Софи и носитель безумия

–Доброе утро профессор! –Раздался голос из одного из столов.

Это был Логос

–Доброе утро и приятного аппетита, –ответил Виктор и хотел уже уйди.

–Вы можете уделить мне минуту?

–Конечно, что у вас?

Виктор подошел к столу и сел на против пациента. За столом из больных кроме Логоса никого не было, поэтому можно было говорить без постороннего вмешательства.

Логос был явно встревожен, и его что-то беспокоило. Он вынул из кармана своей рубашки лист бумаги.

–Что у вас там? –озадачился профессор, –если это сценарий к постановке, то пожалуйста, вручите его своей мед сестре и попросите передать Агате, она занимается этим мероприятием.

–Нет, это не сценарий, это другое… –Логос произнес эту фразу заикаясь, и с поникшей головой.

Виктор тут же уловил что-то не ладное. Положил свою руку на руку пациента.

–Что случилось?

Логос не переставал заикаться.

–Дело в том, что, сегодня ночью я умер, –ответил он.

–Умерли?

–Да, нет. Чуть не умер.

–Как это случилось?

–Я, не могу говорить об этом, мне сложно, я написал все здесь сегодня утром, чтобы вы прочли, я хочу все рассказать, я хочу исповедаться, но мне было легче все написать, –Логос протянул лист Виктору, а сам встал и ушел.

Виктор в легком недоумении открыл лист. Он порылся в кармане, но понял, что забыл очки в кабинете. И направился туда. Зайдя и найдя их, он тут же принялся за чтение, Логос через бумагу говорил следующие:

«Сегодня ночью со мной произошло нечто ужасное, вероятно, что сегодня был самый худший день в моей вечной жизни. Как известно, дней моим нет начала, и по конечности не будет конца, но эта ночь заставила меня сомневаться в природе моей вечности и не делимости, ибо сегодня я на мгновение поверил, что я смертен. Сегодня ночью я видел смерть.

Это не было сном. Я могу отличить сон от реальности. И в этой реальности я как обычно спал в кровати. Хоть сейчас осень, но погода ночью не заставляет мерзнуть под одеялом, но находясь в объятиях сна, я почувствовал холод. Кровать не грела мое тело, а подушка перестала быть мягкой и нежной. Я проснулся. Лицо мое было обращено к стене, я прикоснулся к ней, она была не на столько холодна как тот воздух что вился за моей спиной. Но все же находясь в полусонном состоянии, я не придал этому значение, я хотел спать, не зная того что уснуть уже не удастся, но повернуть голову я поленился, единственное что я сделал, это еще плотнее укутался в одеяло, и как будто бы уже начал видеть очередной сон, как стало еще холоднее, и не просто холоднее, а само мое дыхание перестало греть воздух. Я начал слышать этот холод, это невозможно описать, но холод действительно можно услышать если прислушаться…, и я прислушался. В груди я почувствовал странное ощущение – страх. Я испугался, убрал бесполезное одеяло и повернулся лицом к комнате. И увидел эту сущность, это была она, смерть.

После таких слов сразу возникает вопрос, как же она выглядела? А выглядела она очень просто и банально. Черный плащ, черных капюшон, в котором черная пустота. В сухой костяной руке она держала свой известный атрибут – косу. Ноги же ее были босы, и те же кости. В этом образе нет ничего удивительного, ибо все мы представляем образ смерти в образе такого скелета с косой и плащом.

Тогда увидев ее я хоть и испугался, но не удивился. Удивляться смерти никто е имеет права. Но я был не рад ей, не потому что не хотел умирать, это в принципе невозможно, а потому что она прервала мой сон. Но мне было немного интересно с ней познакомиться, хоть и образ у нее был пустой и недружелюбный. Я тут же поднялся с места, но приблизиться не осмелился, я ждал того что будет дальше. Но чем дольше она бездействовала, тем страшнее мне становилось. Я начинал чувствовать себя смертным…

Прошло пару десяток секунд, и палата наша растянулась в два раз, став намного просторнее. В центре этой новой комнаты стоял стол, на котором была шахматная доска с расставленными, готовыми к игре, фигурами. Я понял, что мне предстоит играть со смертью. Каждая живая разумная сущность этого мира должна сыграть партию со смертью в конце своего пути, но, очевидно, что не выиграл еще никто.

