Пески Палестины

– Пусть бережет этот платок твоя Алиса пуще зеницы ока, – хмуро проговорил Гаврила. – И коли даст Бог свидеться, пусть вернет его в целости и сохранности. Иначе придушу – и не посмотрю, что баба. И что королева не посмотрю.

– Вернет, – поручился Бурцев.

Хотя вряд ли их пути с Алисой Шампанской когда-нибудь вновь пересекутся. Да Гаврила и сам все понимал прекрасно.

Алиса Шампанская стояла на носу когга, утирая предательские слезы. О ком или о чем плакала Ее Величество, Бурцев старался не думать. Джеймс с Жюлем отвязывали канатные концы, а расторопные кипрские моряки под руководством нового капитана поднимали якорь.

– Ищите доблестного магистра тамлиеров Армана де Перигора и властителя Бейурата Жана д'Ибелена, сына славного Бальана II, – посоветовала Алиса Шампанская. – Это мои друзья. Они станут друзьями и вам. И да пребудет с вами Господь! Бон шанс[19 - Прим: удачи (французск.)], мсьё Вася!

Что ж, вам того же, Ваше Величество.

– О рэвуар, мадам, – почтительно склонил голову Бурцев.

Все-таки они расставались по-доброму.

– Отомстите за свою супругу и за меня, за мое королевство и за моего несчастного сына, мсьё Вася!

Бурцев кивнул. Вошел в рубку.

Управлять сторожевиком Хранителей, в самом деле, оказалось не сложно.

Взревел двигатель катера.

Когг поймал залатанным парусом попутный ветер.

Вскоре пиратское судно с флагом Венецианской республики на мачте и с женской фигурой на носу осталось далеко позади.

Глава 17

Задача патрульного катера – патрулировать морские подходы к порту. Этим они сейчас и занимались. Демонстративно, спокойно, уверенно…

Получилось. Никакой тревоги на берегу, никаких выстрелов, никакой погони. Катер беспрепятственно покинул уютную бухточку. А уж скрывшись с глаз долой, выдал все, на что был способен.

Мчались с ветерком. Гнали по водной глади так, что Ядвига повизгивала от ужаса и восторга. К берегу повернули, когда среди пустынных песчаных и каменистых пляжей замаячили скалы. Бурцев сбросил скорость, но останавливаться не стал. Направил катер в бурлящий поток прибоя.

– Вацлав! Безумец! Погубить нас хочешь?! – встревожился пан Освальд.

– Помолчи, а? – процедил Бурцев сквозь зубы, – Не болтай под руку, если жить не надоело.

Добжинец заткнулся. Вся остальная команда соревновалась в скоростном чтении молитв.

А прямо по курсу – острые каменные клыки и покатые, обтесанные водой валуны. И рваные пенные клочья. Ветер был не сильный, однако в прибрежных скалах волна за малым не ревела. Да, приближаться здесь к берегу – безрассудство на грани самоубийства. И именно поэтому Бурцев вел катер сюда.

Проскочат – будет, где спрятать немецкую посудину и укрыться самим. Искать их тут фашистско-тевтонские ВМС ли станут. А станут – так лучшей позиции для обороны не придумать. Но вот если не проскочат… Что-то подсказывало Бурцеву, что вплавь тогда до берега доберутся не все. Значит, нужно проскочить.

Шли бы под парусами или на веслах, да при хорошей осадке – хрен совладали бы с бушующей стихией. Давно б расшиблись на фиг. Однако мощный движок на легоньком суденышке позволял лихо маневрировать в каменном лабиринте.

И все же… Бум! Бум! Бум! Трижды их долбануло о камни, да так, что народ едва не посыпался в воду. На правом борту появилась приличных размеров вмятина. Левый дал небольшую течь. Мелочи… Пока они держатся на плаву, все это – мелочи.

Бурцев рулил, бросая катер из стороны в сторону – в обход, в объезд, в обплыв камней. И немного вперед. И снова в сторону. И опять чуть вперед. Чуть-чуть. Таких чуть-чуть становилось все больше. Берег приближался. И наконец…

Хр-р-рмс-с-с! Катер дернулся. Люди – вповалку. А днище скрежещет о камни так, что вянут уши и ноют зубы. Но это был добрый скрежет – не о хищный подводный зуб, не о коварную мель – о береговую гальку выступавшей меж скал косы. Бурцев заглушил мотор. Ну, приплыли, что ли?

