Эрдейский поход

Всеволод обернулся. Ох, худо! Водицы ему сейчас точно никто не поднесет. А вот что поднесут вместо нее и за какую такую вину – Бог весть.

На Всеволода смотрел, неодобрительно покачивая головой, сторожный старец-воевода Олекса. Волосы у старца – длинные, седые, что твое серебро, повязаны узким кожаным ремешком, чтобы не падали на глаза. На лице – густая сеть глубоких морщин. Но при всем при том Олекса могуч, как дуб, что давеча прикрывал Всеволоду спину. Плечи под простой холщовой сорочкой – косая сажень. Ручищи бугрятся мышцами и не желают знать старческой дряблости. Пудовые кулаки быка свалят. Глаз – ясен. Разум – тверд. И в движениях на воинских игрищах, в учебе или в сече, Олекса быстр и ловок – юному отроку не угнаться. Тело крепкого старика, изрядно закаленное в ратных трудах, не спешило расставаться с накопленной про запас недюжинной силушкой.

Подле воеводы стояли двое. Один – высокий, второй – пониже. Странно… Нездешние, незнакомые. Всеволод никогда прежде на Стороже их не видел. А ведь чужаки сюда забредают крайне редко и лишь тогда проходят тайными тропами, находящимися под неусыпным наблюдением дальних дозоров, когда сам Олекса того пожелает.

Впрочем, на этих двоих Всеволод глянул лишь мельком – не до гляделок сейчас. Потому и рассмотрел так… в общих чертах. Однако и того хватило.

Пришлые стоят чуть позади старца-воеводы, но держатся с достоинством. Особенно тот, что повыше. Ну, прямо, гости важные. И не из близких краев. Иноземные гости. Одежда, вон, какая-то чудная виднеется из-под края запахнутых дорожных плащей. Не наша одеженка-то. Русичи такой не носят. И облик, опять-таки…

– Не все, – повторил воевода. – Подними мечи, Всеволод!

Захотелось стонать. Ан – нельзя. Перед Олексой – нельзя. Да и перед чужаками, что пялятся на него… Всеслав сцепил зубы. Сглотнул сухую слюну, норовившую стать поперек горла шершавым комом.

Поднял клинки.

– Илья! – уже выкликивал следующих бойцов Олекса. – Федор! Дмитрий! Лука!

Еще четыре ратника в полном доспехе и с затупленными мечами в руках выступили из строя.

Всеволод вздохнул: старец снова выбрал для боя на железе лучших десятников Сторожной дружины. Стонать хотелось пуще прежнего. А еще – выругаться похлеще, да позаковыристей.

Всеволод удержал при себе и стон, и брань. Отчаиваться и расходовать силы понапрасну перед очередным испытанием – неразумно.

Собрался. Попытался хоть немного восстановить дыхание, стряхнуть усталость.

И опять противники подступали полукругом. Мягко, пригнувшись, чуть не вприсядку подступали. Шаг в шаг. Выставив мечи вперед. Осторожно шли. Еще бы им не осторожничать. Видели ведь, чем закончился первый бой…

Против Всеволода в последнее время часто выставляли четверых. Больше – особого смысла нет: обвешенные броней и щитами ратники начинают мешать друг другу. А для меча ведь размах нужен. И быстрая рука. И чтоб – ничего под мечом и под рукою.

Но никогда еще старец не гнал вторую четверку сразу же, вслед за первой. Прежде давал передохнуть. Сейчас – не дал.

Всеволод попятился к спасительному дубу – выиграть еще хоть немного времени, отдышаться после первой схватки.

Поздно! От дерева его уже отрезали.

Взяли в кольцо. В квадрат. Встали по четырем концам света. А в центре словно стрелка из хитрого заморского прибора, что всегда ищет север, крутится Всеволод. И вертит мечом в каждой руке.

Снова заплясали и зазвенели клинки.

