскладывая курицу по тарелкам, – если Рут не хочет, чтобы её нашли, её никто не найдёт. – Эйден протянул мне ужин и сам тоже сел за стол. – Дядя уже в Бруклине, если ты ещё не понял. Думаю, на днях лично заявится.
Внутри всё разом перевернулось. Почему Рут сбежала? Она сильно привязывается к дому, ей, на мой взгляд, нужен серьёзный повод, чтобы покинуть место жительства. Почему она считается пропавшей? Почему не связалась с нами или любимым дядей? С чего Аншель пользуется шифром? От кого она прячется?
– Не вкусно? – поинтересовался Фрост, наблюдая за тем, как я ковыряю в тарелке.
– Вкусно. – кивнул я. – Ты отлично готовишь.
Он накрыл мою руку своей.
– С ней всё в порядке, Митч. – успокоил Эйден. – Поверь мне, если Рут будет грозить опасность, она сообщит.
– Тогда почему прячется?
– Значит, это личное. – спокойно ответил священник, продолжив есть. – Справится с эмоциями и объявится. – сказал он. – Я тебе обещаю. – робко добавил Фрост.
Полночи я не мог уснуть, думая о мисс Дэвис, а потом, буквально в одно мгновение, провалился в объятия Морфея.
Утром сквозь сон слышал, как собирается Эйден. На завтрак он жарил себе яичницу и ел селёдку. Ту, в винной заливке, которую берёт где-то в Брайтон-Бич. По-моему, Фрост только ради неё захаживает туда. Потом священник ушёл, оставив меня в квартире одного.
Я окончательно встал только около десяти и то, если честно, заставил себя сделать это, чтобы не проваляться в постели весь оставшийся день. За завтраком рассматриваю фотографии припрятанной тетрадки Гринсона. Я точно видел все эти значки! Помнится, Эйден тихонько назвал их рунами.
Покончив с поздним завтраком, я поспешил в эзотерический магазин, находящийся, на удивление, совсем недалеко. С порога меня встретила женщина, разодетая в туго затянутый корсет и кожаные брюки. На голове возвышается серьёзный начёс, а обильный макияж в тёмных цветах делает её похожей на панду.
– Мне нужны руны. – сказал я, осматривая многочисленные стеклянные витрины с яркой подсветкой.
– Все наши руны ручной работы. – промурлыкала она, якобы случайно задев меня пышными бёдрами. – Славянские или скандинавские интересуют?
В мыслях тотчас всплыла фраза моего бывшего учителя истории, он любил повторять: «Викинги тащились от камней», а затем я вспомнил разноцветные камешки, вывалившиеся из «заколдованной» шкатулки Гринсона. Точно, деревянные изделия всегда ассоциировались у меня со славянскими народами.
– Скандинавские. – ответил я и в голове горячо поблагодарил тот редкий школьный день, который не прогулял.
«Панда» аккуратно разложила камешки с угловатыми значками на витрине, проверила их и упаковала в матерчатый мешочек.
– Я вижу… – томно и немного хрипло протянула она, закрыв глаза и приложив указательные пальцы к вискам, – я вижу в Вас задатки сильного ясновидящего. – сказала женщина.
– Ох, конечно. – натянуто улыбнулся я и расплатился. – Пойду попрактикуюсь.
– Подожди! – выкрикнула она и подбежала ко мне. – Мой телефон. – пояснила «панда», вкладывая в мой карман бумажку. – Звони, если будут вопросы.
Я поспешил убраться оттуда. Никогда в жизни сюда не вернусь.
Автобус подъехал быстро, даже промокнуть не пришлось. Я занял одно из немногих свободных мест. Профессиональная привычка не позволяет насладиться обыкновенной поездкой в общественном транспорте в дождливую погоду – я читаю пассажиров как открытые книги.