Смерть убрала косу в стороны, и села за стол, она взяла себе белый цвет. Я тоже тут же сел, не заставляя ее ждать, она сделала первый ход. И тут я подумал, почему смерть играет белым цветом? Ведь в любом образе она должна брать на себя все черное, если бы смерть играла черными фигурами, это никого бы не удивило, но то что она играет белыми, это даже немного смешно, и очень любопытно. Интересно, она со всеми играет только белыми? Или чередует цвет? Этот вопрос я задал себе, её спросить об этом я не решился.

Ход за ходом, ее костяная рука перемещала фигурки. И тут, на пятом ходу мне пришла мысль. А почему собственно смерть должна играть черными фигурами? Этот ярлык придумали люди в своей смертной культуре, но никто так и не смог логический обосновать эту обязательную привязанность черного цвета к ней. Также и этот костяной образ с косой, он ведь меня не чуть не удивил что смерть выглядит именно так. А почему она выглядит так? Может быть потому что мы все ее так представляем? Был мой ход, я не торопился его делать, меня все меньше и меньше интересовала игра, и все больше интересовал соперник. Я начал разглядывать ее костяные руки. Удивительно, но я никогда за свою вечную жизнь не виде как выглядит человеческий скелет. Эти кости были темно белого оттенка, словно цвет снега во время сумерек. Я перевел взгляд на темное лицо своего соперника. Я хотел разглядеть ее череп, но мне это не удалось, я лишь видел черную пустоту, которую охранял капюшон. Долго смотреть и пытаться разглядеть ее череп мне не позволила этика, это было бы очень неприлично с моей стороны так нагло смотреть на нее. Я опустил глаза и вновь приковал их к этим рукам. Почему ее ладонь чуть меньше моей? Да, мою ладонь по верх косточек покрывает мясо, жировая прослойка, кожа. Я при всем при это я не могу поверить, что мои кости такого же размера что и кости руки смерти. Я сделал еще пару ходов, и в перерыве между ними я пытался визуально сравнить мою человеческую ладонь, и костяную руку смерти. И все же я понял, ее рука действительно меньше моей. Да что там рука, я понял, что она сама ростом ниже меня на одну голову, вероятно из-за капюшона мне не удалось это сразу заметить. Вряд ли в какой-то культуре описывалось что-то о росте смерти, но сомневаюсь, что кто-то мог представить, что она будет на голову ниже среднего мужчины. Многие наверняка представляли ее ростом в два метра минимум.

Она сделала ход. Позиция на доске не была чем-то тем что меня беспокоило, скорее спокойствие нашей партии, позволяло мне еще больше тайком поглазеть не нее. Я тут подумал. Если вырыть какую-нибудь могилу, и посмотреть на костяные остатки покойника, но эти кости будут идентичны костям любого человека, и смерть является обладательнице тех же костяных форм. Но, ведь покойник не всегда был скелетом, когда-то рука его была теплой, и была покрыта кожей и другими мягкими элементами. Никто еще не родился скелетом, и каждый скелет имел образ из плоти. А смерть? Она всегда была скелетом? Была изначально рождена лишь из костей? Мало вероятно, какой в этом смысл и логика? Скорее всего ее рука тоже могла иметь кожную поверхность. Эх, увидеть бы этот череп что за капюшоном.

Ход за ходом партия уже прошла где-то середину. Позиция была равная, и скучная. А пока был ход смерти, я же стал углубляться в свое любопытство. Эти косточки, тонкий набор кальция, который издавал звук подобный стукам, как только касался чего-либо. Я понял то что смерть играет белыми, это ломает некоторые стереотипы, так может этот костяной жуткий образ в черном капюшоне – это тоже мой стереотипный образ? А что если посмотреть на смерть без стереотипов? Постараться отбросить это все и увидеть ее настоящий образ. Я попытался. Я смотрел опять на эти костяные руки, и представлял, как они могли бы выглядеть, будь на них кожа. Тут мне пришла мысль, а что если скелет женский? Это объясняет почему ее рост ниже, а рука меньше моей. Правда, странно что смерть имеет пол, но ведь она в образе человеческого скелета, а скелет должен принадлежать какому ни будь полу.

Что-то мелькнуло в его глазах, в темноте ее лица. Две точки, как будто отражение от зрачков. Кажется, образ не стоит на месте, а начинает менять исходя из того как я этот образ воспринимаю. Тут я перестал бояться, и как только отсутствие страха успокоило мое сердце, мое сердце успокоило мой ум. Я выбросил из головы все стереотипа того, как должна выглядеть смерть, теперь я пытался увидеть, как она выглядит на самом деле. И мне это начало удаваться.

