В канун Рождества

Сэма никто не встречал. У него не было ни жены, ни личного шофера. Он знал, что за стенами жарко натопленного терминала очень холодно. Их предупредили об этом еще на борту самолета, да и встречающие были тепло одеты: в куртках, в перчатках, с шарфами на шее, на головах – вязаные шапки.

В Нью-Йорке тоже стоял бодрящий морозец. С Ист-Ривер дул порывистый ветер, а флаги словно застыли в одностороннем движении.

На его тележке неуклюже громоздились два чемодана, огромная сумка с принадлежностями для гольфа и портфель. Сэм направил тележку к автоматическим дверям и очутился во тьме холодного и сырого зимнего английского утра. Он встал в очередь на такси. Ждать пришлось минут пять-шесть, но этого хватило, чтобы ноги у него заледенели. Машина была почему-то раскрашена под газетные полосы, а шофер, человек с большими моржовыми усами, казался угрюмым. «Хорошо, что не болтун», – подумал Сэм. Он был не в настроении разговаривать.

– Куда едем?

– В Уондсворт, пожалуйста. Юго-запад, Семнадцатый район. Бьюли-роуд, четырнадцать.

– Понял.

Шофер не потрудился помочь с вещами, решив, очевидно, что пассажир достаточно молод и силен. Сэм втиснул в багажник чемоданы, поставил сумку с клюшками на пол машины, откатил тележку подальше, чтобы другим не мешала, и, наконец сев, хлопнул дверцей. Дворники заметались по стеклу, такси двинулось с места.

Сэм замерз, хотя и ждал недолго. Он поднял воротник синего пальто, поглубже вдавился в грязноватое, в пятнах, сиденье и зевнул, ощущая усталость и нечистоту во всем теле. Он летел в спаянной мужской компании бизнесменов. Перед посадкой все они по очереди незаметно исчезали в туалет, чтобы умыться, побриться, завязать заново галстук и вообще освежиться. Очевидно, этим бедолагам предстояли ранние деловые встречи. Сэму такая перспектива не грозила, и он был очень рад, что первое деловое свидание назначено на двенадцать тридцать в понедельник. Ему предстояло явиться в ресторан «Уайт» на ланч со своим непосредственным боссом, сэром Дэвидом Суинфилдом, президентом фирмы «Старрок энд Суинфилд». До этой встречи можно располагать временем как угодно.

Сэм снова зевнул и провел рукой по подбородку. Наверное, следовало побриться, подумал он, я выгляжу как бродяга в этом толстом свитере, старых джинсах и широких туфлях типа сабо. Было такое ощущение, будто глаза засорило песком, но он сам виноват: не спал всю ночь, читал в самолете книгу. К тому же его слегка мутило: в два часа ночи по здешнему времени он очень плотно пообедал.

Такси остановилось на красный свет. Шофер бросил через плечо:

– Отдыхали?

– Нет.

– А я смотрю, клюшки у вас…

– Нет, я не отдыхать ездил.

– По делам, значит?

– Можно сказать и так. Я шесть лет проработал в Нью-Йорке.

– Вот это да. И как вам тамошняя суета?

– Нормально. К этому привыкаешь.

Пошел дождь.

– Не очень-то приятное утро для возвращения домой.

Зажегся зеленый. Они снова тронулись с места.

– Да, – согласился Сэм. Но не добавил: «А я вернулся не домой». Сейчас у него не было дома, как и полагается бродяге. Впервые в жизни, а ему исполнилось уже тридцать восемь, у него не было крыши над головой.

Он угрюмо скрючился в углу и начал вспоминать все дома, где ему довелось жить. Сначала была усадьба Рэдли-Хилл в Йоркшире, где он родился и вырос, единственный ребенок в семье. Большой, основательный, удобный дом, где пахло дымом очага, весенними цветами и свежеиспеченной сдобой.

При доме было четыре акра земли с теннисным кортом и небольшим леском, где в осенние вечера, с ружьем в руке, он ждал, когда со жнивья налетят голуби. Он возвращался в Рэдли-Хилл из начальной школы, приезжал из частного пансиона на каникулы в компании кого-нибудь из приятелей. То было место уютное, как старый твидовый пиджак, и Сэму казалось, что ничего никогда не изменится. Но, конечно, изменилось. В последний год его учебы в Ньюкаслском университете умерла мать, и уже ничто не было прежним.

