Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Рецензент выделил события междуцарствия, с описания которых начинается трагедия. Эти события напоминали о недавних днях, последовавших за кончиной Александра I, когда Николай I притворно отказывался занять опустевший трон. Воспоминания об этом эпизоде были унизительны для самодержца.

Автор отзыва настаивал на том, что пьесу нельзя выпускать на театральные подмостки («разумеется, что играть её не возможно и не должно»), потому что появление на сцене патриарха и монахов – дело, неслыханное для России. Называя патриарха, рецензент намекал и на лицо более высокого ранга – царя. Заядлый театрал, Николай I знал, какую власть имеет театр над умами людей.

Бенкендорф позаботился о том, чтобы на стол к государю попали только «Замечания» Булгарина, с сопроводительным письмом, но никак не текст пьесы. Сопроводительное письмо Бенкендорфа подытожило отзыв Булгарина. Главный жандарм писал: «Во всяком случае эта пиеса не годится для сцены, но с немногими изменениями её можно напечатать; если Ваше Величество прикажете, я её ему (Пушкину. – Р.С.) верну и сообщу замечания»

.

В рецензии было сказано, что трагедия Пушкина местами напоминает «состав вырванных листов из романа Вальтер Скотта»

. Это замечание государь воспринял, вероятно, как комплимент. Сравнение с Вальтером Скоттом показалось ему удачным, и он пришёл к мысли о том, что «комедию» Пушкина хорошо бы переделать в роман.

Глава III Отделения дипломатично сообщил поэту, что государь изволил прочесть комедию с большим удовольствием, после чего собственноручно (император. – Р.С.) написал: «Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или в роман наподобие Вальтер Скотта». В заключение шеф жандармов присовокупил: «Мне крайне лестно и приятно служить отголоском Всемилостивейшаго внимания Его Величества к отличным дарованиям Вашим»

.

Литературные занятия были делом новым для монарха, и он явно переусердствовал в исполнении функций цензора. Трагедию, по своей глубине истинно шекспировскую, император в любезной форме советовал Пушкину поднять до уровня… Вальтера Скотта. Впрочем, в царском вердикте не было ничего обидного. Скотт добился мировой славы, и его творения ставили в один ряд с пьесами Шекспира.

9 декабря Бенкендорф сообщил поэту, что получил текст «Бориса Годунова», а уже 14-го дал знать о том, что государь якобы прочёл его творение. Более чем сомнительно, чтобы в такой короткий срок – пять дней – пьесу успел прочесть и отрецензировать сначала Булгарин, а затем и Его Величество император всероссийский.

Ответ Пушкина на предложения венценосного цензора был кратким и энергичным. «Жалею, – писал он Бенкендорфу для передачи монарху, – что я не в силах уже переделать мною однажды написанное»

.

Поэт преподал цензору урок, который тот должен был запомнить надолго. Осенью 1826 г. Пушкин читал «Бориса Годунова» в различных московских салонах. Избранная московская публика, таким образом, успела познакомиться с пьесой. Запрет шедевра был воспринят в обществе с недоумением. Благонамеренный характер сочинения был подтверждён жандармским полковником Бибиковым. Но Николай I находился под влиянием внушений Бенкендорфа по поводу возможной крамолы.

Объявление о том, что Николай I будет сам цензором сочинений Пушкина, создавало ряд трудностей в глазах бюрократии. Личная цензура предполагала частые встречи между поэтом и его цензором. Поэт должен был получить доступ к особе императора, каким пользовались лишь немногие. Жандармы нашли выход из затруднения. Бенкендорф объявил Пушкину, что все его сношения с государем будут идти через него, шефа жандармов. 6 июля 1827 г. Пушкин был вызван в III Отделение и впервые лично познакомился с его главой.

Бенкендорф имел ограниченный кругозор и не интересовался литературой. Говорить с ним на литературные темы было бесполезно. После беседы шеф жандармов писал: «Он всё таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно»

.

У поэта сложилось собственное представление о шефе жандармов. Он стал называть прозвищем «Бенкендорф» жжёнку, которую употреблял для прочистки желудка

.

Николай I назвал поэта умнейшим человеком, жандармский генерал – шалопаем. Очевидно, Пушкин пытался вести с главным жандармом светский разговор, исключавший всё, что напоминало бы о субординации. Запись Бенкендорфа обнаруживает, сколь мало понимал он гордый и вольный дух стихотворца.

Династия и реформы

Пушкин проявлял исключительный интерес к переворотам XVIII века и судьбам династии. На то были серьёзные причины. Сколь бы могущественной ни казалась власть самодержавного монарха, судьбу трона решало в конечном итоге благородное российское шляхетство – дворяне и гвардия.

Династия Романовых пресеклась в мужском колене после того, как сын и наследник Петра I царевич Алексей был засечён кнутом, а внук, Пётр II, умер от оспы. Курляндская династия, представленная вдовой курляндского герцога Анной Иоанновной, принесла России Бироновщину. Попытка императрицы Анны посадить на престол Брауншвейгскую династию в лице младенца Иоанна Антоновича не удалась.

Императрице Елизавете Петровне наследовал Пётр III, сын голштейн-готторпского герцога Карла Фридриха. На российском троне утвердилась немецкая голштинская династия. Пётр III был свергнут и убит в 1762 г. Власть узурпировала дочь прусского фельдмаршала – Софья Фредерика Августа Ангальт-Цербтская, Екатерина II.

Екатерина II была одной из самых ярких фигур XVIII века – века Просвещения. Её реформы доставили немецкой династии популярность и поддержку дворянства.

