Муха в розовом алмазе

– А что мне остается делать? – вздохнул я, и тут же напрягся: со стороны перевала Арху послышалось отчетливое тарахтение вертолета. Через минуту мы увидели его над Хаттатагулем – он летел на Кумарх.

Синичкина привстала.

– Ты думаешь, это за нами?

– А за кем же еще? Вчера они видели нас в Шахмансае. С винтовками и автоматами. Хорошо, что древняк обвалился…

– Обвалился? – обрадовалась Синичкина.

– Ага. Наглухо. Оползень. К следующему лету и не найдешь – заплывет все.

– Это хорошо… А где вертолет может сесть?

– Либо внизу у кишлака Кумарх, либо наверху на площадке, где лагерь наш базовый стоял…

– А почему лагерь наверху стоял? – что-то обдумывая, механически спросила Анастасия.

– В первые год разведки он был в долине. Но там высота всего два семьсот и высокогорных начальству платили всего 30 процентов. И оно из-за этого поселок старый срыло и новый лагерь поставило повыше, на высоту три тысячи, чтобы, значит, 40 процентов получать…

– Чудно… Давай, что ли, развяжу, – сжалилась Синичкина и полезла из спального мешка.

Без веревок, стягивавших руки и ноги, жизнь, невзирая на тарахтение прилетевшего по нашу душу вертолета, показалась мне прекрасной и удивительной.

– Придется нам тут посидеть, пока все успокоится, – сказал я, располагаясь удобнее. – Поболтаем да вечера и уйдем горными тропами.

Анастасия не ответила, увлекшись рассмотрением личика в карманное зеркальце, и я спросил:

– Баклажана ты в древняк забросила?

– Почти.

– Как это почти?

– Он меня увидел и оступился.

– Не верю! Чтобы он кого-то испугался?

– Он меня увидел уже после того, как я его сзади по голове камнем треснула.

– А граната? У него же граната без чеки в руках была?

– Была. Но не взорвалась… Отсырела, наверное, под землей. Ну и воля у него к жизни была! Я его спихнула в древняк, а он за корень зацепился. Мертвый уже. Несколько минут висел, пока не упал.

– А моих криков ты не слышала? – спросил я, сжавшись от обиды.

– Слышала… – внимательно посмотрела Синичкина в мои повлажневшие глаза. – Но ты ведь не меня, ты Сергея Кивелиди звал. Давай, что ли завтракать? У меня галеты есть и вода во фляжке.

Девушка выглядела весьма непосредственно. "Примерно так, – усмехнулся я, – как выглядят счастливые женщины на первом своем медовом месяце. Халатик бы легкий еще на нее накинуть, да в руки ковшик с овсяной кашкой, нет, сковородочку с омлетом…"

– Завтракать? Давай. А потом ты мне все о себе расскажешь, ладно?

– Могу прямо сейчас начать, если хочешь, – ответила Анастасия, доставая из рюкзака пачку печения "Юбилейное", малиновый джем в маленькой баночке, армейскую фляжку в брезентовом чехле (ее дал нам Сережка Кивелиди, черт бы его подрал) и… нож Саддама Хусейна.

Решив не замечать последний (слишком о многом он напоминал), я принялся за галеты. Синичкина, понаблюдав за мной со снисходительной улыбкой, начала рассказывать:

– Как ты, наверное, догадываешься, похоронил меня Баклажан живой и здоровой. Очнулась я через час, или около того, насквозь холодная, пришла кое-как в себя, вылезла из могилы, поднялась на водораздельчик и стала за ним, точнее, за вами наблюдать.

– Наблюдать, как он надо мной измывается…

– Да. Когда он тебя в древняк сбросил, я уже рядом с ямой была, а ударить его камнем по темечку, было, как говорится, делом техники…

– Да, уж, сзади бить ты умеешь.

– Яму взорвать у меня не получилось… – продолжила Синичкина, окинув меня недоуменным взглядом ("Когда это я била тебя сзади?"). – Изнемогла я рядом с ней, как-то по особенному изнемогла. Все мускулы растворились, все косточки, и сон на меня нашел, светлый, тихий такой и очень спокойный… И в этом сне я рюкзак свой где-то отыскала и вниз куда-то спустилась, по дороге потом шла… Шла, как будто послал меня кто-то всемогущий. Шла, шла, пока в этой пещере не очутилась. Залезла и сразу заснула. И во сне захотелось мне камешками поиграть. Нет, не погадать, на это у меня даже во сне сил было, да и без побоев это вряд ли получилось бы, а просто в руках подержать. Я проснулась, во сне проснулась, зажгла свечу, вынула узелок, высыпала алмазы, двадцать одну штуку – тринадцать одного размера, восемь чуть побольше – и стала из них узоры складывать, вот, на этом плоском камне. Складывала, складывала, а потом вдруг решила куб из двенадцати одинаковых камней сложить. И, знаешь, чудеса пошли – алмазы друг на друга, как приклеенные ложились. И смотрю я на этот куб из двенадцати алмазов, тринадцатый, такой же, в руке держу, не знаю, ставить его сверху или не ставить – боязно как-то стало. Но рука сама поставила. О господи, ты не представляешь, что произошло! Этот куб вспыхнул алым пламенем, знаешь, таким, что скала эта теплой стала, как живая плоть, а воздух озоном запах… А я… Знаешь, какая я была! Вся хворь из меня ушла, в том числе и будущие хвори, я как бы распространилась по всей Вселенной, все для меня стало предельно простым. Спроси меня в этот момент о чем угодно, я все бы рассказала и о прошлом, и о будущем. Я все знала, все, и поэтому вопросов у меня совсем никаких не было…

– Так, значит, ты про себя ничего не узнала?

– Нет! Я же говорила, что знала все, а кто знает все, тот не думает, тот просто знает…

– Гм… любопытный схоластический вывод. По-твоему получается, что Бог не думает… Ну и что было дальше?

– Погасло все. Исчез розовый свет, и алмазы стали прежними. Нет, даже не прежними, они стали совсем как простые стекляшки, как будто из них что-то выжали…

– А ты…

– А я развалила этот куб и новый построила, но он гореть и светиться не стал.

– Наверное, какая-то энергия в этих алмазах аккумулируется и потом высвобождается, – предположил я, забыв, что Анастасия оперировала с алмазами во сне.

– Да, после того, как сверху тринадцатый алмаз положишь…

– Опять критическая масса?

– Похоже, да. Этот ученый сумасшедшим своим умом до многого дотянулся…

"А может, и не во сне все это случилось?" – мысленно озадачился я и выдал:

– А ты сложи сейчас что-нибудь из тех восьми алмазов, что побольше. Может, и узнаем чего о нашем ближайшем будущем? Вдруг жить нам осталось всего несколько часов, а мы с тобой черт те чем занимаемся?

Синичкина поняла, что "черт те что" – это все то, что не касается секса. И криво улыбнувшись, ответила:

– Я пробовала. Эти восемь совершенно индифферентными оказались. Я со зла их чуть было не выбросила.

– Тогда сложи из тринадцати. Может быть, они уже отдохнули.

– Давай, попробуем, – согласилась Анастасия (сама прелесть, я глаз отвести не мог) и, достав алмазы, стала укладывать их друг на друга. Но после того как тринадцатый алмаз был установлен, куб вспыхнул изнутри всего лишь на долю секунды.

– Не зарядились, – констатировал я.