Семья владела небольшой фабрикой шерстяных тканей в маленьком йоркширском городке. Сэм поначалу планировал расправить крылышки и, возможно, поискать какую-нибудь работенку за пределами Англии, но после смерти матери у него не хватило духу оставить отца в одиночестве. С дипломом инженера в кармане он вернулся домой, на фабрику. Несколько лет отец и сын удачно справлялись с делом, и оно давало прибыль, а затем фабрика, выпускавшая тонкие сукна и легкие твидовые ткани, столкнулась с конкуренцией более технологически совершенного производства. В Англию хлынул поток дешевого импорта из Европы. Возникли финансовые проблемы. В результате на сцене появился мощный лондонский текстильный концерн «Старрок энд Суинфилд» и поглотил маленькую фабрику. Сэм получил место под новой вывеской, а отец был уже не в том возрасте, чтобы осваивать новые методы производства. Он раньше времени ушел в отставку, копался в саду, время от времени играл в гольф. Это не спасало от одиночества, скуки и бездеятельности, и через год он умер от обширного инфаркта.

Рэдли-Хилл был завещан Сэму. С болью в душе он выставил его на продажу. Тогда это казалось наиболее разумным поступком, ведь он уже осел в Лондоне, трудясь на компанию «Старрок энд Суинфилд» и постигая премудрости брокерского дела в торговле шерстью. На деньги, вырученные от продажи Рэдли-Хилл, Сэм приобрел квартиру с садом в Ил-Парк-Коммон, так близко от метро, что по ночам до него доносился шум поездов. Однако в крошечном садике по вечерам иногда гостило солнце, и, после того как он перевез часть наименее громоздкой мебели из йоркширского дома, квартира стала казаться привычной и уютной. Сэм вел беззаботную веселую холостяцкую жизнь, и в его воспоминаниях квартира осталась согретой теплом солнца и дружбы. Он устраивал бесконечные вечеринки экспромтом, комнаты заполнялись гостями, и в конце концов все высыпали на террасу. Запомнились и шумные зимние уик-энды, когда старые друзья с севера приезжали на футбольные матчи. А разве можно забыть любовные интрижки! Сэм как раз в муках переживал одну из драм, когда вдруг получил повеление сэра Дэвида Суинфилда явиться в главный офис и здесь, в престижных деловых апартаментах на самом высоком этаже здания, вздымавшегося над лондонским Сити, узнал, что его направляют на службу в Нью-Йорк. Глава нью-йоркского отделения концерна Майк Пассано запрашивал не кого-нибудь, а именно Сэма. Это означало повышение в должности, большую ответственность и прибавку к жалованью. «У вас нет причин не ехать, Сэм», – услышал он приговор.

Он ответил: «Да, сэр». Причин не ехать действительно не существовало – никаких семейных уз, ни жены, ни детей. Наоборот, это был шанс, которого Сэм подсознательно жаждал со времен окончания университета. Новая работа. Новый город. Новая страна. Новая жизнь.

Сэм пригласил тогдашнюю возлюбленную пообедать и попытался объяснить причины отъезда. Она всплакнула и сказала, что, если он хочет, готова поехать с ним. Сэм был уверен, что как раз этого и не хочет. Чувствуя себя подонком, он так и сказал ей, и она еще немного поплакала. Когда подошло время расставаться, он усадил ее в такси и больше никогда не видел.

Столь же немилосердно Сэм расстался и с имуществом. Кончался большой отрезок его жизни, и он не имел ни малейшего представления о том, когда вернется в Лондон снова, да и вернется ли вообще. Поэтому он продал автомобиль и квартиру, оставив и сдав на хранение лишь несколько любимых картин, книг и кое-что из мебели. В офисе он освободил от своих принадлежностей письменный стол. Кто-то устроил прощальную вечеринку, и Сэм сказал «до свиданья» всем друзьям.

«Не оставайся там надолго», «Возвращайся поскорее», – говорили они.

