– Водку он пьет с закрытыми глазами! – со значением ответил Баламут и предложил проводнику не тянуть с наполненным стаканом.
За сутки до прихода поезда в Москву Баламут позвонил нашему общему другу Юрке Плотникову и попросил встретить поезд в белом халате и с носилками. Привычный к вольтам нашей компании, Плотников не удивился и обещал все исполнить.
Лишь только поезд начал вползать на Ярославский вокзал, Бельмондо с друзьями устроил в купе небольшое представление с беготней, сильным запахом валерьянки и срочным вызовом "Скорой помощи". Плотников с носилками опередил, естественно, вокзальных врачей и благополучно вывез Хренова на мою дачу. Там, на чердаке, среди сломанных стульев, Виктор Тимофеевич находится до сих пор.
2. "Майн кампф" мага и экстрасенса. – Настоящему джигиту все равно на ком ездить...
Через день после приезда в Москву мы пошли к Леониду Полносокову на прием. Контора располагалась на Арбате, рядом с рестораном "Прага". Оставив на всякий случай в кафе напротив Ольгу с Бельмондо, мы с Баламутом и Альфой поднялись на второй этаж и позвонили в описанную Макаром Вертинским дверь с табличкой.
Нам открыла высокая голубоглазая девушка с умопомрачительно длинными ногами и такими же ресницами и сказала, что записаться на прием к магу и экстрасенсу можно будет только на середину марта будущего года.
– Мы и не собираемся записываться, – сказал Баламут, силясь оторвать глаза от ног девушки. – Это твой маг к нам на прием записался. Передай, что его ждут и пока в хорошем настроении.
Девушка кивнула и прошла в одну из дверей.
Через десять секунд из нее вышли двое дюжих охранников с резиновыми дубинками. Один из них, верзила килограммов на сто пятьдесят, ткнул меня дубинкой в живот и в оскорбительно грубой форме приказал убираться вон.
– Хорошо, хорошо! – сказал я и внимательно посмотрел на Баламута, уже оторвавшего глаза от стройных бедер секретаря-референта.
Баламут презрительно скривил губы, пожал плечами, вздохнул и очень квалифицированно ударил охранника носком ботинка в пах. Второй не успел ничего сделать – Альфа запрыгнул ему на спину, схватил за горло, и они вдвоем начали изображать родео, то есть скачку на необъезженном мустанге... Потрясенная случившимся секретарша выбежала из приемной и через минуту явилась с хозяином. Увидев его, мы поразились – в нем мало что осталось от хорошо знакомого нам Худосокова. Это был по-прежнему волк, но волк уже не простой, это был интеллигентствующий волчий вожак, вожак вожаков, это был фюрер...
Худосоков (по старой памяти станем называть его так) внимательно изучил театр окончившихся не в его пользу военных действий и разочарованно буркнул:
– Сразу видно – из тайги люди. Кошмар...
Как вы меня нашли?
– По статье в журнале, – криво усмехнувшись, ответил я.
– А! Макар Вертинский. Журналюга. Эту статью я его попросил написать еще до зомбирования. Шустрый, все понял, сделал как надо за копейку. А после зомбирования начал в свою дуду дудеть. Указывать начал, засранец.
– И вы его... – почернел Баламут.
– Да... В бетон завернули. Но из этого случая мы сделали мето... мето... методологические выводы. Шибко развитых теперь не берем – их не переделать!
Еще раз обозрев разоренную приемную, он пригласил нас в гостиную, достал коньяку, конфет и фруктов и начал рассказывать.
Худосоков не погиб в Шилинской шахте. Зомберы вообще погибают с трудом[27 - Позже я узнал, что многие из зомберов, "убитых" в ходе нашей операции по отлову Аль-Фатеха, до сих пор бродят в лесах вокруг Кавалерова, наводя страх на грибников и охотников.], а Ленчик был не последним из них. И бросался он в шахту не для того, чтобы не быть растерзанным зомберами Аль-Фатеха, а чтобы спастись наверняка.