Жюль прыгнул за борт первым. По пояс в воде, захлебываясь в фонтанах неистовствующего прибоя, дернул за носовой швартовочный канат. Через секунду королевскому капитану помогали Дмитрий, Гаврила и Збыслав. Дело пошло споро. Катер стащили с галечного выступа, поволокли вдоль косы. Еще пара секунд – и на борту осталась только Ядвига. Мужики – все до единого – впряглись в бурлацкую упряжку, и тут уж стихия сдалась окончательно. Даже помогла напоследок – подтолкнула вслед настырным человечкам поднадоевшую плавучую игрушку. Волна выпихнула побитый катерок к берегу и отхлынула…

Прежде, чем подоспела новая волна, Жюль дотянулся до огромной глыбы – большого куска скалы с отколотой середкой. Камень идеально подходил для швартовки, и капитан Ее Величества в два счета закрепил канат. Сам – упал, обессилев. Остальные распластались рядом. Откашливаясь, отфыркиваясь.

Жюль что-то восторженно прокричал.

– Чего ему надо? – устало поинтересовался Бурцев.

– Говорит, что ты величайший из мореплавателей и сердце твое полно отваги, – хмыкнул Джеймс.

– А-а-а, ну пусть себе говорит.

Бурцев глянул назад. Бр-р-р! Скалы, скалы, сплошные скалы… И бурлящая вода меж ними. Пройти по извилистому фарватеру смерти второй раз он, наверное, не решился бы. Потом Бурцев поднялся над камнем, посмотрел вперед. И обомлел…

На берегу между каменными завалами прихотливо извивалась узенькая тропка. И тропа эта не пустовала. Нет, эсэсовцев на ней не было. Не было и тевтонов. Но воинственный вид невесть откуда явившейся парочки Бурцеву тоже не очень понравился.

Да уж, парочка… Всадник на рослом пепельно-сером коняге. Судя по вооружению – рыцарь не из бедных. Кольчуга добротная – двойного плетения, длинная, с рукавами и подолом. С крепким нагрудником. Лицо закрыто горшкообразным шлемом. Правда, не с привычно плоской, а с округлой верхушкой. И нижняя часть шлема, явно, подвижна. Забрало, что ли? Любопытная новинка для этих времен…

На шлеме отсутствовали устрашающие рога, декоративные крылья деревянные ладони и прочие привычные Бурцеву рыцарские навороты. Зато имелся трогательный такой ободок-венчик. Бурлет – нашеломный обруч из плетенного конского волоса, перевитый шелковыми нитями, удерживал поверх металла длинную белую тряпицу, ниспадающую на плечи и спину воина. Ламбрекен или намёт – так именовалась эта накидка, похожая одновременно и на арабскую куфью, и на свадебную фату. О предназначении намета гадать не приходилось. Защищать упакованные в железо мозги рыцаря от перегрева под жарким палестинским солнцем – вот оно, его предназначение.

В левой руке всадник держал треугольный, с округлыми краями щит без герба. В правой – меч. Уже извлеченный из ножен, между прочим.

Не так уж чтоб очень гармонично смотрелся подле конного европейского рыцаря здоровенный одногорбый верблюд-дромадер. Массивное тело грязно-песочного цвета возвышалось на тонюсеньких, но жилистых и крепких ногах. С выгнутой шеи взирала надменная морда пожизненного пофигиста. К мохнатому горбу тремя упорами – спереди и по бокам жестко крепилась нехитрая конструкция. Широкая, прочная и при этом легкая плетеная станина выступала вперед, а на станине той… Бурцев сморгнул пару раз. Заряженный самострел-аркабалиста нависал над головой животного. Вместо стрелы – округлая пулька: то ли железный, то ли свинцовый шарик.

Седло стрелка служило своеобразным противовесом и было смещено чуть назад. В седле замер араб, обмотанным в светлую ткань с ног до головы, отчего сарацин напоминал чересчур упитанную мумию. Только глаза и поблескивали меж тряпичных полос. Недобро так поблескивали.

Глава 18

А из-за камней к этим двоим подтягивались все новые и новые наездники. На лошадях, на верблюдах… Большей частью – арабы, но кое-где мелькало и европейское вооружение. Наверху, в скалах, появились лучники и арбалетчики, что было совсем уж паршиво.

Бурцев не шевелился. Вернуться на катер, где осталось все их оружие, теперь не представлялось возможным. Выйдешь из-за укрытия – неминуемо подставишься под стрелу.

– Сидеть тихо, мы тут не одни, – одними губами произнес он.

Дружина напряглась.

Стрелок на верблюде спустил тетиву.

Метательный снарядик с отвратительным свистом пронесся над ухом Бурцева и звонко вдарил в катер. Прилично так долбанул: в борту появилась пробоина. Словно из крупного калибра бабахнули. Одиночным. От такой пульки никакой доспех не спасет!

Падая за спасительный валун, Бурцев отметил, что “мумия” на верблюде уперлась ногами в рога аркабалисты и, не слезая с горба, перезаряжает убойное оружие.

– Я помогу! Сейчас!

В катере – за иллюминатором рубки – мелькнуло лицо Ядвиги. Лицо и руки. В руках полячки – “шмайсер”. Чего она там задумала? На подвиги рыжую потянуло? Вспомнила, блин, новгородские занятия по стрелковому делу?!