Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева

Сталин отправил Ворошилова в длительный отпуск, а его обязанности должен был исполнять Уборевич. Сталина поддерживали друг Гамарника И.Э. Якир (бывший троцкист до 1924 года), заместитель Якира И.Н. Дубовой, А.И. Егоров и его группа: П.Е. Дыбенко, М.К. Левандовский, Н.В. Куйбышев (брат члена Политбюро).

Тогдашнюю позицию Тухачевского С.Т. Минаков охарактеризовал так: «…Во время «наивысшего напряжения борьбы между правыми и ЦК» М. Тухачевский предлагал «сидеть и выжидать, организуясь в кадрах». Впрочем, в 1930 году он больше не сидел сам, а «сажал» других, поскольку руководил вместе с Ягодой операцией «Весна», когда были арестованы около 3 тысяч военспецов.

ХVI съезд ВКП(б) открылся в накаленной обстановке 26 июня 1930 года и продолжился до 13 июля. Его стенографический отчет был тщательно отредактирован и не дает представления о том, что происходило на съезде. Но некоторые интересные факты можно почерпнуть и из него.

Прежде всего бросаются в глаза отсутствие на съезде Н.М. Бухарина и недовольство, высказанное в связи с этим Г.К. Орджоникидзе. Не было ли это отсутствие оставшегося на южном курорте Бухарина вызывающей демонстрацией? Или на съезде должны были произойти какие-то события, при которых не отличавшийся храбростью Николай Иванович не хотел присутствовать?

Были сдержанные выступления Рыкова и Пятакова (резко контрастирующие с их покаянным самобичеванием на следующем ХVII съезде). Речь Томского вообще производит впечатление скрытой и замаскированной оппозиции. Не намеревались ли «правые» именно на этом съезде дать Сталину генеральный бой?

Об этом свидетельствуют сохранившиеся устные воспоминания современников о деятельности Ягоды накануне съезда. Летом 1928 года попала за рубеж и была там опубликована в печатном органе меньшевистской эмиграции запись беседы Каменева с Бухариным. За границу ее нелегально перевезла З.Н. Кржижановская – жена Г.М. Кржижановского, члена ЦК ВКП(б). Сделала она это без ведома мужа. Во время той памятной беседы Бухарин назвал Ягоду наряду с Трилиссером (повторим, что он был начальником Иностранного отдела ОГПУ) в числе своих сторонников. В 1930 году Ягода постарался загладить свою вину перед Сталиным. И ему это удалось. Согласно некоторым сведениям, он взял в «разработку» целый ряд делегатов, настроенных яро антисталински, и этим помешал участвовать в съезде. Одних вызывали в местное ОГПУ и сообщали, что есть «непроверенные данные» об их сотрудничестве с царской охранкой до революции. Других в местных отделениях ОГПУ уведомляли, что есть «непроверенные данные» об их связях с белогвардейской или какой-то иной разведкой (английской, германской, националистов, анархистов…).

Такие вызовы получили и многие делегаты ХVI съезда. Им пришлось остаться дома на время «проверок», которые окончились для «проверяемых» достаточно быстро и вполне благополучно. Им были даже принесены извинения. Но все это произошло только после того, как съезд завершил свою работу. В его решениях «правый уклон» был жестко осужден.

Осенью 1930 года была раскрыта мощная и влиятельная оппозиционная группа, выступавшая с правой платформой. В нее входили такие региональные партийные лидеры, как И.Н. Перепечко (Дальний Восток), В.Г. Ломинадзе (Закавказский крайком, объединявший три компартии) и, возможно, И.А. Зеленский (Средняя Азия). Возглавлял группу С.И. Сырцов – председатель Совнаркома РСФСР и кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б).

Из сообщения Троцкому из Москвы: «Особенно сильна была фракция на Кавказе, где Ломинадзе действовал следующим путем: он всюду сажал своих людей, давая им наказ официально защищать генеральную линию, а также выбирать в руководящие органы сталинцев, чтоб таким путем предотвратить всякие подозрения. Целью такого образа действий было сформирование возможно большего числа фракционных ячеек, с тем чтобы на ближайшей всесоюзной конференции или съезде выступить целой делегацией и раскрыть карты».