Пролетев по стволу почти 40 метров, Худосоков вошел в воду руками вниз, как заправский ныряльщик. Правда, ударившись об воду затылком, он все же потерял сознание, но у зомбера, хоть и бывшего, оно мало что решает в критических ситуациях – весь разум сидит у него в спинном мозге и подсознании. И Ленчик выплыл и упал отлежаться в одной из сухих выработок девятого горизонта. Через день его нашел в одном из своих первопроходческих походов один из осевших в шахте корейцев. Он два с лишним дня отпаивал Худосокова настоем из экзотических грибов и водорослей и в конце концов поставил на ноги.
Совершенно придя в себя, Худосоков пошел на-гора, не имея ровно никаких планов в голове.
Проникнув в контору[28 - Шахтное административно-бытовое здание.] (где жили мы) и не найдя там никого, он по старой, еще дозомберской привычке устроил обстоятельный шмон и в Ольгином чемодане нашел документы Аль-Фатеха.
Поняв, что находится у него в руках, он решил немедленно бежать. И, прихватив наши деньги и кое-какие ценные вещи, он ушел в уже заснеженную тайгу. Добравшись до поселка Хрустальный (несколько километров на запад по прямой), он за Ольгин золотой браслет снял у одинокой глухой старухи восьмиметровую комнатку и неделю изучал украденные документы. Поняв, что получил намного больше того, что хотел получить, Худосоков решил ехать в Москву.
В поезде он близко познакомился с плотным, коротко стриженным молодым человеком с неполным высшим образованием. Идеология этого напористого молодого человека зиждилась на разнообразных, в том числе и причудливых формах насилия как над отдельно взятым человеком, так и над обществом в целом, и Худосоков ее сразу же и с большим удовлетворением воспринял.
В Москве Худосоков с помощью своего нового знакомого быстро завел необходимые связи в фармакологической промышленности. К концу зимы все необходимые для зомбирования медикаменты были значительно усовершенствованы (как выяснилось позже – даже слишком) и приготовлены к широкому применению.
И Худосоков, приняв жизнеутверждающий псевдоним, занялся частной практикой. Зомбирующие препараты впрыскивались клиентам безыгольным инъекционным пистолетом. После инъекции на шеях у них оставались малиновые пятна размером с пятирублевую монету, и некоторые клиенты искренне подозревали в маге и экстрасенсе вампира, но особенно на этот счет не распространялись – полученные изменения характера были столь плодотворными, что стоили донорства не у одного, а у десятка полноценных кровососов.
А изменения эти были следующими – человек просто-напросто лишался всех своих комплексов и слабых сторон. Нерешительные люди становились хладнокровными и настойчивыми исполнителями своих намерений, слабые, придавленные суевериями и дурными привычками, начинали верить только в действие, напор и силу, ленивые и безынициативные становились находчивыми и изворотливыми трудоголиками, а недалекие простаки с одной лишь энэловской чепухой в голове – интеллектуальными машинами, генерировавшими совершенные идеи. Короче говоря, усовершенствованные опытными специалистами зомбиранты превращали людей не в послушных роботов, а в сверхчеловеков, не знающих никаких моральных затруднений.
Но Худосокову эти результаты не понравились (кому нужны самостоятельные сверхчеловеки?), и, уничтожив всех, кто хоть как-то был связан с проведенными исследованиями, он вернулся к надежному и простому зомбиранту Ирины Ивановны...
– Честно говоря, я не знаю, зачем я к вам вышел, – окончив свой рассказ, пожал плечами Худосоков. – У меня в офисе вполне достаточно зомберов, настоящих зомберов, чтобы размазать вас по стенкам гостиной тонким слоем.
– Что-то твои охранники на них не похожи, – буркнул Баламут, который, судя по его сузившимся глазам и потемневшему лицу, был уже готов к самым худшим поворотам событий. – А разговариваешь ты с нами, чтобы похвалиться, да?
– Эти охранники – салаги из ближайшего агентства. Я их конспирации ради держал... Сами понимаете, поставь зомбера с красными глазами у конторки – разговоры начнутся. Ко мне ведь разные люди ходят... И из Красной крепости[29 - Худосоков имеет в виду Кремль.], и из «Белого дома»... А вышел я к вам, чтобы предложить по старой памяти сотрудничество.
