Птица Чабос. Самолёт в угоне не значится

– Это!? – оторопел Родик. – Это и есть Мамука Вахтангович Багратиони!? Владелец авиакомпании «Багратиони – Аэролайн»?

– И, между прочим, – добавила девушка. – Официальный миллионер… В отличии от некоторых.

– Ммм… – слово «миллионер» подействовало Родиона магически. Смутное, немного странное предчувствие шевельнулось где-то в глубине души. – Миллионер? – переспросил он, наблюдая в иллюминатор за тем как Мамука Восгенович Багратиони размахивая руками, бегает вокруг своего лимузина, поворачивая из стороны в сторону голову на тонкой цыплячьей шее.

– С другой стороны, – сказала Хомка, тоже выглядывая в окошко, перегнувшись через Родиона и как бы нечаянно опершись рукой о его колено. – С другой стороны теперь можно быть уверенным, что с самолетом все в порядке раз на нем собирается лететь такая большая шишка как хозяин… Хотя, – Хомка хихикнула. – Большой шишкой его можно назвать лишь в переносном смысле… Так… Шишок!

Из машины вышли еще трое. Пожилой полный мужчина славянской внешности с пластиковым чемоданчиком в руке. И две девушки похожие друг на друга как две капли воды – близнецы. «Мцыри» открыл багажник и один за другим достал из него с десяток одинаковых чемоданов. Вскоре вся компания скрылась под фюзеляжем, где из багажного отсека к ним был опущен трап.

Родик прикрыл глаза. Ему неожиданно представился темный сосновый бор. Он, Родион, верхом на коне стоит на опушке, ощущая за спиной тяжесть охотничьего ружья, и жесткую кожу поводьев в руках сквозь нежную замшу перчаток. Трещат сухие иголки под копытами лошади. Утренний туман стелется про меж бронзовых стволов. За рекой ухают глухари на токовище. Над опушкой свиристит жаворонок. Чу! Где-то в чаще протрубил охотничий рог! Пора! Егеря подняли секача с лежбища! Лошадь горячо и нетерпеливо всхрапнула и закусила удила. Родион почувствовал на лбу легкую испарину и зыбкую рябь холодных мурашек на спине. Охота началась…

– Что с тобой, дядя Родик? – обеспокоено спросила Хомка. – Тебе плохо? Ты как-то весь побелел… Или… Просветлел, что ли?

– Мы уже на ты? – спросил Родион, открывая глаза.

– На ты? – удивилась Хомка. – А… Ну, да. Похоже, что уже на ты. Как-то само собой получилось…

– Я не против, – улыбнулся Родик.

– Я тоже, – сказала девушка и улыбнулась в ответ. – Так, что это было?

– Ничего. Просто предчувствие. Самое, что ни на есть обыкновенное предчувствие!

Часть вторая

Мамука великолепный

Глава шестая

Из которой действительно становится ясно, что деньги не пахнут ни цветами, ни, извините, дерьмом, но зато и цветы и дерьмо пахнут деньгами.

Грузин без денег, все равно что трамвай без рельсов, троллейбус без усов, боксер без трусов, вентилятор без пропеллера, «Кадилак» без мотора, ружье без затвора, дача без забора, тупик без упора. То есть нечто странное, несуразное и к употреблению совершенно негодное.

Да и вообще, слушай! Вах! Где ты видел грузина без денег? Как тут подсказывают мне некоторые очень грамотные товарищи – нонсенс! Ты меня понял? Я тебя тоже понял!

Деньги для настоящего грузина национальная черта характера, точно такая же, как черный «Волга», грузинский гостеприимство, клетчатый кепка, а-ля, аэродром, органично сросшаяся с роскошной черной шевелюрой, и нос рулем, с аптекарской точностью указывающий в каком направлении дует ветер и «где находится женщин».

И не важно, сколько у грузина денег. Дело не в количестве. Даже имея в кармане всего несколько потертых медяков, настоящий грузин сочтет кровным врагом любого, кто скажет ему, что он не сможет купить здание Центрального Универмага.