Кроме того, существовало немало нераскрытых оппозиционных, антисталинских групп. Хорошо осведомленный историк Миклош Кун писал: «О существовании разветвленной сети антисталинского подполья в 1932 году свидетельствуют и материалы из архива Льва Троцкого… Судя по зашифрованному письму Льва Седова к Льву Троцкому, отосланному с соблюдением всех правил предосторожности (письмо не только зашифровано, но и написано особыми химическими чернилами)… не исключено, что в 1932 году существовали и фракции «троцкистов», «зиновьевцев», «группа Ивана Никитича Смирнова», «группа Стэна – Ломинадзе», «группа Сафарова – Тарханова», «правые», а также «либералы» (так называли троцкисты сторонников «генеральной линии», разочаровавшихся в Сталине. – Авт.).

Политикам-эмигрантам свойственно обычно представлять деятельность своих сторонников на родине в более розовых тонах, нежели это есть на самом деле. Однако сведения об усилении антисталинского подполья переслал Седову в Берлин такой трезвомыслящий политик, как Иван Смирнов».

Работавший в архиве Троцкого М. Кун отмечал, что за спиной И.Н. Смирнова стояла целая плеяда в прошлом таких виднейших советских деятелей, как И.Т. Смилга, С.В. Мрачковский, И.П. Уфимцев и некоторые другие. Все они в свое время «капитулировали» и стали хозяйственными работниками среднего звена. К началу 30-х годов именно в этом кругу возникло «брожение», которое затем вылилось в стремление бывших троцкистов возобновить борьбу со Сталиным в союзе с «зиновьевцами» и «правыми».

Несколько обособленную позицию заняла группа однофамильца Ивана Никитича – Александра Петровича Смирнова, члена ЦК ВКП(б) с еще дореволюционных времен. Эта группа в большинстве своем состояла из партийцев, никогда не входивших в оппозиционные организации. Создание нелегальных ячеек в важнейших пролетарских центрах и собирание оппозиционных сил в партийных рядах – таковы были методы работы группы А.П. Смирнова. На этой платформе ее члены постарались заключить союз с бывшими лидерами «правой оппозиции». Однако Бухарин категорически отказался вообще вступать в контакт с ними. Так же поступил и ряд бывших лидеров правых (В.А. Котов, В.А. Михайлов, К.В. Уханов и другие).

Тем не менее Рыков, Томский, Шмидт и некоторые региональные партийные лидеры, а также другие члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б) ХVI созыва вступили в контакты с членами группы А.П. Смирнова.

И все-таки самую большую опасность для Сталина представляла заговорщическая группа, возникшая в 1933 году: Ягода – Тухачевский – Енукидзе. Имела ли она связь с Троцким? Ягода, перед смертью упрямо и твердо не признавший себя виновным в шпионаже и в организации убийства Кирова, тем не менее признал себя виновным в подготовке государственного переворота и в связи с Троцким.

А.С. Енукидзе, ведавший бытом всего Кремля еще с Гражданской войны, был хорошо знаком Троцкому, который всегда отзывался о нем с большой симпатией.

Так или иначе, нет никаких сомнений в том, что против сталинской генеральной линии выступали многие видные и авторитетные партийные руководители. Если учесть те трудности и трагедии, которые переживал тогда советский народ (прежде всего крестьянство), нетрудно сделать вывод, что положение Сталина было близким к критическому. Вполне возможно, что и положение государства было тоже критическим. Усугублялись не только внутрипартийные, но и социальные конфликты. И все это в то время, когда, в сущности, только началось строительство небывалого еще «нигде и никогда нового общественного уклада».

Кто-то может посетовать: жаль, что этого не произошло. Тогда не было бы страшных бедствий крестьян, репрессий, голода. Свергли бы большевиков, установили бы демократию западного образца, капитализм, зажили бы легко и богато…

«В годы перестройки (1989), – пишет социолог С.Г. Кара-Мурза, – было проведено моделирование варианта Бухарина современными математическими методами. Расчеты показали, что при продолжении НЭПа был бы возможен рост основных производственных фондов в интервале 1–2 % в год, при этом нарастало бы отставание не только от Запада, но и от роста населения СССР (2 % в год). Это предопределяло поражение при первом же военном конфликте, а также внутренний социальный взрыв из-за нарастающего обеднения населения. Был взят курс на форсированную индустриализацию».

Это было трудное, но, пожалуй, единственно верное решение, спасительное для страны и народа.

Искусственные или естественные соперники?

В конце XX века «антипартийные» группировки начала 30-х годов в официальной антиcтaлинcкoй версии стали называть «искусственно созданными» или «якобы существовавшими». Так утверждается, например, в Энциклопедическом словаре «Россия. XX век. Политика и культура» (1999, автор Н.В. Стариков).

