Война без победителя

Дмитрий видел, как Кош быстро шагает по вагонному проходу к соседнему тамбуру. Пассажиры на лавках отворачивались от бомжа и сторонились его. В тамбур, где назревал конфликт, тоже никто старался не смотреть.

– Не сойдете, суки! Вылетите, нах-х! А чтоб больше по электричкам не шастали…

Смачный шлепок крепкого кулака о ладонь красноречиво показал, что бомжей сейчас будут учить жизни, причем жестоко и беспощадно. Хулиганы лыбились в предвкушении развлечения.

«Идиоты!» – подумал Дмитрий. Если Метис наплюет на принципы («жизнь – живым», так, кажется, он говорил?) и вытащит свои мачете, всем троим мало не покажется.

– А ты чего пялишься, козел? – Присутствие Дмитрия с некоторым опозданием, но все же было замечено. – Ну-ка, фраерок, сдернул отсюда на хрен, пока в бубен не получил.

Его сочли случайным свидетелем, наложившим в штаны от страха, и милостиво отпускали. Впрочем, дожидаться, пока он покинет тамбур, никто не стал.

* * *

Один из агрессоров пнул Метиса в колено. Удар, к изумлению нападавшего, не достиг цели. Метис проворно убрал ногу, и тяжелый шнурованный ботинок гулко ударил о стенку тамбура.

Сам Метис пока в драку не лез. Тянул время:

– Не надо, ребята!

Что ж, ему виднее. Наверное, такая тактика сейчас оправданна. Дмитрий тоже решил воздержаться от активного вмешательства. Отступив в сторону, он просто контролировал двух других хулиганов.

Увы, наигранный испуг бомжа только раззадорил компанию. Двуногие хищники почувствовали страх жертвы. Вернее, они посчитали, что чувствуют страх.

Еще один пинок. И снова – мимо.

– Ах, ты ж, падла!

Взбешенный неудачей качок, уже не боясь испачкать о бродягу руки, нанес третий удар, целя кулаком в челюсть Метису. Тот, зажатый в угол, отступать уже не мог. Просто некуда было.

К своему несчастью, неизвестно откуда выискавшиеся охотники на бомжей не подозревали, что тоже имеют дело с Охотником. Причем с Охотником на более опасную дичь, а потому подготовленным к по-настоящему серьезным стычкам.

Метис обошелся без тесаков. Со стороны было похоже, будто пьяный просто поскользнулся. Вряд ли кто-то, кроме Дмитрия, заметил коротко и сильно выстреливший кулак Метиса, в последний момент ушедшего от размашистого выпада противника и одновременно сократившего дистанцию с ним почти до нуля. Метис саданул хулигана под дых, и секунду спустя парень уже валялся на грязном тамбурном полу, пуча глаза и беззвучно открывая-закрывая рот.

А вот добивающий удар Охотника видели все присутствующие в тамбуре. Жесткий удар ногой в голову. Когда дело доходило до настоящей драки, Вольные бомжи-Охотники тоже могли быть беспощадными.

Нападавший отключился. И, судя по всему, надолго. Но, видимо, у его дружков мозги были безнадежно пропитаны алкоголем, а чувство самосохранения отсутствовало напрочь.

Вместо того чтобы немедленно ретироваться (хотя вряд ли теперь Метис позволил бы им уйти и поднять шум до остановки поезда), они вдвоем полезли на борзого бомжа.

Одного Дмитрий все же взял на себя. Дернул за плечо и, пока противник, сверкая злыми кабаньими глазками, разворачивался и размахивался, чтобы сбить с ног неожиданно возникшую помеху, рубанул его ребром ладони по основанию шеи.

Бойцовские навыки Феникса не подвели и в этот раз: удар вышел нужной силы и пришелся в нужную точку.

Этот агрессор тоже мешком повалился на пол.

Чего последний еще находящийся в сознании качок, правда, уже не видел. Дмитрий услышал, как в его руке что-то щелкнуло, над сжатым кулаком хулигана блеснуло лезвие выкидного ножа.

«Ну, тупица!» – Дмитрий испугался не за Метиса, а за пьяного дурака. Что будет, если Метис все-таки пустит в ход свои мачете? Порубит ведь кретина в капусту!

Впрочем, Охотник и на этот раз за оружие хвататься не стал.

– Сука-дырок-понаделаю! – хулиган с истеричным воплем бросился на него. Однако реализовать свою угрозу не смог.

Метис перехватил руку с ножом и резко развернул атакующего, добавив ему ускорения.

Парень мордой впечатался в окно тамбурной двери, одновременно получив локтем по затылку. Удар оказался неслабым: по толстому грязному стеклу пошли трещины.

