Сентябрь

– Ларри.

Пес шумно лакал воду, заполняя тишину; Ноэль же, быть может, впервые в жизни не знал, что сказать, – он был застигнут врасплох. Неизвестно, чего он ожидал, но наверняка не того, что увидел. Все здесь свидетельствовало о спокойном достатке и хорошем вкусе хозяев. Богатый лондонский дом, хотя и небольшой. Узкий коридор, крутая лестница, отполированные до блеска перила. Медово-золотистые ковры на полу и на стене, пристенный антикварный столик, на котором стояла цветущая розовая азалия, овальное зеркало в резной раме. Но что поразило его больше всего, так это запах. Запах, от которого защемило сердце – такой знакомый! – полировки, яблок и, похоже, свежесваренного кофе. И еще, быть может, засушенных лепестков роз. Аромат юности, пробуждавший ностальгию, запах дома, который мать создала для своих детей.

Но кто встревожил его память? Кто она – эта Алекса Эрд? Можно бы завести легкий разговор и выяснить это, но с чего начать? Ноэлю ничего не приходило в голову. И, может, к лучшему. Посмотрим, что обнаружится дальше, вполне возможно, что Алекса снимает тут всего лишь спальню-гостиную или крохотную квартирку под самой крышей. Но вот она положила собачий поводок на столик и любезным тоном хозяйки пригласила его в комнату, куда вела открытая дверь:

– Входите, пожалуйста…

Дом и правда был двойником пеннингтоновского, но куда красивее и богаче. Длинная узкая комната тянулась от передней его стены до задней. В той части, которая выходила на улицу, была гостиная – скорее, это можно было назвать салоном, такая дорогая и солидная стояла тут мебель; вторая половина служила столовой. Отсюда дверь выходила на балкон с коваными железными перилами, на полу стояли керамические горшки с цветущими маргаритками.

Обшивка, гардины, ковры – все было выдержано в золотистых и красноватых тонах. Гардины свисали тяжелыми складками, на диванах и стульях чехлы из вощеного ситца в деревенском стиле, на диванах подушки с ручной вышивкой. Ниши украшал сине-белый фарфор, пузатое бюро было раскрыто, стопка писем и бумаг свидетельствовала о деловитости его хозяйки.

Элегантно, респектабельно – и все это никак не вязалось с самой обыкновенной и не столь уж привлекательной девицей в джинсах и свитере.

Ноэль кашлянул.

– Какая очаровательная комната, – сказал он.

– Да, красивая. Рада, что вам нравится. Однако представляю, как вы устали. Джетлаг – это убийца. Мой отец не выносит ночных полетов и летает из Нью-Йорка только на «конкордах».

На собственной территории она чувствовала себя более уверенно и уже не казалась слишком застенчивой.

– Мне уже лучше, спасибо.

– Что будете пить?

– Виски у вас найдется?

– Конечно. Что предпочитаете – «Граус» или «Хейг»?

Вот это удача!

– «Граус»!

– Со льдом?

– Если есть…

– Я спущусь за ним на кухню. Если вы не в силах ждать, прошу вас… вон там стаканы и все остальное. Я сию минуту вернусь…

Он услышал, как она сказала что-то песику и легко сбежала по лестнице вниз. В доме стояла тишина. Похоже, собака отправилась следом за хозяйкой. Сейчас он нальет себе виски. Бутылки и графины стояли на серванте такой красоты, что невозможно было не позавидовать его владельцу.

Над сервантом висели очень недурные картины – все те же мирные пейзажи и сельские домики на фоне зеленых лесов. Взгляд Ноэля остановился на серебряном фазане в центре овального стола и прекрасных грузинских серебряных подносах. Он подошел к окну и заглянул вниз – небольшой мощеный внутренний дворик, по кирпичной стене вьются розы, высокая клумба с поздними желтофиолями. Белый кованый железный столик и такие же четыре стула, и сразу представляется летний вечер – ужин под открытым небом, прохладное вино.

Да, надо скорее выпить. На серванте ровным рядом стояли шесть стаканов. Ноэль взял бутылку «Грауса», налил в стакан, добавил содовой и возвратился в другой конец комнаты. Точно любопытный кот, он продолжал обследовать территорию. Отодвинул тюлевую занавеску, бросил взгляд на улицу, потом шагнул к книжному шкафу и стал читать названия книг. Кто же все-таки хозяин этого восхитительного дома? Романы, биографии, книги по садоводству… вот еще одна – как выращивать розы.