Вот что сказано о группе И.Н. Смирнова, В.А. Тер-Ваганяна, Е.А. Преображенского: «Искусственно созданная ОГПУ «контрреволюционная организация», по делу которой в 1933-м было привлечено 89 человек. Лица, давшие название «группе», – старые большевики, участники революции. Источником послужили письма И. Смирнова, давшие толчок к самой «разработке» организации. Подсудимые обвинялись в «троцкистской деятельности»… Особым совещанием в ЦКК члены группы были осуждены по уголовным статьям, исключены из ВКП(б) и впоследствии расстреляны. Реабилитированы в 1954–1988 годах».

Получается, что никакой организации антисталинского толка не было. А о том, что она «контрреволюционная», говорить не приходится: троцкисты, в отличие от сталинистов, были за мировую революцию. С этой точки зрения Сталин был более «контрреволюционен», во всяком случае, в мировом масштабе. По такой версии, И.Н. Смирнов и его единомышленники если и не оставались верными сталинцами, то мирились с его диктатурой и генеральной линией, позволяя себе лишь некоторые «кухонные» разговоры на манер многих диссидентов 1960-х годов.

Эта версия наносит удар прежде и более всего по тем непримиримым оппозиционерам, которые противостояли сталинскому курсу. Есть все основания полагать, что это были достаточно смелые и принципиальные противники Сталина.

Обратимся к одному из идейных руководителей упомянутой группы Ивану Никитичу Смирнову (в оппозиции были еще два его однофамильца: «децист» В.М. Смирнов и «правый» А.П. Смирнов). Иван Никитич Смирнов был крупной и колоритной личностью. Из крестьянской семьи, он окончил городское училище в Москве и работал на железной дороге, затем на фабрике. В 1898 году вступил в социал-демократическую партию. Стал большевиком. Неоднократно арестовывался и ссылался. В 1905 году участвовал в Московском декабрьском вооруженном восстании. В Февральскую революцию 1917 года был одним из руководителей военной организации большевиков в Сибири. Перед Октябрем создал партийное издательство «Волна». В Гражданскую войну стал членом РВС Восточного фронта, возглавлял Сибирское бюро ЦК РКП(б).

Его называли «победителем Колчака» (на эти лавры не по праву претендовал Тухачевский) и «сибирским Лениным». Правда, кремлевский Ленин не ладил с сибирским и даже выступил в 1921 году против переизбрания Смирнова в состав ЦК. Однако через год Троцкому удалось добиться назначения Смирнова руководителем Петроградской губернской партийной организации, а также членом президиума ВСНХ, начальником управления военной промышленности. После резкого ослабления власти Троцкого Иван Никитич в 1923–1927 годах стал возглавлять Наркомат почт и телеграфов СССР. Он входил в состав руководства троцкистской, а с 1926 года – троцкистско-зиновьевской оппозиции. Был исключен за фракционную деятельность из партии и отправлен в ссылку. Он гораздо дольше отказывался капитулировать, чем Пятаков и Радек, а тем более Зиновьев и Каменев (последние «раскаялись» уже через несколько дней после отправки в ссылку).

В 1930 году «раскаялся» и И.Н. Смирнов. Перед этим, осенью 1928 года, из ссылки в Сухуми он писал К.Н. Радеку: «Обостряющаяся нужда в городах: недостаток товаров и хлеба – создадут острую реакцию в них… Мне пишут из Москвы и Ленинграда о росте антисоветских настроений среди рабочих… Озлобление, растущее на почве усиливающейся нужды, сопровождается уменьшением доверия к руководству… Рабочий устал физически и морально. Его давит чудовищная безработица… Перспективы на рост его жизненного уровня нет… Мне смешна мысль, что они смогут держаться и делать политику. Вся экономическая обстановка против них».

Смирнов был восстановлен в партии, и сразу же продолжил организацию антисталинской группировки. Судя по имеющимся в настоящее время данным, именно он был инициатором и одним из главных организаторов создания объединенного блока антисталинских подпольных групп.

В 1931 году произошло событие, долгое время хранившееся в строгой тaйнe. Летом в торговом зале одного из берлинских универмагов «случайно» встретились два человека, которые давно знали друг друга. Один – Лев Седов, сын Троцкого и его правая рука, главный редактор «Бюллетеня оппозиции» (троцкистского печатного органа). Он еще подростком сопровождал отца в его поездках по фронтам Гражданской войны в знаменитом тогда бронепоезде председателя Реввоенсовета. Седов был членом ЦК комсомола и Исполкома Коммунистического Интернационала молодежи.

