Старое счастье

Лев повнимательней посмотрел на стол. Он долго рассматривал скомканные бумажки и небрежные пометки, коих были целые горы, пока не заметил явно выделяющийся на фоне всего остального роман в толстом переплёте.

Потянувшись вперёд, Лев взял в руку роман и застыл. На обложке красовалась надпись: «Анатолий Макаров – Пустое небо».

– Толя! – воскликнул Лев.

Анатолий Викторович устремил взгляд сначала на стол, а потом неспешно перевёл его на друга. Сделав несколько шагов в сторону, он протянул руку к злосчастной книге и во второй раз за день открыл её: со страницы на него глядела хмурая панама молодого человека. Анатолий Викторович с грустной ухмылкой посмотрел на друга и захлопнул книгу. Лев продолжал:

– Толя, – снова начал он, с явной решительностью в голосе. – Я приехал, чтобы позвать тебя завтра на выступление. Как я и думал, ты оказался живым, здоровым, и, видимо, достаточно трусливым, чтобы так просто взять и спрятаться от мира, спрятаться от друзей, спрятаться от любимой работы из-за своих глупых тараканов. Но раз ты жив, я попытаюсь достучаться. Я хочу пригласить тебя к нам на мероприятие. У нас проходит вечер поэзии, и ты был бы желанным гостем в клубе. Я никак не могу понять, почему ты решил вот так бросить всё. Бросить то, чем мы с тобой горели. Но… послушай. Послушай, тебе не нужно же так закрываться от мира! Плевать на всё, Толя, не думай о прошлом.

Лев на мгновение замолчал, чтобы перевести дыхание. В комнате раздавался лишь громкий треск антикварных часов. Анатолий Викторович не смотрел на друга, не мог смотреть. Он знал, почему он всё бросил. Он больше не мог выступать. Он больше не мог выходить на сцену. Он больше не мог смотреть на людей. Он больше не мог бороться. Он больше не чувствовал себя собой, не был уверен в своих словах. Как можно делать что-то большое, если ощущаешь себя маленьким?

Лев отвернулся и ещё раз наспех оглянул комнату.

– Ладно, знаешь… просто приходи. Приходи и выступи, Толя.

Закончив говорить, Лев резко встал и направился в коридор. Раздался звук захлопнувшейся двери. Наступила абсолютная тишина.

Всё это время Анатолий Викторович стоял, не шелохнувшись. Казалось, что он даже перестал дышать, однако спустя несколько минут он вздрогнул, быстро развернулся и ушёл в спальню.

* * *

Раннее утро выдалось особенно прекрасным. Солнце, едва появившись на горизонте, весело расплёскивало по округе золотые лучи. Свежий воздух утренней прохлады. Звонкие голоса птиц.

Анатолий Викторович на этот раз проснулся очень рано, ещё до рассвета, и недовольно расхаживал по кабинету в хмуром беспокойстве. Он был явно не в том положении духа, чтобы обрадоваться пробудившейся весне или хотя бы просто заметить эту прекрасную перемену в природе. Подёргивая пальцами в ритмичном ударе, он быстрым шагом мерил то пыльный кабинет, то коридор, то кухню, попеременно почёсывая шею. Однако в спальню он, почему-то, предпочитал не заходить.

Кот сидел на своём любимом месте и с любопытством наблюдал за необычным поведением седого романтика, с которым они делили дом. Анатолий Викторович снова оказался в кухне, не прекращая тревожного танца. Вытоптав и здесь несколько кругов, он опять скрылся в коридоре. Утро в округе было тихим и мирным, и только напряжённые шаги по деревянному полу нарушали видимое спокойствие. Наконец, Анатолий Викторович остановился посреди кухни и поглядел в окно. Казалось, что внутри у него всё время шла какая-то непрерывная борьба, которая теперь разрешилась. Анатолий Викторович долго рассматривал тихую улочку, соседские домики, ярко освещённые солнечным восстанием. Он улыбнулся, поправил спадающую прядь волос, и почти бегом направился в спальню.

Спустя всего лишь десять минут он уже стоял в коридоре, одетый в мятый клетчатый костюм. Костюм не покидал дома уже много лет и потому сидел на хозяине достаточно растерянно. Схватив шляпу, Анатолий Викторович натуженно вздохнул, ещё раз оглядел дом и вышел за дверь.