Николай I был внуком просвещённой государыни Екатерины II. От отца, Павла I, он унаследовал любовь к парадам и муштре. Опыт правления брата, Александра I, убедил его в необходимости реформ. Тотчас после своего воцарения он отстранил от дел Аракчеева, изгнал из столицы Магницкого, попечителя Казанского университета. Эти двое были символами худших сторон предыдущего царствования.

После разгрома декабрьского мятежа Николай I поручил Д.Н. Блудову составить «Свод показаний членов тайного общества о внутреннем состоянии государства». Свод был предназначен для высших сановников государства. По указу самодержца 6 декабря 1826 г. начал действовать Секретный комитет, перед которым была поставлена задача исследовать, «что ныне хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить»

. 25 апреля 1827 г. император передал в Секретный комитет записку М.М. Сперанского, лично им одобренную. Записка содержала предложение о разработке нового законодательства о крестьянах.

Власти приступили к кодификации законов Российской империи и изданию Полного собрания законов, ввели меры поощрения промышленности и торговли, открыли Технологический и Лесной институты.

В 1827–1828 гг. в секретном порядке был выработан текст нового устава о цензуре. 22 апреля 1828 г. Николай I подписал новый устав, более либеральный по сравнении с «чугунным уставом» 1826 г. Цензорам предписывалось «принимать всегда за основное явный смысл речи, не дозволяя себе произвольного толкования оной в дурную сторону». Государственный совет дал официальное толкование новому уставу, пояснив, что цензуре «не представляется уже в обязанность давать какое-либо направление словесности и общему мнению»; она может запрещать только те сочинения, которые наносят ущерб вере, престолу, нравам и личной чести граждан

. По существу, речь шла о преобразовании цензуры на основании опыта западных стран, что должно было обеспечить подобие свободы слова. Обсуждение грядущей реформы породили радужные надежды. 16 сентября 1827 г. А.Н. Вульф записал в дневнике: «Играя на биллиарде, Пушкин сказал: „…Я непременно напишу историю Петра I, а Александрову – пером Курбского… Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря“»

.

Либеральные веяния становились всё более ощутимыми. Примирившись с правительством, Пушкин стремился содействовать переменам. В 1826–1827 гг. поэт написал в честь Николая I «Стансы». Восславив Петра I, поэт закончил стихи словами:

Семейным сходством будь же горд;
Во всём будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и твёрд,
И памятью, как он, незлобен.

Поэт советовал монарху последовать примеру пращура, посеявшего семена просвещения в России. «Стансы» были гимном в честь Петра Великого.

То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.

Пушкин издал стихи в январе 1828 г.

В 1830 г. Секретный комитет подготовил проект дополнительного закона о «состояниях» (сословиях), призванный внести изменения в петровскую Табель о рангах. Сам царь передал проект для обсуждения московскому дворянству. В этом шаге поэт усмотрел доказательство того, что «правительство действует или намерено действовать в смысле европейского просвещения». Об этом он писал П.А. Вяземскому в письме от 16 марта 1830 г.

Николай I приступил к реформам с уверенностью, что его слова будет достаточно для быстрого их осуществления. В царском предписании членам Секретного комитета говорилось: «…еженедельно уведомлять меня… об успехах дела, которое я почитаю из важнейших своих занятий и обязанностей. Успех, который оным докажется, будет лучшая награда трудящимся (членам комитета. – Р.С.), а мне душевное утешенье»

. В увещеваниях государя появились задушевные ноты. Но Секретный комитет не внял уговорам и, невзирая на чётко выраженную волю царя, провалил предложенную им программу. В начале 1834 г. Николай I жаловался новому любимцу П.Д. Киселёву, что его замысел относительно изменений в положении крепостных не находит прямого сочувствия у его сотрудников: «…даже в семействе моём некоторые (старший брат царя Константин. – Р.С.) были совершенно противны. …Помогай мне в деле, которое я должен передать сыну… и осуществлению мысли, которая меня постоянно занимает, но которую без доброго пособия исполнить не могу»

. П.Д. Киселёв оправдал надежды монарха. Его реформа, освободившая от крепостного рабства государственных крестьян, подготовила почву для Великой крестьянской реформы, упразднившей крепостное право в России. Её осуществил сын Николая I Александр II в соответствии с заветом отца. Но на это ушло более 30 лет.

Александровская эпоха выдвинула плеяду талантливых бюрократов, разработавших программу реформ в России. Среди них выделялись граф М.М. Сперанский и П.Д. Киселёв. Пушкин симпатизировал таким людям и поддерживал с ними добрые отношения. Поэт оставил в дневнике запись о беседе со Сперанским в марте 1834 г.: «Я говорил ему, – отметил Пушкин, – о прекрасном начале царствования Александра: Вы и Аракчеев, вы стоите в дверях противоположных этого царствования, как гении Зла и Блага»

. Опальный реформатор рано оценил дарование Пушкина. «Он действительно имеет замашку и крылья гения», – писал он дочери в 1820 г.

Со Сперанским поэт обсуждал «Историю Пугачёва». По воле Николая I Киселёв вместе со Сперанским возглавил секретный комитет по крестьянскому вопросу. 3 июня 1834 г. Пушкин после беседы с Киселёвым у Вяземского записал: «…он, может, самый замечательный из наших государственных людей, не исключая Ермолова…»

Пушкин поддерживал достаточно тесные отношения с министром внутренних дел Д.Н. Блудовым. В 30-х годах он вёл переговоры о публикации в «Современнике» «Записки об Артемии Волынском», составленной Блудовым по архивным материалам

.

Либералы осудили Стансы в честь Николая I. Нападки рассердили поэта. Отвечая своим критикам, он написал верноподданнические стихи «Друзьям»:

Нет, я не льстец, когда царю