Смерть за хребтом

Ну, что делать? Поехали на 66-том искать по свежим следам. До сая Дальнего все нормально было: следы бульдозера аккурат по колее шли. А после Дальнего чудеса сплошные начались – несколько раз обрывались следы траков у самого края дороги! Уходят следы в обрыв, под откос – и все тут! И через километр-другой вновь снизу появляются! И кончились все эти чудеса аккурат на финишной перед буровыми прямой, на которой мы и нагнали его бульдозер… Помятый слегка, но как в ни в чем не бывало тарахтящий в нужную сторону!

– Ну, шифернулся пару раз под откос, – недоуменно пожал плечами бывший бульдозерист. – Керной был в доску, закемарил за рычагами. И пришкандылялся с опозданием всего на сутки. Помял, правда, чехарак немного… Первый раз ведь метров на двести сполз… Чуть не перевернулся, на скалу бросило. Но к вечеру отрихтовал все. Сделовил на плешь. А этот гад пархатый по морде надавал и уволил…

– Да, Варакин с такими особенно не церемонился, – согласился я. – Но хорошо помню, когда ты с рюкзаком на вахтовку в город садился, он сказал мне и с досадой сказал: “Жаль, классный бульдозерист… Бог за рычагами. До сих пор не понимаю, как он, ночью, пьяный вусмерть, по такой крутизне на дорогу выбирался…”

Мы еще немного потрепались о нашем крутом главном инженере Варакине, вспомнили начальника партии Вашурова, бригадира проходчиков Елизарьева и других.

Понемногу разговор угас, и Федя (так назвался наш собеседник) откинулся на спинку стула и глубоко задумался, вперив застывшие глаза в разделявший нас обычный гадюшечный натюрморт из облапанных пивных кружек, обглоданных останков вяленой рыбы, пустой солонки и переполненных пепельниц.

Через некоторое время он неожиданно очнулся, вытащил из ближайшей пепельницы отслужившую спичку, с минуту поковырял ею в ушах и под грязными корявыми ногтями, затем достал из бокового кармана пиджака початую поллитровку “Столичной”, не спрашивая, разлил по принесенным стаканам, придвинул их к нам, тронул бутылкой и сказал:

– Давай, мужики, выпьем, каляка есть.

И тут же, не дожидаясь нас, выцедил водку мелкими глотками, занюхал блестящим рукавом и, часто оглядываясь на дремлющего бармена и возившуюся в углу посудомойку, стал рассказывать тихим, часто переходящим в шепот, голосом… Вот что он рассказал:

В середине восьмидесятых, как раз перед событиями в Душанбе, после которых все рухнуло и убитые, истекающие кровью на асфальте, надолго стали обычным делом, Федя работал в геологической партии, переоценивающей месторождения и рудопроявления золота в Ягнoбской долине. Вдвоем с одним проходчиком он занимался расчисткой старых штолен, пройденных вручную еще в середине 50-х годов на месторождении Уч-Кадo. Жили они там же, в палатке, поставленной на промплощадке[30 - Площадка перед устьем штольни (шахты); сооружается для размещения наземного оборудования.]; участковый геолог приходил из базового лагеря раз в неделю, привозил продукты, документировал и опробовал очищенные от многолетних обвалов штольни, давал новые задания и был таков. Золота особого на этом месторождении не было – так, встречались отдельные непротяженные участки с содержаниями 10-15 граммов на тонну.

И вот, когда почти все уже было сделано, они получили последнее задание – по кварцевой жиле пробить вручную небольшую рассечку[31 - Горная выработка. Проходится перпендикулярно штреку для вскрытия рудной зоны на полную мощность.] длинной 3-4 метра. После пятой отпалки[32 - Отпалка – взрыв заряженного забоя (горн.).] они увидели в забое золото, очень много золота… Крупные, с кулак, самородки сидели в кварцевой жиле, рассекавшей забой от почвы до кровли.

В этой части Фединого повествования мата стало особенно много. Глаза его округлились, руками он в возбуждении стучал по столу, захлебывался словами. Сергей протянул ему свою кружку с остатками пива. Стуча зубами, разливая пиво по подбородку и черной от грязи рубашке, Федя выпил и жалобно посмотрел на мою, почти полную, кружку. Я кивнул, и он выпил и ее, к моему удовлетворению не разлив уже ни капли.

– Ну, а дальше? – спросил Кивелиди, стараясь казаться равнодушным.

– Когда мы распихали по рюкзакам куски породы, в которых желтяка побольше было, в рассечку нарисовался Васька-геолог. Деловой такой… Сразу перо достал и начал желтяки царапать. Нож царапал их как свинец. “Золото, факт, – сказал Васька, – а в Душанбе – резня. Русских режут. Все наши семейные уже смылись. Я зашел по пути, вас предупредить”. Он хотел сказать “пока”, но не успел – я ударил его по тыкве булыжником. В нем тоже было золото!

И Федя взорвался диким хохотом, слюни его брызнули нам в лица.

– Какого хрена ты все это рассказываешь? Не с кем больше язык почесать? – брезгливо отираясь кулаком, резко спросил Сергей. – Почему ждал столько лет?

– Кончай икру метать, слушай дальше. Потом я для верности замочил и напарника своего, взял, сколько смог булыжников с желтизной, рванул капитально хавало штольни, и в Душанбе отчалил.

Потопал через Зидды. Там мне местные таджики сказали: “Не ходи дальше – убьют”. Но я пошлепал, хоть и щекотно было. На попутке догреб до Варзoба и чуть ниже, на двадцатом километре, когда водила побрызгать вышел, меня, русака, засекли в кузове и с дрынами кинулись. Им, потом я узнал, их муллы сказали, что Аллах им шифровку послал типа “Гасите русских!”

Я прямо сверху, из кузова, сиганул в обрыв и брызнул в речку. Река там, братаны, стремная – волны с пивной ларек, камни и водовороты, а я – с мешком! Он мне козу заделал, уволок на дно, там я пару раз долбанулся о булыганы, захлебнулся почти… Все, думаю, хана, песец котенку! До смертинки – три пердинки. Бросил рюкзак, сам, в пень достатый, выплыл аж у Варзобского озера. Там опять ко мне пацанва бросилась с палками и кирпичами! Короче, я, как последнее говно, плыл по реке аж до самого города. Сплошной геморрой! Не поверите, братаны, плакал, как сука, бля буду, воды в реке прибавилось. И все мой рюкзак в воде глючил.

– Килограммов двадцать было? – спросил Сергей и, улыбнувшись, добавил: – Там, ниже по реке уже, наверное, россыпь образовалась. Можно золотой песочек мыть… Ну а почему раньше туда не пошел? За золотишком-то?

– Да в этот же день меня повязали, – сказал Федя, опустив глаза. – А что делать, командир? На безрыбье и раком станешь. Голый вассер в карманах, не до менжовки, в душе – как кошка нассала, натырился взять пустую хату на улице Федина, не знал, что самооборона у них, русаков образовалась везде, особенно в микрорайонах.