Тени исчезают в полночь

– Нет, не думаю. На тебя это не похоже. Ты не сентиментальна. Я... Я люблю тебя такую. Суверенную и непредсказуемую. Ты и сунула мою фотографию в медальон непредсказуемо, в порыве.

– Пойдем в дом, милый. Холодно уже, октябрь как-никак на дворе. Я попросила генерала Ваню устроить нас с тобой отдельно. Будем спать в... ки... китебха...

– Китобхоне? То есть в библиотеке?

– Да... Давай только не становиться мужем и женой, ладно? Это так пошло.

– Хорошо, давай обойдемся без загсовских корочек. Только сразу предупреждаю – чинов я не ищу, определенно, и с помощью зомберов толкать тебя на Олимп не стану...

– А не скучно без Олимпа будет?

– Нам, хоть и одомашненным, но зомберам?

Сомневаюсь... По крайней мере, в ближайшие полгода. Пойдем в постельку, а?

– А плов? Я вдруг есть захотела.

Поев великолепного плова, приправленного душистой айвой, и выпив еще по паре стаканчиков, мы с Ольгой удалились в натопленную библиотеку. Там, на столе заведующего, лежала стопка стеганых разноцветных одеял без пододеяльников и несколько плоских подушек. Мы постелили между двух книжных стеллажей и улеглись. Как только я впился в Ольгины губы, в дверь постучали.

Чертыхаясь, я встал, пошел к двери, открыл ее и увидел Кивелиди, пошатывающегося от незначительной передозировки спиртного. В руках у него была телеграмма.

– Вот, генерал Ваня прислал, – сказал он, чему-то улыбаясь. – Это факс телеграммы для тебя на мое имя. В бордель мой пришла, хорошо, что там Ваня с подружками прощался.

Взяв в руки факс, я подошел к столу, включил настольную лампу и прочитал: "Срочно вылетайте все вместе во Владивосток. В аэропорту встречу. Гриша".

– Что за Гриша? – удивился я. – Не знаю никакого Гриши из Приморья.

– Это, наверное, тот буйный с Шилинки, – предположила Ольга. – Помните, я ему еще глаз выбила.

– А... – вспомнил Кивелиди. – Бригадир буйных? Славно мы с ним попьянствовали. Веселый парень. Как напивались, становились с ним на карачки и бодались по-козлиному. Уписаешься.

И я вспомнил трех буйных сумасшедших, привезенных на Шилинку инвалидом Валерой, первым помощником Шуры. Буйные были отходами опытов Ирины Ивановны (послушные и жестокие зомберы получались не из всех людей). Такие отходы обычно посылали главарю шилинской колонии сумасшедших для использования их в качестве личных телохранителей и для охраны подземной фальшивомонетной мастерской. Сергей Кивелиди с Юрой Плотниковым[9 - Юра Плотников – бывший коллега Чернова по научно-исследовательскому институту.], появившиеся в глубинах шахты независимо от нас по тайному приглашению Шуры, сумели на почве совместных попоек подружиться с этими буйными. Когда мы, Ольга, Баламут, Бельмондо и я, в полной темноте восьмого горизонта шахты были атакованы этой разношерстной пятеркой, моя подруга в завязавшейся ожесточенной драке выбила Грише глаз, но все кончилось очень даже неплохо. Как уже упоминалось, в конце той истории Инесса, повариха и соратница Шуры, превратила Гришу и двух его товарищей по несчастью, Макарыча и Киркорова, в существа, полностью лишенные недостатков, то есть в «ангелов»...

– А откуда Гриша узнал твой адрес? – спросил я Сергея Кивелиди, удивленно рассматривая телеграмму.

– Гриша после своего превращения в ангела так меня полюбил, что адресочек на память потребовал. Но это не самое смешное Самое смешное то, будто Калюжный мне сказал, что милиция по просьбам трудящихся вовсю интересуется этими телеграммами...

– Телеграммами???

– Дело в том, дорогой, что телеграммы аналогичного содержания получили все российские Евгении Черновы (58 человек), все Борисы Бочкаренко (24), все Николаи Баламутовы (21), все Ольги Юдолины (17) и все Юрии Плотниковы (224). Вот так вот – всего на пятнадцать тысяч рублей... Ну ладно, спите давайте. Вертолет в девять утра прилетит. Надеюсь, он вас разбудит.

И мы остались среди книг вдвоем с Ольгой, и никто нас больше не тревожил.

Мы долго лежали, обнявшись. Будущее страшило нас. Мы знали, что счастье не будет вечным. Когда-нибудь оно завершится бытом, усталостью, ошибками. И мы лелеяли его как ребенка, приговоренного судьбой к ранней смерти; ребенка, который угаснет, не дожив до зрелости.

Мы уже были безмерно счастливы на Шилинке, но ушли друг от друга, и все из-за того, что наши жизни разошлись на двадцать с лишним лет. Разошлись наши юность, зрелость и старость, разошлись наши надежды и их крушение...

– Но в этом же есть что-то, – прошептала Ольга. – Что-то страшное и прекрасное... Да, прекрасное!