Другой – командированный из СССР начальник строительства Нижегородского автомобильного завода… Иван Никитич Смирнов. О чем могли тайно беседовать эти люди? Судя по всему, они обсуждали планы совместной антисталинской подпольной деятельности и договаривались о взаимных контактах и координации действий.

Связниками между смирновцами и заграничным троцкистским центром были: старый большевик Н.П. Гавен, Я.Э. Дауминь – латыш, еще в 20-х годах публично заявивший о своем отказе Сталину в политическом доверии; бывшая чекистка Островская; полпред СССР в ряде европейских столиц Аросев (личный друг тогдашнего главы правительства В.М. Молотова) и другие. Среди них выделялся Э.С. Гольцман – ответственный работник Наркомвнешторга. По долгу службы он часто бывал за границей и регулярно встречался с Седовым.

После зиновьевско-каменевского процесса 1936 года Седов подчеркивал: «Эти два факта – то есть то, что свидания Смирнова и Гольцмана с Седовым действительно имели место – единственные крупицы правды в море лжи Московского процесса».

Но единственные ли? Троцкий и Седов были опытными конспираторами. Через них в Советский Союз попадало значительное количество «Бюллетеня оппозиции», в котором под псевдонимами печатались смирновцы. От них Троцкий и Седов получали обширную информацию о многих сферах жизни в СССР. Ведь среди членов организации Смирнова были представители разных специальностей: рабочие, инженерно-технические работники, экономисты, преподаватели вузов, журналисты, хозяйственные руководители. Смирновцы работали во многих наркоматах и других высших советских учреждениях, имели доступ к очень важным сведениям «не для широкого пользования».

Кроме троцкистских, существовали разрозненные и малочисленные зиновьевские группы. Зиновьев действовал через Рут Фидер, которая в 1924–1925 годах была генсеком ЦК КП Германии (тогда Зиновьев был председателем Коминтерна).

Седов в «Бюллетене оппозиции» (1936) компетентно свидетельствовал о том, что в 1931 году произошло «оживление» групп троцкистов и зиновьевцев: «Люди из разных групп и кружков искали личного сближения, связей друг с другом… Поговаривали о том, что хорошо бы создать блок».

Но этими двумя направлениями не ограничивался фронт «левой» оппозиции. Крайний левый фланг занимали «шляпниковцы» («рабочая оппозиция») и «децисты» («демократические централисты»). В отличие от троцкистов децисты никогда не отрекались от своих взглядов и не признавали своих «ошибок».

Одновременно с «левыми» подпольными организациями, возникали и группы «правых». Среди них наиболее многочисленными были организации Н.Б. Эйсмонта – А.П. Смирнова и М.Н. Рютина – В.Н. Каюрова. Кроме них были представители «бухаринской школы» (его ученики), группа Яна Стэна.

По мнению П. Бруэ, в 1931 году Зиновьев и Каменев считали возможным и необходимым лишить Сталина поста генсека, а также установить связь с Троцким. Они делегировали Г.Е. Евдокимова (бывшего секретаря Ленинградского губкома партии) на встречу со смирновцами. Встреча произошла на одном из московских вокзалов в служебном вагоне С.В. Мрачковского, работавшего тогда начальником строительства БАМа. Там Смирнов сообщил о своих переговорах с Седовым. Об этом, основываясь на документальных данных, писал социолог и историк В.З. Роговин. Он ознакомился с рассекреченной частью архива Троцкого за границей и попытался доказать, что «именно И.Н. Смирнов стал инициатором создания широкого антисталинского блока, объединившего все основные старые и новые оппозиционные группы…». Блок этот «был настолько хорошо законспирирован, что органы НКВД узнали о его существовании только при подготовке первого Московского процесса в 1936 году».

В.З. Роговин сделал такой вывод: «Знакомство Сталина с письмами из СССР, печатавшимися в «Бюллетене оппозиции», с материалами следственных дел и агентурными сводками ГПУ… показывало, что против его политики резко настроены не только многие бывшие оппозиционеры, но и многие коммунисты, в 20-х годах не участвовавшие ни в каких оппозициях».

Арестованный в 1933 году И.Н. Смирнов был выведен на зиновьевско-каменевский процесс летом 1936-го и оказал самое длительное сопротивление следователям. Его жена – видная оппозиционерка Сафонова – стала сотрудничать с НКВД. За это она получила свободу. После XX съезда партии Сафонова обратилась к Хрущеву с письмом, в котором признавала, что значительная часть того, в чем обвинялись ее муж и его сопроцессники, действительно имело место.

