Петля Сергея Нестерова

Вступительная часть далась Михалычу без всяких усилий.

– Дальше: «В результате разработанных мероприятий старшему оперуполномоченному такому-то удалось осуществить знакомство с заместителем руководителя делегации таким-то. В ходе состоявшейся встречи названному сотруднику КГБ Аз. ССР удалось получить следующую информацию…» И во всех подробностях излагаешь всю историю хорошим русским оперативным языком, как ты умеешь. В конце формулируешь следующие предложения: работу с иранцем, включая проведение личных встреч, продолжить; осуществить срочную проверку сообщенных «Пехлеваном» сведений с целью определения их ценности и достоверности. Последняя фраза: «Просим согласия…» Меня – в подписанты, себя – в исполнители. Сделаешь черновик – и бегом вниз, в штаб, там отпечатаешь, приложишь отчет Назира – и мне на подпись.

Сергей смотрел на Позднякова во все глаза, точно не узнавая. Ведь еще полчаса назад это был хлебнувший лишнего мужичок, злой и бестолковый. Куда все делось?

А Михалыч был на коне.

– Задание понял, боец? Трудись! А я – к начальству, в штаб… Серега, – он довольно улыбнулся, – ты молодец, я в тебе не ошибся… – и за дверью запел свою любимую. – «Возьмем винтовки новые, на штык флажки! И с песнею в стрелковые пойдем кружки!»

Отписывались до трех часов ночи, а в девять утра Нестеров с документами был в Управлении. Яков Серафимович Ляпишев, начальник отдела, принял его практически сразу. Посадил на стул у приставного столика и принялся читать документы. Сначала рапорт, потом отчет о встрече. Потом опять рапорт, потом отчет. Он всегда все делал медленно, тщательно, повторяясь по нескольку раз.

Нестеров вспомнил, как однажды, около десяти вечера, закончив тяжелейший во всех отношениях день, шел по коридору в сторону лифта. Вдруг открылась дверь кабинета начальника, вышел Яков Серафимович и, увидев его перед собой, сказал:

– Нестеров! Вы домой?

– Домой, Яков Серафимович.

– А где живете?

– На «Динамо».

– А я на «Соколе». Подождите, пойдем вместе.

«Вот повезло, – подумал тогда Сергей. – На машине шефа – домой, как белый человек».

Яков Серафимович закрыл дверь и аккуратно её опечатал. Постоял несколько секунд, подергал ручку, дверь закрыта. Потом вскрыл печать, открыл кабинет, посмотрел в темное пространство, зажег свет, зашел и внимательно осмотрелся. Проверил корзину для бумаг, закрыты ли окна и форточки, погасил свет, несколько секунд смотрел в темноту кабинета, закрыл его и опечатал. Подергал ручку, подумал… Вдруг снова решительно вскрыл печать, распахнул дверь, зажег свет и пристально осмотрел кабинет с порога, подошел к сейфу, проверил, хорошо ли поставлена печать, подергал ручку и убедился: сейф закрыт. Заглянул под стол, вновь осмотрел окна и форточки. Закрыл дверь, опечатал и вроде хотел уже пойти, но опять развернулся, посмотрел на печать, что-то ему не понравилось, и он на ее месте поставил другую. Все действия производил не торопясь, раздумчиво, так что операция заняла не меньше десяти–пятнадцати минут. Нестеров, теряя терпение, смотрел на непонятные для него манипуляции начальника, но стоял и ждал. Конечно, надо было плюнуть на все, извиниться и поехать на метро, но сдерживала счастливая, редкая возможность за считанные минуты домчаться на машине до родимого дома, чмокнуть маму и наконец-то первый раз за день нормально и вкусненько поесть.

– Ну что, Сергей Владимирович, пошли? – наконец произнес Ляпишев.

Выйдя на улицу, где стояла черная «Волга», начальник повернулся к Нестерову, протянул руку, и сказал безразличным тоном: «Всего доброго, Сергей Владимирович! До завтра!» – сел в машину и уехал. «Козел!» – невольно вырвалось у Нестерова.

Пока Сергей вспоминал былое, Яков Серафимович, закончив «процесс ознакомления с документами», глубоко вдохнул, будто собирался нырнуть в прорубь, и снял трубку спецсвязи.

– Виктор Петрович, доброе утро! Ляпишев… – На лице почтительная улыбка, как будто заместитель начальника Управления видит его. – Пришли документы по иранцу, когда можно доложить?.. Есть, поднимаюсь, Виктор Петрович, – улыбка с лица исчезла. – Нестеров, будьте в отделе! Если понадобитесь, вызову.

Хуже нет, чем ждать да догонять, и Сергей отправился к ребятам; некоторых он не видел целую неделю. В коридоре встретил взъерошенного, раздосадованного, злого Рубена, который на обычную реплику Нестерова: «Привет! Как дела, дружище?», – чуть ли не с ненавистью посмотрел на него и процедил: «И ты туда же, предатель?»

– Слушай, Сань! – спросил Сергей через минуту своего соседа по кабинету. – Что с Оганесяном? Бросается, как зверь голодный.

– С Рубенчиком? – Муравьев заулыбался. – Ты его жену Галю знаешь? – попытка скопировать армянский акцент явно не удалась, но Сашу смутить было трудно. – Ты никогда не видел Галочку? Много потерял, настоящая писаная русская красавица! Шикарная блондинка, правда, по-моему, крашеная. Волосы до талии, вот такая задница, в армянском вкусе, большущие голубые глаза, шестой размер бюста. Женщина – мечта поэта! О-о-о! Увидишь – не заснешь неделю! И ревнивая страшно! Она Рубену такие сцены устраивает – будь здоров! Сами видели, когда отделом в дом отдыха выезжали.

