Приключения барона Мюнхгаузена

К счастью, вспомнив, что от завтрака в ягдташе остался кусочек свиного сала, я вытащил из кармана собачий поводок, рассучил, чтобы сделать длиннее, и привязал к нему сало.

Спрятавшись за камыш, я бросил в воду конец поводка с наживкой и почти в тот же миг, к величайшей моей радости, увидел, что одна из уток быстро подплыла, жадно схватила сало и проглотила. За какие-нибудь две-три минуты сало прошло по всем внутренностям утки и снова очутилось в воде. Его проглотила другая, за ней – третья и так далее, до самой последней.

Когда утки нанизались на верёвку, как бусы, я осторожно притянул всю стаю к берегу, обмотался поводком с утками шесть раз и пошёл домой.

Груз оказался довольно тяжёлым. С трудом одолев полдороги, я почувствовал, что не донесу домой свою добычу, и стал было раскаиваться в жадности, но тут случилось неожиданное обстоятельство, повергшее меня в величайшее изумление. Все утки оказались живыми и, едва освоились со своим новым положением, разом взмахнули крыльями и подняли меня высоко в воздух. Всякий на моём месте растерялся бы, но только не я: распустив по ветру полы камзола, я стал ими, как рулём, направлять полёт уток к дому.

Теперь надо было обдумать, как бы безопаснее спуститься на землю. И я принялся сворачивать уткам головы, что позволило постепенно и медленно приземлиться. Почувствовав под ногами дымовую трубу, я спустился по ней в кухонный очаг, на моё счастье, ещё не топившийся. Моё внезапное появление очень испугало повара и всех домочадцев, но когда они увидели, что я жив-здоров и принёс немало добычи, испуг сменился радостью.

Другой в этом же роде случай вышел у меня с куропатками.

Как-то пошёл я в поле опробовать новое ружьё и один за другим расстрелял все заряды. Оставалось только вернуться домой, но как раз в этот момент из-под самых ног взлетела стая жирных куропаток.

Сильное желание подстрелить птицу на ужин подсказало мне счастливую мысль прибегнуть к одному средству, успех которого превзошёл все мои ожидания. Заметив то место, куда опустились куропатки, я зарядил ружьё шомполом, конец которого наскоро заострил. После этого, дождавшись момента, когда птицы поднимутся, я выстрелил по ним и, к своему величайшему удовольствию, увидел, что на некотором расстоянии от меня упал шомпол с нанизанными семью куропатками, которые казались очень удивлёнными, что неожиданно попали на вертел.

Выше я говорил, какое великое значение имеет для охотника находчивость.

Однажды в России попалась мне на охоте в лесу великолепная чернобурая лисица. Я бы мог убить её из ружья, но тогда неизбежно испортил бы чудный мех. На моё счастье, кума лиса стояла рядом с деревом. В одну минуту я вынул из ружья заряд, заменил пулю гвоздём, выстрелил и попал так удачно, что пригвоздил хвост лисицы к дереву. Та принялась дёргаться, да так, что вскоре вылезла из своей шубы.

Нередко охотник обязан своей удачей случаю. Я это испытал на себе. Однажды в лесной чаще мне попалась дикая свинья с поросёнком, который бежал впереди, а мать не отставала от него ни на шаг. Выстрел оказался неудачным – пуля пролетела между поросёнком и свиньёй. Поросёнок убежал, а свинья осталась на месте, точно вкопанная.

Подойдя ближе, я всё понял: свинья была слепая. Изо рта у неё торчал кусочек хвоста поросёнка, который, точно по чувству долга, служил ей поводырём. Моя пуля перебила хвостик убежавшего поросёнка, и свинья осталась без поводыря. Она беспомощно стояла на месте, не зная, куда двинуться. Взяв за кончик хвостика, который свинья крепко держала в зубах, я легко повёл её домой. Старое животное шло без всякого сопротивления.

Как ни страшны дикие свиньи, но иметь дело с кабаном неизмеримо опаснее: на него я неожиданно и наткнулся в лесу. К несчастью, у меня не было с собой оружия и пришлось спрятаться за дерево. В тот же миг разъярённое животное прыгнуло на меня, но промахнулось и вонзилось клыками в дерево, да так глубоко, что кабан не мог никак их вытащить.

«Голубчик, теперь ты от меня не уйдёшь!» – сказал я себе и, схватив валявшийся на земле камень, стал изо всех сил бить по клыкам, чтобы ещё глубже вошли в дерево. Теперь кабан оказался у меня в плену и не мог убежать. Сходив в соседнюю деревню за верёвками и телегой, я привёз кабана домой живым.

