Истина в сумраке. Отражения зеркал. Том 2. Книга 4

Она сразу позвала на кухню отца Ирины – Евгения Борисовича, который, выйдя на кухню, сразу заявил, что и он не против тоже, тут же дав дочке дельный совет:

– Запомни, доча: главное, чтобы всегда была еда, – сказал он, после чего встал и ушел в свою комнату продолжать валяться на кровати и смотреть телевизор.

Русу нравилась Ирина уже многими качествами, и даже лицо становилось интереснее: возможно, от общения с ним она как-то стала учиться думать, рассуждать, отчего ее ум получал пищу для саморазвития, развивался интеллект. К тому же ее родители дали официальное разрешение на ее целомудрие. Но хитрый отец вдруг вышел из комнаты и снова сел пред Русом, спросив:

– Ты скажи мне одно, по-честному все будет? Ты потом на ней женишься?

– Да, – ответил Рус, – просто надо заработать денег на свадьбу, на квартиру.

– Ну тогда я не против, – сказал он, снова уйдя в свою комнату.

Минусом, на который Рус заставлял себя закрывать глаза, являлось то, что ее родители были необразованными простыми рабочими. Мама ее работала маляром, папа тоже кем-то из этой сферы, и с ними Русу не о чем было поговорить. Мать ее постоянно повторяла только одну фразу:

– Главное, чтобы вам, чтобы детям и всем было хорошо. Ешь курицу, ешь, —говорила она, заставляя давиться куриными окороками.

Даже когда Рус был уже сыт и говорил ей об этом, ее это не устраивало: она считала, что он должен обожраться. И Рус давился курицей, проклиная всех курей в мире и свою слабость, поэтому он старался поменьше появляться у них в гостях.

Другой проблемой для Руса было наличие у Ирины младшей сестры и старшего брата. Интересно, что все их имена начинались с буквы «И»: Ирина, Игорь, Инесса. Вот с Инессой у Руса как раз и не сложились отношения, она все время его задевала, издевалась, ссорила его с Ириной. А Игорь ходил за ним по пятам, все время плачась, что его никто не берет на работу по оформлению лицензий, намекая Русу, чтобы он его взял к себе в помощники. Но и это еще не все. Как только Рус получил одобрение отца на гражданский брак, отец сразу как-то к нему подобрел, стал чаще выходить из своей берлоги, рассказывая Русу о работе. Сначала Рус не понимал, к чему Евгений Борисович клонит, а потом он однажды сказал Русу напрямую, что ему от него надо. Было это примерно так:

– У меня ведь есть все оборудование, – сказал он. – Я упакован полностью. Поэтому давай так – ты открываешь фирму, ищешь мне заказы, я работаю.

– А что с этого буду иметь я? – спросил Рус.

– А с тобой мы будем делить бабки пополам.

– Пополам?

– Да, ну по-честному, значит. Тебе половину и мне половину.

– А-а, – протянул Рус, а потом ответил: – Евгений Борисович, дело это очень непростое, много расходов. Чтобы оформить лицензию, нужна кругленькая сумма денег. Я считаю, если мы с вами будем всю прибыль делить поровну, то и расходы тоже должны делить поровну. Как вы думаете?

Этот вопрос явно не понравился ее отцу, он наморщил лоб, потер руками свою седую бороду, почесал затылок, после чего ответил:

– Да нет, брат, расходы все будут на тебе.

– М-м, ясно, – сказал Рус, – только вряд ли у нас с вами получится родственный бизнес, с родственниками лучше не работать. Тем более, что мне надо сейчас копить на квартиру, дочь вашу обувать, одевать. У нее же ничего кроме голубых ее штанишек-то и нету, так ведь?

– Ну нету, ты ведь видишь, кого берешь, – сказал ее отец.

– Вижу, а потому извините, ваше предложение должно подождать до лучших времен, – сказал Рус, отказав ему.

После этого отношение ее отца к Русу изменилось, он его не замечал и даже перестал выходить из своей берлоги, чтобы поздороваться.

Но на все эти минусы Рус старался не обращать внимания, так как считал, что главное – это их отношения с Ириной. Ему же не с родственниками жить. А поэтому они с Ириной стали жить вместе, и все было у них хорошо. Они понимали друг друга с полуслова, заботились друг о друге, и мама Руса одобряла их совместную жизнь. Но в голове Руса все чаще и чаще возникала мысль о том, что если у него все в гармонии, так может быть, ему пора бы жениться на Ирине? Сама такая мысль была для него новой, процесс свадьбы также придавал всему некую загадочность, и Русу казалось, что после свадьбы жизнь супругов меняется в лучшую сторону, чем была до свадьбы. И он решил поделиться своими мыслями с Ириной.

– Как ты думаешь? – неожиданно спросил он ее за чашкой чая дома в коммуналке. – А может, нам пожениться?