– Не получится, – вздохнул я.
– Почему? – удивился Худосоков. – Ты ведь еще не знаешь сути предложения.
– По тебе она видна. Коричневая рубашка с засученными рукавами, прическа очень знакомая и, главное – глаза.
– Ну, вот! Сразу – фашист! Коричневая рубашка – фашист! Свастика – фашист! Приветствие поднятием руки – фашист! Да все это было на Руси за сотни лет до Гитлера! Да, я – за очищение органов власти от евреев и других нерусских. А вы разве не считаете, что Россией должны управлять русские? И только русские? Разве вы не считаете, что русские наконец должны стать масонами, не жидомасонами, а русомасонами? И помогать друг другу не занять какое-нибудь теплое и видное местечко на телевидении, а выжить?
Да, просто выжить! Потому что вопрос сейчас стоит именно о выживании русской нации! Вы знаете, что произошло в Америке после уничтожения ку-клукс-клана? В настоящее время около семидесяти процентов американцев – цветные, и белых скоро начнут вешать на фонарных столбах!
А что творится сейчас в центре России? Формируются боевые отряды мусульманской молодежи, идет настойчивая антирусская и антироссийская агитация и все это при полном попустительстве местных властей. Что это, как не подготовка к расколу России на губернии, неспособные защитить себя? Сибирь через сто лет станет китайскоязычной, а русские от Бреста до Находки будут объявлены неприкасаемыми и смогут работать в одной лишь ассенизаторе кой промышленности!
Проговорив все это единым духом, Худосоков вдруг начал ощупывать свои карманы. Наконец, он достал из заднего кармана брюк коробочку с фиолетовыми пилюлями и поспешно проглотил, не запивая, две.
– Значит, ты, Леонид Худосоков, предлагаешь нам работать во имя своей искрящейся новизной идеи – всех евреев выслать пехом обратно в Египет, а всех российских мусульман заточить в степных резервациях для производства кумыса или конской колбасы? Или тоже отправить их на хрен, но во Внутреннюю Монголию? – подытожил я, соображая, что же это такое он глотает.
– Я так и сделаю.
– Если не секрет, что за таблетки ты глотаешь?
– Это – от зомберской ломки, – смущенно потупил глаза Худосоков. – Изобретение специалистов Аль-Фатеха. Хотя ее у меня давно уже нет, привык я к ним – они интеллект без чтения повышают и помогают складно говорить.
– Заметно... Да ну ладно, вернемся к нашим баранам. Ты, Ленчик, вообще знаешь, чем евреи отличаются от русских? Я пять лет прожил с женой-еврейкой в еврейской семье и хорошо знаю – они просто практичнее нас, они даже практичнее немцев. И не в мелочах копеечных, – это и мы умеем, – а в главном. А русскому это тоскливо... Русский, как говорится, предпочитает пить, чем трезво глядеть на вещи. У него душа наружу устремлена. А евреи просто стараются дать своим детям образование или хлебное ремесло.
Никогда не спешат и никогда, как мы, не идут напролом и не зарываются, а если украдут, то делятся. И помогают друг другу. Вот и все их таланты.
И только потому девяносто процентов нобелевских лауреатов евреи. И девяносто процентов банкиров... И знаешь еще что... – я хотел сказать что-то насчет олигархов, но это вылетело из головы, и мне, чтобы складно закончить, пришлось лезть в историю древнего мира:
– И знаешь еще что... Я недавно читал, что в самом древнем государстве мира – Шумере – уже были протоевреи.
И более того, именно они там руководили наукой и, видимо, экономикой. По крайней мере, вся математика была на их языке. Это успокаивает, не правда ли? Если уж шумеры...
– Не надо ничего насчет них выдумывать! – раздраженно остановил меня Худосоков. – Надо делать так, как делают в Америке. Там у них давно введена расовая разнарядка – каждый десятый в любом учреждении и даже голливудском кинофильме должен быть негром. И мы оставим в госучреждениях на сотню русских одного еврея, парочку-другую нацменов, а остальных отправим...
– На мыло?