Или вот ещё случай. Шёл я как-то лесом после удачной охоты с ружьём без единого заряда. Вдруг, помимо всякого ожидания, из лесу вышел олень изумительной красоты, какого я ещё никогда не видел. Он взглянул на меня так спокойно и доверчиво, словно знал, что у меня нет зарядов. Вмиг проявив смекалку, я нарвал вишен, вычистил и вместо дроби насыпал пригоршню косточек в ружьё. Мой заряд попал оленю в лоб, между рогами, и, оглушённое выстрелом, животное упало, но в ту же минуту вскочило и убежало.

Года через два мне пришлось охотиться в той же местности – смотрю, из лесу вышел красивый олень, и между рогов у него вишнёвое деревце, футов десяти вышиной. Тогда я вспомнил ту встречу с оленем и на сей раз не сплоховал.

На деревце висели спелые вишни, вкуснее которых я никогда не ел.

В критические минуты охотнику приходится пользоваться всем, что попадает под руку, лишь бы не упустить добычу. Не раз мне приходилось оказываться в таком положении.

Как-то раз в Польше я охотился на птиц. Охота была удачная, и зарядов не осталось. Вечерело. Я стал собираться домой, как вдруг, откуда ни возьмись, громадный медведь – идёт прямо на меня, широко раскрыв страшную пасть. Напрасно я шарил по карманам – там, кроме двух запасных кремней, ничего не оказалось. Схватив один, что было силы я бросил в открытую пасть зверя и угодил в самую глотку. Мишка заревел, опустился на все четыре лапы и повернулся ко мне задом. В тот же миг я всадил в него другой кремень. И произошло нечто необычное: от удара кремней посыпались искры, раздался оглушительный треск, и медведя разорвало.

Могу сказать, что на сей раз я вышел из беды благополучно, но повторения не хотел бы. Никому не пожелаю встретить медведя, не имея оружия.

Судьба меня преследовала безжалостно: стоило оказаться безоружным, я непременно встречался с каким-либо опасным зверем, точно он угадывал это чутьём.

Так, неожиданно однажды бросился на меня в лесу огромный голодный волк. И, разумеется, у меня не оказалось оружия, однако я не растерялся: сунул ему в пасть кулак, да так глубоко, что у волка аж глаза повылазили.

Ну, и что дальше?

Положение пренеприятное.

Так стояли мы друг против друга. Глаза волка горели злобой: казалось, он только и ждал, чтобы я вынул руку, но я не сплоховал: засунул руку ещё глубже и вывернул волка наизнанку, как перчатку. Зверь тут же испустил дух.

Тогда всё обошлось, но как-то раз встретился я с бешеной собакой в узком переулке в Петербурге, и прибегнуть к этому приёму я не решился.

«Надо бежать», – подумал я и, чтобы было легче, сбросил меховой сюртук.

Вещь была дорогая, подбитая ценным мехом, – сам добыл его на охоте. Мне было его жаль, и я послал за ним слугу.

На следующий день меня страшно перепугал неистовый крик: «Господин барон, ваш сюртук взбесился!»

В ту минуту, как я вошёл в гардеробную, мне представилась такая картина: взбесившийся сюртук, покусанный бешеной собакой, трепал и рвал моё парадное платье. Мы со слугой с трудом привели всё в порядок.

Я всегда легко выходил из трудного положения и из-за счастливо сложившихся обстоятельств, которыми умел так находчиво пользоваться, и благодаря тому, что никогда не терял присутствия духа. Все перечисленные условия крайне необходимы тому, кто хочет быть хорошим охотником, воином или мореходом. Однако в высшей степени безрассудно поступит тот охотник, адмирал или полководец, который будет полагаться только лишь на свою счастливую звезду, личную храбрость и находчивость, а не позаботится приобрести необходимые познания, материальные средства и хорошее оружие, нужные для успеха начатого предприятия. Лично я такой упрёк в нерадении не заслужил. Лошади, собаки и всякого рода оружие были у меня самые лучшие. А моё искусство стрелять и дрессировать животных вызывало всеобщее удивление знатоков: могу смело заявить, не хвастаясь, что воспоминание обо мне как об охотнике долго будет жить в лесах, полях и лугах. Не стану затруднять внимание читателей подробным описанием моих конюшен, псарен и оружия, как любят это делать пустоголовые хвастуны, а расскажу мимоходом только про двух собак, которые так верно мне служили и были так хороши на охоте, что воспоминания о них прочно поселились в моей памяти.

Одна из них была легавая. Своим умом, неутомимостью и чутьём она вызывала общую зависть моих многочисленных приятелей-охотников. Я охотился с нею днём и ночью: когда становилось темно, вешал фонарь ей на хвост.