Первого – Луку – Всеволод повалить все же смог. Внезапным и коварным ударом. Низким – по ногам. Тупая сталь прогудела по дуге над помятой травой. Ударила под щит, в левый понож. Сильно ударила. Как косой скосила не успевшего вовремя подпрыгнуть Луку.

Но тут…

– Иван! – рокотнул голос старца-воеводы.

Прихрамывающий Лука отступил. Его место занял новый боец. Десятник Иван.

Вот как?! Всеволод бился уже на пределе сил. Вот, значит, как?!

Кто-то дотянулся-таки до правого предплечья, но тупое острие, чиркнув по доспеху, скользнуло в сторону. Удару не хватило мощи.

Но уже следующий миг, сразу два меча сильно и ладно обрушились на клинок в левой руке Всеволода. Рука клинок удержать не смогла.

Обоерукий воин остался с одним мечом.

Всеволод перехватил рукоять оставшегося у него оружия двумя ладонями. Его удары стали реже, но сильнее. Только вот беда – теперь приходилось больше защищаться, чем нападать.

Изловчившись, Всеволод тоже выбил у кого-то меч. Кого-то задел по шлему. Но с ног не сшиб.

Противники, повинуясь очередному приказу воеводы Олексы, перестроились. Бойцы, которые только что наседали на Всеволода отступили, хрипло и тяжело дыша. В бой пошла новая четверка. Третья. Свежая.

Ага… Одни, значит, бьются, другие отдыхают. Потом меняются. И снова. На измор берут. И ведь возьмут же!

Всеволод с ног валился от усталости.

В этом ему помогли. Повалили. Сбили.

Зашли-таки сзади. И мечом по хребтине. Со всего маху…

Туп и неопасен, ну, почти не опасен учебный клинок, если бьешься в латах. Но по весу-то – как боевой. А если к весу тому приложить силушку богатырскую. А немощных в Сторожной дружине не держат. И потому каждый пропущенный удар выходит… В общем, будто булавой промеж лопаток засадили.

Всеволод поднялся не сразу. А и не торопили. Дали отлежаться. Отдышаться. Прийти в себя. Сил набраться.

Даже поднесли водицы. Шлем сняли. Напоить – не напоили, но прополоскать горло дали.

А вот доспехи скинуть не позволили.

Значит, еще не все. Значит, все только начинается.

Всеволод не видел, как пытливо смотрят на него гости старца Олексы.

Глава 2

– Так это он и есть, мастер Алекс? – к старцу-воеводе обратился высокий иноземец с худым носатым лицом. Иноземец говорил с сильным акцентом, по которому без труда можно было распознать германца.

– Он и есть, – кивнул Олекса, не поворачивая головы, – Всеволод Обоерукий. Лучший из всех, кого я смог подготовить. Силен, ловок и отважен. Умен и смекалист. Любую науку схватывает на лету. Язык ваш знает. А равного Всеволоду в бою не сыщется по всей Стороже. Волчью стаю в лесу в одиночку изрубит. И с супротивником поопаснее совладает.

– Хорош, – согласился немец. – Долго продержался.

Олекса вздохнул. И – посетовал на хваленного:

– Долго-то долго. Но проку с того немного. Славный воин Всеволод – тут нечего сказать, да только вот ярости должной ему пока не хватает. Время теряет, вместо того, чтобы сразу врага валить.

– Вы несправедливы к своему ученику, мастер, – покачал головой иноземец. – Ярость – дело наживное. А перед сейчас Всеволодом не враг. Не оборотень-вервольф, не кровопийца-нахтцерер, не Рыцарь Ночи. И он это прекрасно знает.

– А я бы предпочел, чтобы взяв в руки оружие, он забывал обо всем. В битве, хоть бы даже и в учебной, излишние знания и ненужные размышления вредны и обременительны.

– И снова позволю себе не согласится с вами. При всем уважении и почтении, мастер Алекс… Умение сохранять в горячке боя трезвость рассудка и хладность крови зачастую бывает полезнее слепой ярости.