Мамуку Вахтанговича Багратиони в отсутствии денег упрекнуть было невозможно. Денег у Мамуки было немерено. Надо сказать, что пара тройка Центральных Универмагов в разных городах и даже разных странах ему таки принадлежало. В общем, денег у Мамуки было достаточно.

Но самое интересное, что деньги свои он заработал честным путем.

Мамука не воровал и не грабил. Мамука не торговал оружием и не промышлял наркотиками. Мамука с почтением относился к официальным властям и с уважением к криминальным авторитетам. То есть регулярно платил и тем и другим.

На заре своей юности Мамука твердо усвоил три урока преподанных ему его отцом, зоотехником высокогорной овцеводческой фермы, героем социалистического труда, Вахтангом Кондратьевичем Багратидзе. (В Багратиони Мамука перекрестил себя уже потом, когда стало модным на каждом углу трепать о своем знатном происхождении. А Багратиони, как известно старинная царская династия Грузии. Предки Мамуки намеренно изменили свою фамилию, что бы ненароком не сменить благодатную Алазанскую долину на бескрайние перелески восточносибирской низменности по воле большевиков, вырубавших под корень в Грузии всю аристократию, как умелый земледелец вырубает иссохшую, переставшую плодоносить лозу, прореживая виноградник.)

Вывел как-то Вахтанг Багратидзе своего сына на окраину горного селения и сказал:

– Мамука, сын мой, ты видишь эти великолепные горы?

– Вижу папа.

– Мамука, ты видишь реку Кура, которая берет свое начало в этих благодатных горах?

– Да, папа.

– Мамука, ты видишь эту зеленую долину, которая расположилась на берегах Куры?

– Вижу, папа.

– Мамука, ты видишь отары жирных овец, пасущихся высоко в горах и кушающих зеленую, сочную травку?

– Конечно, папа. Зачем спрашиваешь?

– А знаешь, ли ты, Мамука, что бывает с зеленой, сочной травкой, которую скушала овца?

– Знаю, – ответил Мамука. – Она превращается в вонючие зеленые лепешки.

– А знаешь ли ты, Мамука, что бывает с этими зелеными лепешками потом?

– Их смывает дождем в Куру, папа.

– А что Кура потом делает с этими лепешками?

– Она несет их в виноградники расположенные в долине.

– А знаешь ли ты, Мамука, что виноградники так хорошо цветут именно потому, что Кура питает их растворившимися в воде овечьими лепешками?

– Не знаю, – Мамука задумался. – Наверное, так и есть, папа.

Отец долго и пристально посмотрел на своего низкорослого, невзрачного сынка.

– Запомни, Мамука, сын мой, – наконец сказал он. – Дерьмо всегда спускается с гор! – изрек Вахтанг Багратидзе и, развернувшись, пошел прочь, громыхая по булыжникам стоптанными кирзовыми сапогами.

– Зачем, папа? – крикнул ему вслед Мамука.

– Что бы в долине зацвели виноградники, сынок, – не оборачиваясь, ответил отец.

Это был урок первый.

Мамука закончил школу. Мать собрала ему небольшой потертый кожаный чемодан, доставшийся в наследство еще от деда, вернувшегося с этим чемоданом с Великой Отечественной Войны, положила туда пару выходных штанов, двое теплых хлопчатобумажных подштанников, три чистых фланелевых рубашки, новые туфли, с наказом надевать только по праздникам, носки и кепку.

Пока мать собирала чемодан, в комнату вошел отец, достал из кармана пухлую пачку червонцев, и протянул ее сыну. Мамука, считавший себя взрослым и умным с гордым видом потянулся за деньгами, но в самый последний момент отец выпустил пачку из рук и купюры с шелестом, как прошлогодние листья рассыпались по полу.

– Собирай! – приказал отец.

Мамука понял, что ему сейчас придется встать на колени и ползать по кухне, поднимая деньги.