Я не ответил – в порыве единения мы отдались друг другу без остатка, мы окунулись в нечто, не имеющее границ ни в пространстве, ни во времени, ни в любви... И было в этом единении что-то невообразимо новое – я чувствовал и ее тело... Касаясь рукой ее груди, я ощущал удовольствие не только от этого прикосновения, но и удовольствие Ольги. Поначалу это даже пугало – такими яркими были эти ощущения. Все ее эрогенные зоны стали неотъемлемой частью моего существа... Все ее тело стало моим, и оно, трепеща, подсказывало: еще раз проведи здесь ладонью, так... еще, сильнее... теперь нежнее и медленнее... Я чувствовал томление возбужденного ее влагалища, чувствовал, как оно просит: нет, нет, не кончай, я еще могу потерпеть, это так сладостно оттягивать апофеоз, так сладостно оттягивать то, что заслонит собою весь мир.

– У меня такое ощущение, милый, – не открывая глаз, проговорила потом Ольга, – что я переспала... с самой собою... Нет, не с собою. А с нами... У меня были твои губы... твои руки... твои ягодицы... твоя пиписка... Я чувствовала ими.

– И я так чувствовал, – улыбнулся я, вспомнив, как во мне сначала появилось премиленькое сладострастное влагалище, а потом и бьющаяся в оргазме матка.

– А ты догадываешься, откуда у нас такое?

– Догадываюсь. Наверное, эта телепатия ощущений – продолжение наших зомберских достоинств.

Наутро мы улетели в Душанбе, а на следующий день – через Новосибирск во Владивосток. Сергей Кивелиди с нами не поехал – греческая история его не отпустила.

Глава 2

Сумасшедшая шахта

1. – Встреча с адмиралом. – Моисей Мусаевич занялся безнадежными алкоголиками. – Нас обещают трахнуть

В аэропорту города Владивостока нас действительно встретил Гриша. Любой человек, бросивший на него пусть даже мимолетный взгляд, сразу понимал: перед ним – ангел. Но затем глаза любопытствующего необходимо устремлялись к небольшой черной повязке, скрывавшей выбитый правый глаз Гриши, а с нее – на одежду, которую не принял бы ни один старьевщик.

– Здравствуйте, Нельсон! – сказал я, закончив рассматривать ангела. – Как ваше "ничево"?

– Люди вашего, Евгений, уровня всегда меня Нельсоном называют! – огрызнулся Гриша и, застыдившись своего резкого ответа, чуть покраснел. – Извините меня за грубость и здравствуйте.

Я рад вас видеть.

– Так в чем дело? – с места в карьер спросил Баламут, бросив сумки под ноги ангелу. – С чего вдруг такая спешка, адмирал?

– Какой-то араб месяц назад взял в аренду сто гектаров тайги вокруг Шилинской шахты и организовал там платную лечебницу для законченных алкоголиков. Платную, потому как алкоголикам там платят за лечение сто пятьдесят рублей в сутки. И потом неделю этот араб что-то под землей с приборами искал... Говорят, бумаги какие-то. А недавно там люди странные с красными глазами появились. Я думаю, не к добру все это. Вот я и пригласил вас. Я думаю...

– Смотри, Черный, – испуганно перебил его Бельмондо. – Вон там, под табло, мужик в клетчатом костюме...

Я посмотрел в указанном направлении, нашел глазами клетчатый костюм, но ничего подозрительного в нем не заметил. Но, когда я уже хотел спросить у Бориса, почему я должен любоваться этим безвкусным ширпотребом, мужчина резко обернулся и пронзил меня глазами.

Это был Ленчик Худосоков! Мы все застыли от изумления, а он злорадно улыбнулся и, ткнув в нашу сторону кулаком с торчащим вперед средним пальцем, растворился в толпе.

– Похоже, он показал нам: "Fuck you!" – растерянно пробормотал Баламут. – Почему только по-английски? Наша отечественная фигура из двух рук много выразительнее...

Но мы его не слушали – ощущение близкой опасности поселилось у нас в крови, и мы настороженно забегали глазами по залу аэропорта. Но ничего не подозрительного не обнаружили.

– Смываться надо! – озвучил Бельмондо нашу общую мысль и, подхватив Нельсона под локоть, побежал к выходу.

Я обогнал их, выскочил на привокзальную площадь и начал шарить по ней глазами в поисках свободной машины. Найдя таковую у самого выезда из аэропорта, я бросился к ней, сунул хозяину несколько скомканных сотен и, усевшись на переднее сиденье, открыл задние двери.

Через секунду Бельмондо уже боролся с зажиганием, а Баламут с Ольгой, запихав Гришу на середину заднего сиденья, усаживались по обе его стороны. Хозяин машины, ошеломленный нашей наглостью, склонился к Борису и, брызжа слюной, начал что-то вопить. И тут же был прерван – первая пуля автоматной очереди, выпущенной притаившимся где-то Худосоковым, пробила ему голову навылет. Пробила и безучастно свалилась на колени Бельмондо. Вторая пуля попала в корпус у водительской двери, третья влетела в открытое заднее окно и, просвистев мимо предусмотрительно увильнувшего носа Баламута, вляпалась за моим вовремя отпрянувшим ухом в крепление ремня безопасности.

Куда попали остальные пули, мы заметить не успели – Бельмондо рванул с места и, сделав несколько крутых виражей, на полной скорости вывел машину на шоссе, ведущее к Владивостоку.

Через пятнадцать минут мы были в пригороде Владивостока Океанском. Удостоверившись, что погони нет, Бельмондо свернул в первый переулок. Оставив там изрешеченную пулями машину, мы пересели в первую попавшуюся неприметную "четверку" и помчались во Владик.