Марат

– Уже считаешь мои дни?

Марат молчал.

– Все равно позови.

Марат понял, что хочет пить. Он взглянул на кровавую миску. Нет. Пить ее воду он не будет. Он не собирается умирать как она. Он отошел, натянул штаны. Пусть думает, что он собрался идти к Намон. Он посмотрел на остальную свою одежду. Башмаков у него не было, майка порвалась, и он решил совсем ее не одевать.

***

Их комната находилась на втором этаже. Вниз вела ветхая деревянная лестница. Там было темно. Вдоль стен висели узкие полки, на них – куча хлама. В сырости между глиняными кувшинами водятся скорпионы. Прошлой зимой Марат убил трех.

Он спустился. У него были широкостопые ноги со светлыми пятками. Он умел ходить тихо.

Дверь. Марат бесшумно открыл ее.

Под ними жил Роберт – одинокий старик с кожей темной как ночь. Марат знал, что сейчас он спит. Роберт владел этим домом. Они платили ему за комнату. У них с ним была общая прихожая на первом этаже. Марат постоял у двери домовладельца, прислушался, потом вышел на улицу.

Пелена тумана висела совсем низко над землей. Сквозь нее можно было увидеть только силуэты вещей: обветшалый забор, пальмы, далекий контур купола собора. Он казался серым пятном на темном свинце затянутого тучами неба. Марат почесал ногу о верхнюю ступеньку крыльца. Приятно.

Идти к Намон? У старухи седые волосы и лицо как взрытая земля. Оспа ослепила ее на один глаз и изменила все черты. Она утверждает, что сам Великий Мастер спас ее от болезни. Она берет всего шесть франков, но Марат не хотел к ней идти. Просто не хотел ее видеть.

Он пересек двор. Холодная влажная земля. Разбежались сонные куры. Они таяли в тумане, сливались с пестрой грязью. У забора стояла бочка с водой – немного ржавой, но вкусной.

Марат наклонился над бочкой и замер.

– Я красив, – сказал он.

Он видел в тихой воде свое отражение. Ему двенадцать. Кожа как темное золото, темнее, чем у матери, но светлее, чем у Роберта и всех, кто живет в этих трущобах. Пропорциональное лицо с мелкими чертами, как это бывает у арабов. Чувственные губы, вьющиеся волосы, непроглядно-черные глаза. Над верхней губой уже пробиваются волоски. Он сам наполнял эту бочку. У него развитые плечи, сильные руки, которыми он привык носить ведра с водой. Хорошая грудь, не такая, как у спидозных – Марат видел, как она поднимается и опускается при дыхании. Он чувствовал свою силу, медленно растущую мощь. Он опустил голову еще ниже и заметил рябь – свое дыхание на воде. Отражение разрушилось. Марат приник к воде и начал пить.

Влага была холодная и горько-сладкая от ржавчины. Сегодня его мать умрет. Может, уже умерла. Он слышал историю, как какие-то бедняки позвали к себе Намон. Она пришла, но человек уже умер. Старуха потребовала денег. Ей отказали. Намон расхохоталась и ушла. Через месяц всю ту семью выкосил тиф. Выжил только младенец.

Марат вытер капли с губ. Вода в бочке успокаивалась, его отражение снова становилось целым. Медленно, чтобы не разрушить картинку, он намочил руки, провел ими по своим коротко стриженным волосам. Они росли у него густо, как у негров.

По улице проехал одинокий мотоцикл. Марат прислушался, пытаясь определить время. Снова петух. Когда такие тучи и солнца не видно, птицы просыпаются в разное время. Еще петух. Этот, наверное, последний. Трущобы медленно оживали. Марат подумал, что если мать не умерла за прошедшие пять минут, стоит задать ей один вопрос. Последний.

Он вернулся в дом. В комнате Роберта по-прежнему стояла мертвая тишина. Марат на цыпочках взошел вверх по лестнице, остановился у входа в комнату. Камила лежала неподвижно, приоткрыв рот. Желтые зубы, красные десны. Глаза закрыты. Он постоял на месте, потом подошел к ней. Умерла. Он почти не сомневался в этом, пока она не открыла глаза.

Марат почувствовал странный интерес. Он видел мертвых, но никогда не видел, как человек уходит. Будет ли в ее глазах отражаться огонь Аллаха? А может быть, он услышит из ее рта вопли грешников, или шепот самого Великого Мастера? По спине побежали мурашки. Вопрос. Надо задать последний вопрос.

– Ты позвал ее?

– Да. Колдунья придет. – Он видел блеск безумной надежды в соляных озерах ее глаз. – Ты предала своего бога.

– Не с тобой я буду говорить об этом.

– Зачем ты меня родила?

Она чуть-чуть повернула голову, уставилась в небо.

– Говори, – сказал Марат.

Она услышала угрозу в его голосе и закрыла глаза. Марат вспомнил, как две недели назад Роберт разрешил им взять курицу. Когда он убивал птицу, та тоже пыталась перестать смотреть на него в последний момент. Он не был ловок, не мог свернуть ей шею так же быстро, как старый негр. Она все поняла, забила крыльями, а потом обмякла. Обмякла и попыталась не смотреть на него.

Марат понял, что улыбается. Ему пришла мысль, что есть способ избежать палки старика. Он поможет Камиле уйти. Он будет видеть ее глаза в момент ухода, а Роберт никогда не узнает, какими были ее последние минуты.

– Смотри на меня.

Женщина открыла глаза. Она еще не понимала.

– Зачем я? – спросил он. – Кто я?

– Мой сын, – еле слышно сказала она.

– Посмотри вокруг. Все меня ненавидят. Я слишком белый для этих трущоб и слишком черный для городских кварталов. Ты даже не дала мне бога, потому что твой бог прогнал тебя. Я сын шлюхи.

– Я скажу Роберту, как ты говоришь с матерью.

Он подумал, что это конец.

– Отвечай, – потребовал он. – Зачем ты меня родила?

– Это произошло случайно.

– Как?

Она молчала. Он взял ее лицо и повернул к себе. Это было совсем легко – она не могла сопротивляться.

– Как?

– Ты никогда этого не узнаешь.

Марат рассмеялся.

– А ты умрешь. Я не позвал Намон.

Зрачки Камилы расширились. Ее глаза стали совсем черными.

– Как ты можешь?

– Ты ничего не скажешь Роберту. И он не побьет меня палкой.

Деньги все еще лежали у него в трусах. Он залез туда рукой и вытащил их. Они рассыпались по полу.

– Я обманул тебя.

Она молчала. Улыбка Марата растаяла. К нему пришло странное сомнение. Вдруг он делает что-то… он не мог это объяснить. Что-то не то. Он посмотрел на собор. Там бог его снов. Будет ли кара?

– Ну? – подстегнул он ее.