День уже плавно переходил ко второй своей половине. Солнце светило ещё ярче, уже по-летнему нагревая тёплый воздух. В городской библиотеке собирался народ. Люди улыбались, здоровались друг с другом, обсуждали погоду. Толпа всё прибывала, но, несмотря на слишком большое количество собравшихся посетителей, гардеробщик уверенно справлялся со своей работой, ни на минуту не задерживая очередь. Анатолий Викторович стоял в стороне, рассеянно поглядывая вокруг. Он уже восемь раз успел пожалеть, что решил прийти сюда, но менять всё назад было уже поздно. «С другой стороны, я всё ещё вижу выход, так что ничего не поздно», – пронеслось у него в голове, но ноги не двигались с места. Спустя какое-то время к нему подошёл удивлённый Лев и радостно похлопал его по плечу, что-то прошептав на ухо. Однако Анатолий Викторович совсем не слушал его, он стоял, полностью погружённый в головные рассуждения и абсолютно не готовый распознавать человеческую речь. Свет неожиданно начал затемняться, акцентируя внимание на высокой потрескавшейся сцене, зал затих. На середину вышел какой-то молодой парень в нелепо завязанном и чересчур ярком галстуке и объявил о начале выступлений. За ним к микрофону поднялась тучная женщина средних лет, в малиново-красном платье до самой земли. Она начала какую-то долгую и однообразную речь, и никто не мог полностью понять, о чём всё-таки она хочет сказать. Потом на сцене оказался лысый мужичок, в маленьких круглых очочках и огромной бабочке на шее. Он вышел на сцену, держа под мышкой толстенькую книжонку, которую, видно, собирался цитировать. Но, начав говорить, он так разволновался, что совсем забыл про её существование, и, проговорив о чём-то около минуты, в краске ушёл за кулисы. Толпа уже развеселилась и не стеснялась громко аплодировать. Особые весельчаки посвистывали под хлопки зала, зарываясь в пылком хохоте. Некоторое время сцена оставалась пустой, и только зажигающая музыка развлекала затаившихся зрителей. Затем туда снова поднялся паренёк в ярком галстуке и стал рассказывать уморительную историю про знакомство с одним писателем, после чего что-то торжественно объявил и пригласил того на сцену. Смущённый мужчина вышел под яркое ликование зала, который уже был настолько разогретым, что готов был хлопать всему вокруг. Мужчина низким басом поблагодарил ведущего и начал читать отрывок из своего произведения.

– Сейчас будет ваш выход, – шепнула в ухо Анатолию Викторовичу из ниоткуда взявшаяся дама в красном.

Анатолий Викторович чуть ли не плюнул от досады. Ноги словно подкосились, и он стал усердно размышлять, сможет ли он на таких ногах быстро уйти из этого дурацкого места. Он ни за что не готов был выйти на сцену. Он мечтал сбежать, вернуться в дом, спрятаться. Он в девятый раз пожалел, что оказался здесь, что допустил себе себя уговорить. Выступить было невозможно. Анатолий Викторович буквально возненавидел всё вокруг и грубо ругался про себя.

Но ведущий вновь оказался на сцене и бодрым голосом прокричал:

– А теперь я попрошу сюда почётного гостя нашей программы, известного писателя, лектора и просто интересного человека – Макарова Анатолия Викторовича!

Зал заревел в аплодисментах. Анатолий Викторович застыл на месте, никак не решаясь двинуться ни в одну из мыслимых сторон: ни к сцене, ни к выходу. Колени тряслись. Зрители продолжали хлопать в ладоши, скандируя его имя. С искривлённым от расстройства лицом, Анатолий Викторович мерными шагами ковылял к публике. Но с каждым новым шагом походка его становилась всё крепче, взгляд всё яснее, а мысли всё чище. Как только он показался из-за кулис, зал повторно взорвался аплодисментами. Под безобразный шум взбесившейся толпы Анатолий Викторович, не торопясь, с исчезающей неловкостью подошёл к микрофону. Толпа гудела ещё целую вечность, но силы её заметно снижались, пока не наступило всеобщее молчание. Анатолий Викторович оглядел зал. Сердце бешено колотилось. Все люди замерли, ожидая его выступления. Ни единого шороха.

Анатолий Викторович поправил седую прядь волос, почесал шею в том месте, где ещё недавно было красное пятно, и, искренне усмехнувшись, уверенным голосом начал выступление.