Элэй

Первую неделю я провёл просто в шоке от всего: от спартанского быта, от бесчеловечного климата, от отсутствия Солнца, от отсутствия собеседников, от сознания собственной бесполезности и беспомощности. Однако Александер вскоре принёс мне ношеный сине-голубой костюм и дал свою вязаную шапочку, кто-то из других наших соседей по вагон-дому одолжил мне зимние сапоги на меху (сам он одел сапоги из белого войлока с прозрачными пластиковыми калошами), другой сосед дал мне две пары китайских нитяных перчаток с полимерными полосками на ладонях, показал, что надо их одеть по две на каждую руку. Но самое главное – мне дали горнолыжные очки и в таком виде однажды вывезли на строительный участок. Там я впервые – с помощью Александера – провёл опрос машинистов и операторов нашей техники. Во время опроса к нам порой подключался фельдшер – он переводил с русского на башкирский и обратно. Как оказалось, собственно русских тут не так уж и много.

Позже я заметил, что башкиры в большинстве своём владеют двумя, а то и тремя языками: родным, русским, а иногда ещё и татарским. Они, в большинстве своём, вполне нормально разговаривают, читают и пишут на двух языках. Как наши индейцы. Или мексиканцы, что говорят и читают по-испански и по-английски. Но встречаются некоторые башкиры, которые и говорят, и понимают по-русски плохо. Что, однако, нисколько не мешает им работать на нашей технике!

Записав ответы на свои вопросы на диктофон в сотовом, я вечером принялся за оформление отчёта на ноутбуке. Александер – он попросил звать его Саша – помогал мне в меру своих знаний английского. Надо сказать, что читает он лучше, чем разговаривает. Порой подключался сосед-башкир, он тоже механик, но другого подразделения (именно в тот вечер я и выяснил, что механика, собственно, ни при чём: «механик» – это менеджер среднего звена, типа распределителя работ).

Оказалось, что привыкнуть можно к чему угодно: к житью в вагон-доме (где кроме тебя живёт ещё пять человек), к столовской кормёжке (еда очень странная на вкус, но обильная и съедается вся подчистую), к раскачиванию вагон-дома по ночам от ветра (и перестаёшь бояться упасть с верхней кровати), к отсутствию алкоголя (лавка в посёлке есть, но алкоголя нет – запрещено, а на выезде из Воркуты стоит блокпост и весь транспорт в нашу сторону обыскивается на предмет провоза спиртного). Труднее всего было привыкнуть к чужой речи и кириллице, но тут неожиданно пришёл на помощь Саша: он принялся активно обучать меня русскому. Кроме плотной занятости утром и вечером он практически свободен в течение всего дня, эти часы мы и посвящали взаимному обучению. Саша же придумал, как мне заниматься самостоятельно: он давал мне жёсткий диск с нашими кинофильмами, имеющими закадровый перевод на русский. Так я совмещал приятное с полезным – смотрел кино (даже совсем недавние фильмы, на которые в кинотеатр я не сходил) и внимательно слушал перевод, порой возвращаясь и прослушивая фразы по несколько раз.

Время шло небыстро и я, мучимый бездельем, приспособился ездить на стройку с ремонтниками и «маслёнками» (машины с командами по проведению планового технического обслуживания техники – замены жидкостей и фильтров) – там я снимал на камеру в сотовом работу нашей техники, делал фото, выяснял у машинистов на ломаном русском и жестами, на что у них имеются нарекания.

Из всего этого материала я составил очередной отчёт и принялся допытываться у Саши – кто мог бы отправить его с моего телефона на e mail моей конторы (первый отчёт на флэш-карте увезли в Воркуту и отослали, флэшку не вернули). Тот, уточнив некоторые вопросы, вывел меня на улицу и показал стоящих на вершине снежной кучи (они опоясывали наш посёлок по периметру – результат уборки снега с территории) людей. Я видел их там неоднократно, но никак не мог понять – что же заставило их карабкаться наверх и торчать там на ветру и холоде. Только теперь выяснилось, что с вершины кучи можно иной раз поймать сеть какого-то оператора. Не без труда я взобрался на сугроб, постоял минутку с телефоном в руке и на экране появилось имя оператора: «25017», вместо ставшей привычной надписи «нет сети». Стынущими пальцами я произвёл выход в интернет и отослал отчёт в головной офис, затем, посчитав разницу во времени, позвонил жене.

***

– Привет, Джуди. Это я, Роберт!

– Роб? Что-то случилось?

– Да. Я выяснил: оказывается, отсюда можно позвонить по сотовому, если повезёт!

– Роберт, ты помнишь, сколько раз ты называл меня тупицей в колледже? Так вот, по-моему, тупица – это ты. Как можно не знать, что есть телефонная связь? Или ты просто не хотел мне звонить? Мэгги более интересная собеседница?

– Ну полно, Джу… Ты первая, кому я позвонил!

– Не лги мне!

– Джу, а знаешь, что нужно сделать, чтобы позвонить?

– Ну откуда мне! Я, как настоящая тупица, считаю, что для этого нужно в списке контактов выбрать собеседника и сделать вызов. Но я же плохо училась в школе и мне простительно не знать таких сложностей.

– Ну да. Дома, в Пеории, так всё и нужно делать. И в Сан-Диего тоже. А на побережье Карского моря для звонка с мобильника нужно одеться очень тепло и обязательно с капюшоном, выйти из помещения на улицу, взобраться на кучу снега высотой с дом, дождаться появления имени оператора, стоя спиной к ветру и стараясь при этом не упасть, потом снять с руки сдвуряженную перчатку, сделать вызов и засунуть голую руку с телефоном в капюшон, к уху. Иначе на холоде в минус сорок девять* и на ветру телефон перестанет работать и выпадет из онемевших пальцев. Только после всего этого, прождав одиннадцать гудков, можно наконец-то поговорить с женой. Если повезёт и связь вообще будет. И если жена оторвётся от телевизора и ответит. Джу, прости, если я оторвал тебя от сериала.

– Пошёл вон, скотина!

– И я тебя люблю. О! Ты не отключилась?.. Что-то сказать всё-таки надумала?

– Я не смотрела сериал. Я смотрела новости. Оказывается, на Луне живут марсиане и они за нами подглядывают из-за Ти шестьсот.

– Прости! Откуда подглядывают?

– Так в новостях сказали! Из-за Терминатора, как в том кино, где наш губернатор снимался!