Однако, попав в Нью-Йорк, Сэм был сразу же покорен. Он чувствовал себя там как рыба в воде и наслаждался каждой минутой жизни в этом бурлящем энергией космополитическом плавильном котле. Обосновался Сэм в Гринвич-Виллидж, но, когда женился на Деборе, она уговорила его переехать, и они поселились в модной двухуровневой квартире на Восточной Семидесятой улице. Сэму всегда нравилось устраиваться на новом месте, знакомиться со всеми его закоулками, что-то перекрашивать, расставлять заново мебель и развешивать картины, однако Деборе не улыбалась мысль перевозить старые вещи из Гринвич-Виллидж в прекрасную новую квартиру. Она и дизайнера по интерьеру уже пригласила, а тот не вынес бы, если бы старый продавленный кожаный диван нарушил его до малейшей детали продуманный замысел. Последовало несколько мелких стычек, и Сэм, как обычно, уступил. К тому же он был только рад поставить диван в каморке, где держал компьютер и факс. Тот отлично вписался в рабочую обстановку, и иногда, по выходным, когда Дебора считала, что ее муж занят сверхсрочной работой, Сэм возлежал на старом диване и смотрел по телевизору футбол.

Его дома… Квартира на Восточной Семидесятой была для Сэма последним домом, и его он тоже потерял, а заодно и Дебору.

Она не отличалась нерешительностью, поэтому так и сказала ему прямо в лицо, что уходит. Ей надоело играть вторую скрипку, так как на первом месте в его жизни – компания «Старрок энд Суинфилд». Она устала быть женой трудоголика. И разумеется, у нее есть другой мужчина. Когда она назвала его имя, Сэм был не просто потрясен, он даже испугался за Дебору и ее будущее. Он сказал ей об этом, но она осталась непреклонна. Слишком поздно. Она приняла решение, и ее не переубедить. Сэм рвал и метал. Он был сбит с толку и унижен. «Рогатый муж», вспомнилось ему старомодное выражение. «Я рогат. Мне наставили рога».

И все же до известной степени он Дебору понимал.

В офисе его встретили уклончивые взгляды и сочувственные выражения лиц. Некоторые из сослуживцев были, пожалуй, даже чересчур внимательны. Они похлопывали Сэма по плечу и заверяли в своей неизменной дружбе. Но были и другие, например Лайми, который поглядывал на него с ухмылкой, словно кот, который дорвался до хозяйских сливок. И Сэма вдруг осенило: а ведь все эти люди, наверное, давно были в курсе его семейных дел, он же, как и положено главному персонажу мелодрамы, обо всем узнал последним.

Днем появился Майк Пассано. Он скользнул в открытую дверь и уселся на краешек стола. Они немного поговорили о текущих делах, а потом Майк сказал:

– Сочувствую. Я имею в виду Дебби…

– Спасибо.

– Хорошо, что у вас нет детей. Меньше проблем.

– Да.

– Если захочешь, приезжай как-нибудь вечерком, поужинаем вместе.

– Я в порядке, Майк.

– Ладно. Хорошо. Но предложение остается в силе.

Полтора месяца Сэм трудился не покладая рук. Он пользовался малейшим предлогом, чтобы задержаться на работе, и возвращался в пустую квартиру, где его никто не ждал с ужином. Иногда заскакивал в бар, заказывал сэндвич и порцию виски. Или две порции. У него началась бессонница, а днем нападало нервическое беспокойство. Вся жизнь пошла под откос.

Майк Пассано посоветовал ему взять отпуск, но как раз этого Сэм желал меньше всего. Однако постепенно он стал ощущать, что, пожалуй, Нью-Йорка с него достаточно. Ему захотелось в Англию. Домой. Снова увидеть английские туманные небеса, неяркую зелень полей. Пить теплое пиво и ездить на красных автобусах.

Однажды вечером, в разгар отчаяния, в квартире раздался телефонный звонок. Это звонил из Лондона сэр Дэвид Суинфилд.

– Мы можем поговорить, Сэм?

– Конечно, сэр.

– Слышал, что у тебя не все ладится.

– Плохие вести распространяются быстро.