Крестовый дранг

* * *

Отрок, державший повод горячего жеребца, пронзительно вскрикнул. На плече паренька расплывалось кровавое пятно. Освальд побледнел: невидимая стрела! Добжинец помнил это оружие – год назад сам от такого чуть не принял смерть.

Рослый боевой конь вырвался из рук раненого парнишки. Понесся прочь. Ударил грудью в медлительные створки ворот, распахнул, пролетел по бревенчатым мосткам переброшенным через ров. Рванул через заснеженную пустошь к угрюмому лесу.

А из трапезной уже выходили… Они.

Странная одежда с диковинными нашивками. Странные шлемы с маленькими рожками. И страшное оружие с незримыми стрелами… Сколько их там? Один… Два… пять… десять… пятнадцать… Больше. Пусть и ненамного больше, но как сдюжить с таким врагом?

– К воротам! – проревел добжинец. – Все к воротам!

Там, за грудами камней и временным частоколом, еще можно попытаться удержать оборону. Или хотя бы прийти в себя. Обдумать случившееся. Принять верное решение… А уж если не останется времени думать – тогда отступить. Тогда бежать к лесу… Читая молитвы и взывая к Господу, чтобы не быть заживо утянутым в ад.

До ворот добрались немногие. Драться не был способен никто. И все же Освальд попытался дать отпор.

– Щитоносцы – вперед! Арбалетчики и лучники – во вторую линию!

Сам он вышел в первую. И уцелел лишь чудом: верные оруженосцы прикрыли благородного шляхтича от автоматной очереди собственными телами. Одного – падающего навзничь – он успел придержать, оттащить за камни. Но для того лишь, чтобы увидеть в стекленеющих глазах ужас, изумление и боль. И с ног до головы измазаться в крови, хлеставшей из перебитого горла.

Потом труп слуги сполз к ногам господина.

Им даже не дали как следует построиться. Проклятые самострелы без устали выхаркивали в ночь гром, огонь и невидимые стрелы и валили с ног любого, кто поднимался над укрытием. Раненые и умирающие молили о пощаде, но пощады не было. Вражеские воины наступали быстро, умело. В считанные минуты неведомые пришельцы заняли замковый двор и теперь уже по внешним стенам заходили в тыл. Больше ждать не имело смысла. Взгужевежа пала. Снова!

Паника, крики, давка, топот, толкотня, запах крови. Освальда увлекли к мосткам, переброшенным через ров. Но и там спасения не было.

Мелькнула в воздухе железная болванка, ударила о звонкое промерзшее дерево, покатилась по настилу.

Взрыв… Бревна под ногами вздрогнули, разъехались, подломились. Взвизгнули осколки. Последние защитники замка посыпались, покатились в ров. А со стен уже летела вторая граната. И третья. Еще два взрыва… Да пара автоматных очередей. Больше не потребовалось.

* * *

Оглушенный, придавленный чужими телами, замотанный при падении в собственный широкий плащ, словно в саван, Освальд Добжиньский лежал неподвижно. Как в ров свысока заглядывала любопытная луна, он не видел. Не слышал, как ножами, штыками и прикладами – чтобы не тратить понапрасну патроны – новые хозяева замка добивали раненых. Не чувствовал, как сверху в ров падали трупы из замка.

Освальда сочли убитым. Чужих воинов ввела в заблуждение кровь оруженосца, обильно перепачкавшая доспехи и одежду рыцаря. Лишь когда лунный диск поблек, а небо на востоке посветлело, веки шляхтича дрогнули.

Холод и неимоверная тяжесть… От холода ныли кости и зудела кожа. Казалось, не было на нем сейчас ни жупана, ни шапки, ни отделанного мехом плаща, ни теплых штанов и сапог, ни плотного стеганного поддоспешника. А от наваленных сверху стылых трупов было трудно, почти невозможно дышать. И все же он заставил себя… Сначала просто сжать и разжать окоченевшие пальцы. Впрочем, сейчас это оказалось совсем не просто. Сейчас это было самым трудным. Зато дальше пошло легче.

Освальд шевельнул плечами. Чье-то тело в одеревеневшей от замершей крови рубахе чуть соскользнуло в сторону. Другое, в задубевшем кожаном панцире, нависло над ним ненадежным пещерным сводом. Освальд протиснулся дальше, еще дальше, еще… Замерзшие руки и ноги начинали повиноваться: обморозить конечности он не успел.

В обледеневшей куче покойников пришлось извиваться ужом. Освальд оставил мертвецам плащ, теплый жупан, перевязь с мечом и шапку. Но когда рыцарь выбрался, наконец, из братской могилы, холодно ему не было. Было жарко.

Он с жадностью ел и глотал снег. И долго-долго не мог отдышаться. Потом тупо смотрел на чье-то обезображенное лицо у своих ног. Добжинец не сразу узнал беднягу, что поднял тревогу: стражнику из подвальной сокровищницы незримые стрелы разворотили полчерепа. А узнав, выплюнул снег, поднялся на ноги. Огляделся.

По дну рва уже тянулась протоптаная тропинка. К стежке с обоих склонов спускались вырубленные в снегу и мерзлой земле ступеньки. Вокруг вповалку лежали трупы. Из сугробов торчали руки, ноги, копейные древка, рукояти секир, острия мечей, оперения и наконечники разбросанных стрел… Странно. Победители даже не позаботились забрать у побежденных трофеи. Мертвецов бросали в ров как есть: в доспехах и с оружием. Да и то ведь верно: зачем нужен меч или арбалет тому, кто владеет громоподобным самострелом, снаряженным невидимыми стрелами?