Когда она сделала очередной ход, шахматную фигуру уже взяли не холодные кости, а мягкие кожаные пальцы. И не просто обычные пальцы, они были очень красивые, хоть и кожа было бледной и на вид холодной. Да, мои догадки подтвердились. Руки смерти приняли явный образ рук женских. На одном пальце ее нежных рук даже начало появляться очертание кольца.

По правде сказать, в комнате было мало света, лишь лунные лучи освещали комнату и мою соперницу. Я посмотрел на ее лицо, капюшона больше не было, он исчез, так как больше не было нужды прикрывать ее лицо. И да, вместо мертвого черепа, я увидел холодное женское лицо. Ее прямые черные волосы растворялись в ее черном платье. Фиолетовые губы казались такими чистыми, словно еще никто не касался их. Ее глаза были опущены на доску, я лишь видел ее ресницы, которые на мертво замерли. За все время моего любования она не разу не моргнула. Я уже совсем не думал об этике и приличии, и уже в наглую смотрел на ее бледное, но очень красивое лицо. А она, не разу на меня не посмотрела. Может быть смерть никогда не смотрит в глаза людям за которыми она пришла, да, наверное, это так. Но мне хотелось, чтобы она посмотрела на меня хоть раз.

Жаль, что все видят в ней лишь страшный образ жуткого человеческого скелета со страшной косой, и никто не пытается увидеть и разглядеть в ней ее истинный, более прекрасный облик. Все ее боятся, и никто из живых ей не будет рад. Она уже существует столько, сколько существует человек, и я уверен, за это время никто ее не встретил с радушием и улыбкой. Каждый ее боялся и боится. Я это видел в ее лице. Она вовсе не страшная, но очень грустная. И это не удивительно, ведь она словно изгой. Все ее боятся, и никто не хочет ее видеть. Вероятно, игра в шахматы со смертными, это ее единственное развлечение. И не важно кто выиграет, исход встречи это не изменит. Мне ее жаль. Я даже представить не могу что она чувствует, если она не разучилась что-то чувствовать, а умела ли она вообще? Не знаю.

Хоть я и перестал ее бояться, но заговорить с ней я так и не решился. Но, у меня хватило храбрости дотянуться рукой до стола что стоял позади меня, и взять с него листок бумаги. Пока она смотрела мертвым взглядом на деревянные фигуры, я сложил из бумаги кораблик и протянул его ей. Но никакой реакции не последовало, тот же мертвый взгляд, как будто меня и вовсе не было в этой комнате. Мой корабль был проигнорирован, а вместе с ним и я. А может ей не нравятся корабли? Точно, вот я дурачок. Как смерти может понравится корабль? Я развернул его обратно в лист, и взял вторую бумагу со стола. Я знал точно, что ей понравится, я собрал бумажный гроб. Я протянул его ей. Она тут же схватила его и смяла в руке и отбросила в сторону, и при этот даже не моргнула, и не оторвала взгляд от доски. Все произошло в долю секунды, и я испугался. Кажется, я ее разозлил, или нет. Выражение ее лица не чуть не изменилось. Было смешно, да, я не знаю почему, но я улыбнулся. И она это заметила, при том что и не смотрела на меня, но она это как-то увидела. Ее мимика чуть дернулась, ресницы приподнялись, и она посмотрела на мою улыбку. В мои глаза она по-прежнему не смотрела, и я понял почему. В моих глазах не было ничего интересного или необычного, а вот улыбку человека, она явно видела впервые. А я впервые увидел глаза смерти. Эти пустые черные зрачки, в них даже ничего не отражалось, ни я, не лунный свет, они как будто были сухими.

Она смотрела на мою улыбку еще пару минут, и исчезла. Просто испарилась, ее больше не было рядом, не было этого холода. Вместе с ней с доски исчезли все фигуры, а вместо них на пустой доске лежал бумажный кораблик».

От того что Виктор прочитал ему самому стало немного холодно.

Ремонтеры завершили всю необходимую работенку еще раньше, чем предполагали. Главный мастер, мужчина сорока лет, с легкой сединой на щетине и волосах направился в кабинет Виктора чтобы сообщить тому о завершении ремонтных работ. Его из сада его сопровождала Агата, она же находилась рядом с ремонтерами и во время починки линии.