Как-то (это случилось вскоре после моей женитьбы) жена вздумала пойти со мной на охоту. Я поехал вперёд, чтобы поискать дичь, и скоро мой верный пёс поднял целую стаю куропаток. Стрелять без баронессы не хотелось: с минуты на минуту она должна была подъехать с моим адъютантом и грумом, – однако время шло, а их всё не было.

Сильно обеспокоенный её отсутствием, я повернул коня назад, и на полпути услышал тихие, жалобные стоны, которые раздавались, как мне показалось, недалеко от меня. Внимательно осмотревшись, я, как ни приглядывался, никого не увидел.

Я слез с лошади, приложил ухо к земле и понял, что стоны раздаются из-под земли, причём ясно различаются голоса жены, адъютанта и грума. Осмотревшись, неподалёку я заметил отверстие каменноугольной шахты. Не оставалось никаких сомнений, что они провалились в шахту.

Вскочив на лошадь, помчался я в ближайшую деревню за рудокопами, и те с большим трудом и спустя долгое время вытащили несчастных из глубокой девятнадцатисаженной шахты: сначала грума с лошадью, потом адъютанта и, наконец, мою жену и её турецкую лошадку.

Замечательно, что ни люди, ни лошади нисколько не пострадали, несмотря на значительную высоту, с которой упали, и отделались лишь небольшими ушибами, зато испуг, пережитый ими, был так велик, что не поддаётся никакому описанию.

О дальнейшей охоте, как вы хорошо понимаете, нечего было и думать. Отдавшись спасению пострадавших, я, естественно, забыл о собаке, как и вы, мои дорогие читатели, а потому, вероятно, не станете на меня за это пенять.

На другой день мне пришлось уехать из дому по делам службы. Вернулся я только через две недели и сразу же заметил отсутствие моей Дианы. Никто о ней не беспокоился: все были уверены, что она отправилась за мной следом. Мы всюду её искали, но нигде, к великому моему горю, не могли найти.

Вдруг у меня мелькнула мысль, не осталась ли собака сторожить куропаток в поле. Волнуемый то ли страхом, то ли надеждой, я поскакал туда, где охотился в последний раз. И, к своему несказанному удовольствию, нашёл её там.

Я крикнул ей: «Фас!» Диана прыгнула, согнав куропаток с места, и одним выстрелом мне удалось положить двадцать пять штук.

Бедное животное так ослабло от голода и усталости, что едва доползло до меня. Дойти до дома собака не могла, и поневоле пришлось везти её в седле. Излишне говорить, с каким удовольствием и радостью я перенёс это маленькое неудобство.

Благодаря хорошему уходу Диана скоро поправилась и спустя несколько недель помогла мне разгадать удивительную загадку, которая без её помощи навеки осталась бы неразрешённой.

Два дня собака беспрерывно гонялась за одним и тем же зайцем, причём несколько раз выгоняла на меня, но выстрелить не удавалось, так как косой не подпускал к себе близко.

Что за наваждение? Каких только приключений мне ни приходилось переживать, а такого случая ещё не было. Я терялся в догадках.

Наконец заяц подвернулся-таки: я его подстрелил. Не описать удивление, которое меня охватило, когда я подошёл к нему. Вы и представить себе не можете то, что я увидел! Кроме обычных лап у него было ещё четыре на спине. Когда уставали нижние, он переворачивался на ходу и бежал на верхних. Словом, делал так, как искусный пловец, который, устав плавать на животе, переворачивался на спину. Теперь понятно, почему Диана не могла догнать этого диковинного зверя.

Восьминогих зайцев я больше никогда не встречал, да и этого не пришлось бы увидеть, не будь у меня такой чудесной собаки. Я мог бы сказать, что Диана – единственная собака, обладающая столь редкими качествами, если бы у меня не было другой – борзой.

Эта собака была замечательна не столько красотой, сколько удивительной резвостью и в этом отношении не имела соперниц. Всякий, кто видел её на охоте, приходил в восторг. Знакомые понимали, за что я её люблю и почему так часто с ней охочусь. Моя борзая так много, долго и часто бегала на своём веку, что стёрла себе лапы почти до живота. Состарившись, она уже не могла гонять зайцев и служила мне только при охоте на барсуков.

В пору своей молодости – кстати, надо заметить, это была самка – как-то раз гналась она за зайцем. Я едва поспевал за ней на лошади. Вдруг слышу издали, будто гонится целая свора собак, но лай такой слабый и нежный, что я стал в тупик, а подъехав поближе, увидел чудо из чудес.

Во время гона зайчиха и собака разрешились от бремени и принесли по одинаковому количеству детёнышей. Инстинктивно новорождённые зайчата пустились бежать, а щенята – за ними вдогонку. Таким образом, оказалось, что я, начав охоту с одной собакой, закончил с шестью и вместо одного зайца загнал шесть.