Надо поразмыслить… Сопоставив одно с другим, Ноэль пришел к совершенно определенному выводу: дом на Овингтон-стрит принадлежит родителям Алексы. Отец занимается каким-то бизнесом – судя по тому, что летает на «Конкорде», довольно престижным, настолько престижным, что может позволить себе брать в поездки жену. В данный момент они в Нью-Йорке. Когда все дела будут сделаны и конференция закончится, они, надо полагать, слетают на недельку на Барбадос или на Виргинские острова понежиться под солнцем и восстановить силы… Все встало на свои места.

Ну а Алекса, покуда их нет, смотрит за домом, чтобы не залезли воры. Теперь ясно, почему она в доме одна и так щедра по части виски – оно отцовское. Когда родители возвратятся – загорелые, с кучей подарков, – Алекса вернется в свою хижину, в квартиру, которую она делит с подругой, либо в коттедж в Уондсуорт или в Клэпем.

Любопытство Ноэля было отчасти удовлетворено, и он продолжал осмотр. Сине-белый фарфор оказался дрезденским. Возле одного из кресел стояла корзинка с клубками яркой шерсти и начатым гобеленом. На бюро фотографии. Свадьбы, дамы с младенцами на руках, пикники с расставленными на скатерти термосами и сидящими сбоку собаками. Ни одного знакомого лица. Одна из фотографий привлекла его внимание, и он взял ее, чтобы рассмотреть поближе. Большой дом в эдвардианском стиле, сплошь увитый зеленью. Оранжерея по одну сторону, высокие окна в переплетах и мансардные окошки под крышей. Широкие ступени ведут к парадной двери, она распахнута, и два охотничьих спаниеля послушно позируют фотографу. За домом зимние деревья, церковный шпиль, а еще дальше – крутой холм. Родовое загородное поместье.

Она возвращалась. Он услышал ее легкие шаги по ступенькам, осторожно поставил фотографию на место и повернулся к двери. В руках у Алексы был поднос, на котором стояли ведерко со льдом, бокал, открытая бутылка белого вина и тарелка с солеными орешками.

– Отлично, вы уже выпили. – Она поставила поднос на столик за диваном, отодвинув стопку лежавших там журналов. Верный терьер уселся у ее ног. – К сожалению, кроме орешков, ничего не нашлось.

– А больше в данную минуту мне ничего и не надо. – Ноэль поднял бокал.

– Бедняжка! – Она бросила в его бокал кубики льда.

– Я все никак не могу поверить, что оказался полным идиотом – так все перепутать! – сказал он.

Алекса налила себе вина:

– Зря вы себя корите. Со всяким может случиться. Лучше попробуйте повернуть все это иначе: завтра вас ждет приятный вечер, а за ночь вы хорошо отдохнете и будете в прекрасной форме. Но почему вы стоите? Вот это кресло самое удобное.

Оно и правда было удобным. Какое блаженство! Наконец-то он вытянул свои уставшие ноги и, утонув в мягких подушках, поднес бокал ко рту. Алекса села в кресло напротив него, спиной к окну. Ларри немедленно вскочил к ней на колени, свернулся клубочком и закрыл глаза.

– Вы долго пробыли в Нью-Йорке?

– Три дня.

– Любите туда летать?

– В общем-то, да, но возвращаюсь всегда совершенно измученный.

– А что вы там делаете?

Он рассказал о «Седле и стремени» и Харви Клейне.

– У меня есть их ремень, отец привез в прошлом году. Очень красивый, плотный и мягкий.

– Ну вот, скоро вы сможете покупать такие и в Лондоне, если вас не остановит цена.

– А кто будет их рекламировать?

– Это моя работа. Я директор рекламного отдела.

– Звучит внушительно. И наверное, это у вас хорошо получается. Вам нравится ваша работа?

Ноэль подумал:

– Надо полагать, она не получалась бы, если бы не нравилась.

– Как это верно! Ничего нет хуже, чем не любить свою работу.

– А вам нравится готовить?

– Очень. Я ужасно люблю готовить. И слава богу, потому что только это и умею. В школе я, увы, не блистала. Кое-как сдала экзамены. Отец настаивал, чтобы я пошла в секретари или окончила курсы дизайнеров, но в конце концов я убедила его, что это будет абсолютно бесполезная трата времени и денег, и он позволил мне стать поварихой.