Нож из руки нападавшего выпал. Сам он обмяк и сполз на пол.

– Спасибо, – Метис кивнул на качка, вырубленного Дмитрием.

– Пожалуйста, – пожал плечами Дмитрий. Что-то подсказывало ему: Охотник и сам справился бы со всеми тремя.

В тамбур никто не входил и даже не заглядывал. Притихшие пассажиры по-прежнему старательно отводили глаза. Вызывать полицию тоже никто не спешил. Вмешиваться в чужие разборки никому не хотелось. Ничего не вижу, ничего не слышу: в иных ситуациях страх действует не хуже магической «маски».

Метис, склонившись над вырубленными хулиганами, проворно обшарил их карманы.

– Ты чего творишь? – нахмурился Дмитрий.

– Экспроприирую, – невозмутимо ответил тот. – Вольным Охотникам тоже на что-то надо жить. А этим мудакам урок будет.

– А если кто увидит?

– Удивится, если бомж не сделает того, что я сейчас делаю.

Добыча – бумажник и несколько купюр – перекочевали в карманы Метиса. Мелочь Вольный выгребать не стал.

– И что теперь? Может, стоп-кран? – Дмитрий покосился на облезлую красную ручку в тамбурной стене.

– Не надо, – Метис покачал головой. – Машинист все равно двери не откроет, а если в поезде есть Пастух, то он только насторожится. Магию тоже использовать не стоит. Сейчас Фрязево будет. Выйдем там.

Между глав

Встреча происходила у «фиалок» – в элитном, хорошо экранированном от внутренней магии и защищенном от внешней салоне красоты в районе Тверской. Со стороны могло показаться, что за чашечкой кофе болтают в ожидании процедур три подружки. «Секс в большом городе», да и только…

Магистресса Ордена Ивы Энхедунна даже усмехнулась от нелепого сравнения, пришедшего вдруг на ум. Не-е-ет, подругами Магистрессы Мертвых Сестричеств никогда не были и вряд ли когда-нибудь станут. Сейчас их свели общие интересы, и то лишь на время.

Энхедунна была смуглокожей брюнеткой со стрижкой каре и соблазнительными упругими формами, на которые не оглядывался редкий мужчина. Блузка с глубоким вырезом и вызывающая мини-юбка на грани приличия не столько скрывали, сколько подчеркивали достоинства «ивы». Всё – и роскошная фигура, и длинные ноги, и яркий макияж на привлекательном лице, и крупные броские украшения – так и сочилось магнетизмом, губительным для представителей противоположного пола. Прирожденная красота Энхедунны была доведена до совершенства магическо-хирургической пластикой и подкреплялась специфическим потенциалом Ордена Ивы.

Энхедунна по столь же древней, как и ее профессия, женской привычке в очередной раз сравнивала себя с собеседницами. Пока шел подготовительный, ни к чему не обязывающий этап переговоров, можно было не думать над сказанным, а просто рассматривать других Магистресс.

Щебетавшая ни о чем, но при этом тоже нет-нет да и бросавшая оценивающие взгляды на своих гостий хозяйка салона – эффектная блондинка Цицелия – выглядела достойной соперницей. Магистресса «фиалок» словно сошла с обложки глянцевого журнала. Идеально уложенные волосы, профессиональная косметическая «раскраска», элегантное облегающее платье, стильные туфельки, небольшие, но дорогие и со вкусом подобранные побрякушки… Над лицом и фигуркой «фиалки» тоже хорошо поработали пластические хирурги Сестричества.

Цицелия была похожа на коллекционную куклу. А еще – на заблудившуюся принцессу, растерянно оглядывающуюся вокруг в поисках благородного рыцаря на белом «мерсе», который мог бы увезти ее в новый, достойный принцессы дворец на Рублевке, забросать цветами и деньгами и погрузить в блаженную пучину необременительного безделья. В общем, этакая Мальвина-Барби с наивными глазками и цепкой хваткой светской стервы. Некоторым мужчинам такие даже нравятся. Недолго, правда.

Пожалуй, если поставить рядом Энхедунну и Цицелию, мужской взгляд сначала зацепился бы за блондинку. Но если дело дойдет до постели… О-о-о, тут Энхедунне, профессионалке с многовековым стажем, равных не будет! Тут уж любая гламурная красотка нервно закурит в уголке, размазывая по ухоженному личику косметику и слезы зависти.

Что же касается третьей Магистрессы… Беатриса представляла немногочисленный, но агрессивный женский Орден Змеи и по определению в соперницы не годилась. Угрюмую, грубую, в чем-то даже мужиковатую «змеюку» трудно было назвать привлекательной особой.