Чужие голоса заставили его затаить дыхание. Разговаривали наверху, где-то совсем рядом. Стараясь не шуметь, Освальд пополз на звук по утоптанному снегу. Взобрался по ступенькам на кручу. Осторожно выглянул изо рва…

Над распахнутыми воротами Взгужевежи реял незнакомый стяг. Черный крест с изломанными краями в белом круге. Под полотнищем чужого штандарта стояли четверо.

Двое – в касках, от которых, пожалуй, не так уж много будет проку в рукопашной схватке на мечах или копьях и в странных длиннополых одеждах, что, возможно, и спасают от холода, но не от вражеской стали. Сбоку у каждого висели короткие кинжалы. За спинами – плоские короба, вроде тех, что таскают на плечах деревенские девки, когда ходят по грибы-ягоды. В руках эта пара держала свои громометы.

Двое других носили еще более непрактичные наряды. По крайней мере, предназначение плоских шапок, похожих на толстые черствые блины или на береты с козырьками, Освальд постичь не смог. Не шлемы – это точно! Из оружия у этих, с лепешками на головах, были только кинжалы. А в небольших футлярчиках на широких поясах вряд ли могло храниться что-либо пригодное для драки. Скорее всего, к поясам пристегнуты диковинные кошели.

«Благородные рыцари и оруженосцы», – догадался добжинец. Освальд прислушался. Речь звучала немецкая, но какая-то чудная, непривычная. Непонятные слова, необъяснимая чужеродность… На подобном языке разговаривал безумец, называвший себя «послом ненаступивших времен» – тот самый, с которым год назад беседовал в пыточной Конрад Тюрингский. Тот самый, что чуть не всадил в Освальда с полдюжины невидимых пуль. Добжиньца передернуло от неприятных воспоминаний.

* * *

– Надеюсь, никто не ушел, оберфюрер? – голос одного из рыцарей прозвучал сухо и требовательно. Так может говорить синьор с вассалом.

– Никак нет, господин штандартенфюрер, – улыбнулся его собеседник. – Только лошадь.

– Лошадь?

– Без всадника.

Шутка не вызвала ожидаемой реакции.

– Плохо, Фишер. Был приказ не выпускать никого.

Улыбка моментально исчезла с лица «вассала». Рыцарь напрягся, вытянулся в струнку. Тягостное молчание длилось несколько секунд. Смущенные оруженосцы растерянно переминались с ноги на ногу. Наконец тот, кого называли штандартенфюрером, смилостивился и заговорил снова:

– Я выезжаю через два часа. Контрольные проверки связи, обмен оперативной информацией и возможные консультации – ежедневно, по графику. Когда поставлю «якорь» в Дерпте – выйду в эфир вне графика. Может быть, совершу пробную телепортационную переброску и появлюсь здесь лично – пусть это не будет для вас неожиданностью. Так же – вне графика – свяжусь с вами из Наревской платц-башни или из ее окрестностей. Потом – из Кульма.

Рыцарь-вассал кивал.

– Не забывайте, оберфюрер, первые транзитные десанты а также все вспомогательные расчеты должны находиться в полной боевой готовности начиная с завтрашнего дня. Резервный взвод поддержки – тоже. Особое внимание уделите группе захвата папского легата. Я укажу позиции, которые ей надлежит занять за неделю, возможно, за две до начала кульмского турнира. Постарайтесь, чтобы с переправкой этой группы в Кульм проблем не возникло. Успех кульмской операции и союз с ливонцами – вот что самое главное. Для нас это сейчас даже важнее создания дерптского ударного плацдарма.

Еще одна непродолжительная пауза…

– Если контрольные сеансы связи прекратятся более чем на трое суток, принимайте командование на себя, оберфюрер. Но до тех пор вы остаетесь комендантом Взгужевежи и во всем подчиняетесь мне.

Короткий кивок. Стиснутые зубы. Отведенный в сторону взгляд. Освальд усмехнулся: этот вассал не казался ему образцом верности. Может и предать – только дай повод. Правда, повод должен быть очень весомым: понапрасну такие люди не рискуют. Но зато уж если…

– С этого момента, – продолжал сюзерен, – и до тех пор, пока я не отдам иного приказа, вы обязаны уничтожать любого, кто приблизится к замку. Вместе с лошадьми, волами, коровами, собаками и кошками. Все ясно?

– Так точно, – сглотнул слюну рыцарь-вассал.

– Еще раз проверьте крепость. Кроме солдат и офицеров цайткоманды здесь не должно быть ни одной живой души. Потом займете круговую оборону и расположите гарнизон в замке. Сразу после моего отъезда займетесь поиском и расчисткой нижнего яруса подземелий. О ходе работ будете докладывать во время сеансов радиосвязи. Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер!

Два почти синхронных взмаха вытянутых рук – и рыцарь-вассал скрылся в воротах. Его собеседник повернулся к оруженосцам.

– Фриц, мы скоро выступаем. Через час все должно быть готово.

Один из оруженосцев – тот, что повыше и пожилистее – бегом бросился в замок.

– А ты, Рихтер осмотри ров и наметь поле работы для саперов. Когда закончите минировать подступы к замку, заложите взрывчатку, и засыпте, наконец, эту польскую шваль, – рыцарь брезгливо кивнул в сторону рва. – К нашему отъезду падали здесь быть не должно.