Многие из них, например, просто едут по делам. Меньшая часть нервничает, и лишь единицы переживают сильные эмоции. Процентов девяносто в автобусе занимают ту должность, которая обязывает бесконечно долго, изо дня в день перебирать бумажки на своём столе, в следствие пить литры кофе и подкрепляться пончиками в коротких перерывах.
Оставшиеся десять процентов – а это всего два человека, если быть точным, – куда интереснее. Та девушка на первом ряду явно творческая личность, как и паренёк чуть старше неё на вид, примостившийся к поручням напротив. Она, думаю, связана с холстом – на ребре левой ладони остался едва заметный след от художественной краски, а костяшки пальцев сохранили налёт грифеля. Молодой человек напротив неё, такой весь дерзкий, с красного цвета волосами и мобильником последней модели в розовом силиконовом чехле, часто работает со струнами – я заметил мозоли на пальцах, когда паренёк разматывал наушники. Может, его основная профессия и не связана с музыкой, но со струнными музыкальными инструментами он проводит львиную долю суток.
Дома меня ждали тишина и новая банка кофе. По бодрящему напитку я ужасно скучал. Пока у меня нет новых дел, есть возможность хорошенько изучить эти самые руны. Возможно, мне удастся лучше понять, чем занимался Гринсон. Несовпадения не позволяют оставить в прошлом дело Мортимера.
Что мы имеем? Кто-то третий был в квартире в день убийства. Судя по записям камер, Гринсон вернулся домой ровно в шесть часов вечера. Через пятнадцать минут он ушёл в ближайший супермаркет, а вернулся спустя двадцать семь минут, то есть в шесть сорок два, и больше квартиру не покидал. В восемь тринадцать к нему заявилась Богдана Нагу, убийца, и застрелила его.
Кто-то третий был в квартире. Это доказывает отвратительный запах чистящих средств, следов которого, кстати, не было обнаружено не на одной вещи Гринсона. Не понимаю только одного, Мортимер не мог не заметить, что в квартире кто-то убрался, но почему он не забил тревогу? Почему он вёл себя как обычно и продолжил готовится к свиданию с Элли Ти Эн? Только если он сам попросил кого-нибудь помочь ему с уборкой… В таком случае, действительно, было бы странно удивляться чистоте.
Нужно опросить соседей Гринсона. Возможно, этот человек живёт в его доме. Окна! Грязные окна во всей этой теории меня смущают!
Я тут же набрал миссис Дормер.
– Мэри, привет, – затараторил я, – слушай, можешь помочь? Если я попрошу тебя убраться у меня в квартире, что ты будешь делать?
– Ты разучился убираться, Митч? – непонимающе спросила миссис Дормер.
– Для дела надо. – ответил я. – Так, что ты уберёшь?
– Ванную, конечно. – задумчиво произнесла она. – Спальню. Гостиную? – растерянно перечисляла Мэри. – Кухню, конечно.
– Что именно ты будешь делать? – не унимался я и всё подробно записал.
– Так, по мелочи. – Мэри стала говорить раскованней. – Пропылесошу, конечно, потом протру пыль. – сказала она. – Ну, в конце, разумеется, пол вымою. – закончила миссис Дормер, но потом спросила: – Подожди, а окна у тебя чистые?
– Спасибо, Мэри! – горячо поблагодарил я. – Очень выручила, спасибо! Джонни передавай привет.
Я записал ответы миссис Дормер и листаю список контактов. Друзей у меня совсем немного, ещё меньше тех, кому я могу позвонить и без лишних объяснений спросить про уборку. На глаза попался номер Тревора Янга. Что ж, неплохой вариант: чистюлей-параноиком его не назовёшь, как и неисправимым грязнулей. Золотая середина.
Янг поднял трубку спустя пару гудков.
– Митчелл? – не то боязливо, не то со сдержанной радостью ответил мужчина. – Что-то случилось?
– Можешь ответить на странный вопрос? – начал я. – Просто вопрос и всё.
– Конечно. – ответил Янг. – Что тебя интересует?