На примере оппозиционной деятельности И.Н. Смирнова можно видеть, насколько предвзято подошли многие отечественные историки, публицисты, политики к оценке внутрипартийной борьбы 1930-х годов. С нелегкой руки Хрущева (активнейшего, порой неистового участника репрессий) для того, чтобы всеми правдами, а более неправдами развенчать деятельность Сталина, его партийных противников стали изображать невинными жертвами. Но тем самым идейные противники Сталина и те, кто боролся с ним за власть, предстали людьми недалекими, идейно незрелыми, не имевшими самостоятельных убеждений. Это не соответствует истине.

Что касается «фальсификаций» или «амальгам», которые, как считается, были характерны для процессов 30-х годов, то об этом хотелось бы сказать особо. Надо прежде всего иметь в виду, что речь шла о крупных партийных работниках, прошедших в большинстве своем школу конспиративной работы еще в дореволюционные времена. Со временем выясняется на документальной основе, что у Сталина и его курса были не мнимые, а реальные враги, что они были достаточно хорошо организованы и профессионально законспирированы (по крайней мере, часть из них). Жестокость того времени определяет и жестокость оппозиционной борьбы.

Сейчас, когда мы знаем, чем завершились «сталинские» пятилетки и Великая Отечественная война, можно утверждать, что генеральная линия партии была верной и себя оправдала. Следовательно, оппозиция была не права, стояла на ложных позициях.

Однако кто мог догадываться об этом в те далекие годы? Трудности в сельском хозяйстве и промышленности, острый дефицит товаров ширпотреба и сельхозпродукции и многое другое буквально кричали о том, что сталинское руководство вот-вот приведет страну к полному краху. Остается только удивляться, что оппозиционеров было сравнительно немного, можно сказать, меньшинство партийцев. Они имели собственные убеждения и, кстати говоря, нередко называли себя истинными лeнинцaми и иcкpeннe вeрили в это.

Один из ярких примеров такого рода – М.Н. Рютин, который несколько лет убежденно отстаивал сталинскую линию, был непримиримым противником «левой» оппозиции. В 1925 году его избрали секретарем Краснопресненского райкома партии Москвы. В работе «Портреты революционеров» Троцкий назвал Рютина «одним из видных деятелей партии, руководившим в столице борьбой с оппозицией, очищающим все углы и закоулки от троцкизма» (обратите внимание на стилистические «красоты» этого публициста). 7 ноября 1927 года, когда оппозиционеры попытались открыто обратиться к народным массам, Рютин с группой верных сталинцев вступил в рукопашную стычку с оппозиционерами (Смилгой, Преображенским и др.). Но уже в следующем году он пришел к мысли о необходимости идейной борьбы с линией Сталина. Его сняли с поста секретаря райкома «за примиренческое отношение к правому уклону». Вступавшие на этом пленуме райкома говорили, что он зазнался и перестал признавать авторитет ЦК.

Тем не менее вскоре после того, как Рютин направил в Политбюро письмо о недостатках и перегибах в колхозном движении (по-видимому, некоторые его предложения использовал Сталин в своей статье «Головокружение от успехов), его назначили председателем Кинообъединения, членом президиума ВСНХ СССР и коллегии Наркомпроса.

Осенью 1930 года в ЦК ВКП(б) поступило заявление А.С. Немова, члена партии с 1917 года, сообщавшего, что, находясь на отдыхе в Ессентуках, Рютин при встречах с ним вел антипартийные разговоры. Биограф Рютина Б.А. Старков высказал свое мнение: «Все это походило на хорошо продуманную и организованную провокацию». Такое мнение не только ничем не подтверждено, но и противоречит тому, что стало совершенно очевидно уже в 1932 году, когда была обнародована обстоятельная работа Рютина (анонимная, ввиду ее оппозиционности): «Сталин и кризис пролетарской диктатуры».

То, что Рютин не мог выступить с «открытым забралом», понятно и оправданно: в таком случае его бы непременно забрали соответствующие органы. Вот что писал он в упомянутой работе: «Сталинская политическая ограниченность, тупость и защита его обанкротившейся генеральной линии являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступить ленинизм… Подлинный ленинизм отныне перешел на нелегальное положение, является запрещенным учением…

Сила сталинского террора (на основе централизации руководства и мощного аппарата) при первом же серьезном толчке обнаружит и все свое банкротство… при первом же серьезном испытании она обнаружит невиданное внутреннее разложение…