– Причем здесь его жена?

– Сейчас поймешь. – Саша явно испытывал удовольствие от своего рассказа. – Вчера разыгрывали продовольственный набор: банка красной икры, армянский коньяк, шпроты, сайра, еще какие-то консервы, колбаса сырокопченая, сервелат финский. И Рубен выиграл.

– Так он же на позапрошлой неделе тем же макаром продпаек получил!

– То-то и оно! Ребята ему говорят: будь человеком, отдай заказ Рожкову, у него день рождения в понедельник, тридцать лет мужику. Как бы ни так! Рубена жаба задушила. Взял наборчик и – в портфельчик. Тогда мужики – не знаю, кто именно, – нашли где-то бюстгальтер, причем ношеный и несвежий, и перед концом рабочего дня положили его Оганесянчику в портфель. Что там было у них дома, никто, конечно, не знает, но сегодня с утра он как побитый ходит… Может, действительно побитый? Бродит по кабинетам и умоляет: «Слушайте, будьте людьми, а? Скажите, кто это сделал? Пусть жене позвонит, объяснит, как человек». А Славке говорит: «Слово даю, узнаю, кто эта сука – убью! Он мне семейную жизнь разрушил. Еще бы трусы подкинул, сволочь такая!» Славка ржет втихую. По-моему, он ему и подложил лифчик. А насчет трусов, это Рубен, конечно, зря сказал, идея больно хорошая, обязательно Галя в следующий раз у него в портфеле панталоны найдет!

Как всегда неожиданно, заорал «дымофон» – прямая связь с Назаровым. Александр без промедления взял трубку.

– Муравьев, Виктор Петрович! Нестеров? Здесь, даю.

Сергей выслушал указания руководства, кратко повторил их содержание, попросил время для завершения дел в отделе и повесил трубку.

– Саня, все, дорогой, я полетел.

– Ты же хотел еще что-то сделать?

– Некогда, некогда, Санечка. Пока!

Водитель был тот же, что возил его к Любе раньше.

– Петрович, сможем соколом в Измайлово? Буквально на пять минут – и быстренько-быстренько в МГУ? За час-час двадцать обернемся?

– Не дрейфь, Серега! Бог не выдаст, свинья не съест. Держись, родимец, щас мы с тобой не поедем, а полетим!

По дороге, у метро «Преображенская», две бабульки торговали цветами; у одной георгины в целлофане, а у другой в ведре ромашки и васильки. Серега купил, не торгуясь, полведра ромашек, а немного васильков бабка ему дала как премию. Вот так он и предстал перед своей Любовью: с цветами в руках и счастливейшей улыбкой.

– Ты извини, что без звонка, но совершенно некогда было… Я на минуточку. Это тебе!

– Господи! Ромашки, васильки! Это мои самые любимые цветы!

Она потянулась поцеловать его в щеку. Получилось не очень ловко, мешали костыли, зато это был ее первый настоящий, а не дежурный поцелуй.

– Ну, проходи, Сереж! Хоть чашку чая выпей!

Он усадил Любу на диван в большой комнате, на коленях охапкой лежали ромашки и васильки, глаза были цвета пронзительной весенней зелени. Сергей, встав на колени, взял ее за руки. Для него в эти мгновения не существовало больше ничего и никого.

– Прости, Любаша, я должен ехать. Прости, пожалуйста, мне надо бежать!

Он наклонился и поцеловал ей сначала одну, потом другую руку и вдруг услышал тихое.

– Нестеров, ты сумасшедший?

Голос Любаши Сергей вспоминал всю дорогу от Измайлово до Ленинских гор, на душе было светло и радостно: все получится, ничто не в силах помешать ему, да он может горы свернуть, да он… и много еще всякой подобной ерунды.

А в иранской заварушке волею судьбы, а скорее начальства, он оказался рабочим механизмом операции по разработке «Пехлевана». На него свалилась вся черная работа. Но, с другой стороны, кто-то должен писать задания, отправлять запросы, получать ответы, готовить отчеты, разрабатывать планы? Вот этим кто-то и стал младший оперуполномоченный Нестеров.

Разработка была на контроле у руководства Комитета, а это обеспечивало максимально быстрое решение всех вопросов.

Уже к вечеру штаб-квартира разведки в Ясенево прислала сообщение, что сведения «Пехлевана» о принадлежности указанных им лиц к нашим спецслужбам полностью подтвердились. Особо было отмечено, что один из сотрудников резидентуры КГБ, названный иранцем, выехал за рубеж впервые, находится в стране менее полугода, в мероприятиях, которые могли бы привести к его расшифровке, не участвовал. Каким образом САВАКу стало известно, что он является сотрудником советской разведки, оставалось загадкой. В этой связи высказывалась просьба: по возможности установить источник получения «Пехлеваном» информации.

По собственной инициативе Нестеров разыскал Жиздарева, о котором иранец рассказывал Назиру. Александр Иванович действительно оказался сотрудником Комитета и хорошо помнил «Пехлевана». Как сказал Жиздарев, «интересный мужик, жалко, мало было времени, не удалось нормально законтачить».

Достаточно оперативно сработали в КГБ Азербайджана. Конечно, не за час, как говорил Назир, а в течение дня, но все-таки установили, что родовые корни «Пехлевана» действительно уходят в Азербайджан, и нашли среди его дальней родни людей, которых при необходимости можно будет использовать в разработке.

Таким образом, практически все сказанное иранцем нашло подтверждение; оставался главный вопрос: спецзадание, которое он должен выполнить в Союзе. Решить эту задачу должен был Павел Ефимович Зитин, заместитель начальника отдела, в котором работал Нестеров. Между собой опера его звали Паша.