– Я не думала об этом, – ответила Ирина, – но можно попробовать.

– Ясно, – ответил Рус и замолчал, он не почувствовал особого энтузиазма в ее ответе.

«Она не думала об этом, а почему?» – размышлял он. Всякие мысли лезли ему в голову, он начинал подозревать, что Ирина, наверное, не любит его, и хочет быть свободной, и чем больше он соглашался с этими ответами, тем ему сильнее хотелось поставить в своем паспорте штамп о браке. Так он понимал, что закрепит свое право на нее, она станет такой же его собственностью, как, например, его машина или телевизор, и никто не сможет их разлучить. Приходя к таким выводам, он испытывал облегчение, и чем чаще он думал об этом, тем больше хотел так и поступить.

И однажды они взяли и подали заявление на регистрацию брака. Три месяца Рус не относился к этому шагу серьезно, но время шло, и, чем меньше его оставалось, тем чаще он стал задумываться над тем, что затеял. Во-первых, он еще не сказал об этом решении своей маме, от которой у него никогда не было секретов, потому что знал, что она поднимет его на смех, ибо видела Ирину и уже не раз говорила Русу свое мнение относительно ее худобы, что, мол, у нее ненормально маленький вес, и она не сможет забеременеть. О своей скорой свадьбе он сказал только Седому и Мише, да еще своему отцу, который уже двадцать лет жил на Байкале.

– О, поздравляю, – говорил Седой, тряся его за руку и глядя на стройную молодую избранницу, – молодец, одобряю, давай, давай, женись, хороший выбор.

Рус понимал, что маме все равно надо будет сказать, но как это сделать, чтобы без обид и печальных для себя последствий? Он не знал и тянул до последнего. Времени до свадьбы оставалось мало, и, будучи припертым судьбой к стенке, он трясущейся от волнения рукой набрал ее номер и позвонил.

– Мама, – начал Рус издалека, – помнишь, ты разрешила мне пожить гражданским браком с Ириной?

– Ну да, и что?

– Да вот, мы прожили уже почти год вместе, и нам очень хорошо. И я тут подумал, что… – он набрал в легкие воздуха и сказал ей на одном дыхании: – Я через три недели женюсь на ней.

Ответа не было. Рус тоже молчал. Ответа не было уже почти минуту. Рус осмелился спросить маму:

– Мам, что случилось?

– Ты на этой худобе казанской решил жениться? На этой дурочке деревенской, бесприданнице?

– Да, на ней, мама, мне с ней легко, хорошо…

– Да не нужна она тебе, – перебила его мама, – она тебе не пара, она тебя недостойна! Посмотри, какие у нее родители – чурбаны деревенские необразованные, пустые.

– Ну, а чего я в Питере уже семь лет один и один, отец вон где живет, ты тоже на Севере, сестра в Одессе. Надоело мне все время быть одному, друзей нету, я не пью и собутыльников нет, один все время.

– Ничего, посиди, посмотри телевизор, сходи в театр.

– Не хочу я смотреть телевизор! – крикнул Рус. – Хочу жениться, и все тут!

– Значит так, если женишься, то мне больше не звони, – строго сказала она, – нету у тебя матери.

– Женюсь…

Рус договорить не успел, потому что услышал в трубке короткие гудки.

– Ну ничего, главное, что она знает. Отойдет и приедет на свадьбу, – сказал он вслух, чувствуя облегчение оттого, что все-таки сделал это трудное дело.

Мама позвонила Русу через пару дней и стала плакать, причитать, пытаясь внушить Русу, объяснить его ошибочный выбор.

– Сынок, ты только подумай о том, какая у нее семья. Посмотри, какой тупой отец, работяга, он, если что, сразу тебя в бараний рог согнет, они за тебя ее отдают, потому что она никому больше не нужна. Тебе и не интересно с ней, ты такой весь умный, возвышенный, тебе в аспирантуру надо поступать, а не думать, где взять денег, чтобы одеть, обуть ее. Ты еще для себя-то не жил. Да ты подумай, ты же ее и не любишь-то, зачем тебе жениться? Живешь ты с ней – ну живи и дальше гражданским браком.

– Да я обещал ее отцу, когда они мне жить с ней разрешили, – сказал Рус, – теперь не могу обмануть, стыдно мне будет потом всю жизнь.

– Да ты что?! Вот хитрый и наглый!.. Ну ты не придавай этому значения, он понял, что ты честный и порядочный мальчик, и навязал на тебя это слово. Если бы не ты был на этом месте, а другой – понаглее и посмелее, он бы послал этого отца, и тот бы даже не вякнул – и так разрешил бы жить с ней. Брось ты ее. Все так делают.

– Да стыдно мне будет, мама, – ответил Рус грустно, – я же обещал.