Муранча

А потом…

Потом грянул взрыв. Яркая вспышка полыхнула далеко впереди. В лицо ударила пропитанная гарью воздушная волна. Илью выпихнуло из туннеля на станцию. Глухота стала полной. Голова гудела. В ушах звенело.

Видимо, какая-то шальная пуля угодила в заряды Сапера. Илья не рассчитывал на такую удачу, он даже не думал об этом, но получилось как получилось. Своды рухнули. Разом обвалился весь туннель, оказавшийся гораздо менее надежным, чем предполагал Сапер. Во второй раз жабы из темноты так и не вышли.

Надсадно кашляя и ничего, абсолютно ничего, кроме неумолкающего колокола, в голове не слыша, Илья поднялся на ноги. Его сильно шатало и мутило. Мысли путались.

Но еще нужно было сделать одну вещь. Последнюю. Самую.

Прислонив горячий пламегаситель автомата к подбородку, Илья до боли зажмурил глаза. Ну, все! Прощай, Оля. Прощай Сергей. Или, может быть, здравствуйте?

В голове что-то оборвалось. Палец нажал на курок.

Сухой щелчок. Осечка…

– Не делай этого, Илюша, – тихо попросила жена.

– Оленька?! – Его словно ледяной водой окатило.

Илья открыл глаза. Темно. Слишком темно…

– Не нужно этого делать. – А голос ласковый такой, спокойный, чуточку печальный. И так легко пробивается сквозь гудение в голове и вату в ушах.

– Разве тебе не в кого больше стрелять?

«Не в кого? Разве не в кого?» – тупо повторил он про себя, осмысливая Оленькины слова. И ведь что интересно: она говорила не там, где лежало ее тело… То, что осталось от ее тела. Нет, сейчас Оленька была где-то совсем рядом.

Где?

Вокруг – кромешный мрак, но казалось, протяни руку и…

Илья руку протянул. Пошарил вокруг. Никого. Только холодный шершавый бетон нависающей над ним платформы.

– Пап, не надо, пожалуйста, – заканючил невидимый Сергейка. – Не стреляй, ладно? В себя – не надо.

«В себя не надо»… Илья улыбнулся. Что ж, в себя он не станет. Теперь – нет. Зачем теперь-то, когда ясно, что Оленька и Сергейка не умерли.

Во всяком случае, не умерли до конца.

* * *

Щелк, щелк… Патрон за патроном. Патрон за патроном… Илья отвлекся от воспоминаний. Болели пальцы. На подушечке большого, впихивающего «семерки» в магазин, намечалась новая мозоль. Странно. У него ведь не было столько патронов.

Илья невесело усмехнулся, поняв, в чем дело. Желая продлить успокаивающую медитацию, он просто вытаскивал уже вложенные патроны и снаряжал магазин заново. И даже не замечал этого, действуя на полном автомате.

Интересно, сколько времени он провел за этим занятием?

Судя по ноющим пальцам – немало.

* * *

Уже позже Илья узнал, что кроме него со станции спасся только один человек. Сапер. Как оказалось, начальник Аэропорта, хорошо представлявший, чем чревато нашествие жабоголовых. Выскочив из депошного туннеля и отдав команду «к бою», сам сразу же сквозанул в другой туннель – на Орджоникидзе.

Сапер уцелел лишь потому, что за его спиной на перегоне между Аэропортом и Орджоникидзе весьма кстати рванула дрезина со взрывчаткой. А ведь взрывчатка сама собой не взрывается.

Прикрывая свой отход и спасая свою шкуру, Сапер попросту замуровал остальных наедине с жабами.

Впрочем, он ненадолго пережил людей, которых оставил умирать.

Соседи, у которых надеялся поселиться бывший начальник Аэропорта, Сапера не приняли. Более того, на Орджоникидзе – станции буйной, известной своими вольными нравами, шумными притонами и скорым на расправу народом, – возмущенная общественность свершила самосуд.

Саперу выдали старый противогаз с фильтром, выработавшим свой ресурс, и пистолет с единственным патроном. Затем выставили на поверхность. Хочешь – сразу стреляйся сам. Хочешь – отстреливайся от мутантов, чтобы потом все равно подохнуть.

Какой вариант выбрал Сапер, так и осталось тайной. Но сталкеры с Орджоникидзе вскоре нашли окровавленные ошметки его защитного костюма, растерзанный противогаз со смятым фильтром, пистолет и стреляную гильзу.

Люди в Аэропорт больше не пришли. Никто попросту не верил, что можно выжить на самой окраинной станции, отрезанной от остального метро. А вот Илья жил.

Его не понимали, его сторонились и чурались, его откровенно побаивались. И даже в его старое прозвище Колдун вкладывали теперь новый смысл. Но Илье было плевать.

С ним были Оленька и Сергейка. И за них нужно было мстить. Месть стала смыслом его жизни. Месть помогала жить и поддерживала в трудные минуты.

«Разве тебе не в кого больше стрелять?» – спросила его в тот страшный день Оленька.

Было в кого, еще как было! Посчитаться с Сапером Илья уже не мог, но объектов для мести с избытком хватало и без него. На поверхности – сколько угодно. Те же жабоголовые. Да и не только они.

Жабы являлись лишь частью того зла, которое загнало людей под землю, которое заставило зачать и родить Сергейку в вечном мраке, которое лишило сына нормального детства и которое в итоге отняло у Ильи семью.

Иногда его просто распирало от желания вывернуть наизнанку весь этот паскудный мир. Поэтому он и выходил каждый день на поверхность. Поэтому главной целью его вылазок было не собирательство, как у остальных сталкеров, а охота, отстрел и уничтожение. Это создавало хоть какую-то иллюзию полезности его существования.

Раньше мутантов, хозяйничающих наверху, Илья ненавидел и боялся, как все. Теперь страх ушел. Теперь осталась одна только ненависть.

Теперь пусть они боятся его.

* * *

– Ну, все, дорогие мои, я пошел…

Бросив прощальный взгляд на кресты, Илья отступил от края платформы. Освещая путь масляным светильником, он направился к эскалатору.

Как только кресты и могилки растворились во мраке, Сергейка и Оленька заговорили снова.

– Пап, принеси, что-нибудь. Не забудь, ладно?

– Обязательно, Сергейка.

Илья обошел грибные плантации в старых заплесневелых ящиках. Их было немного: ему одному много не требовалось, а Оленька и Сергейка вовсе обходились без пищи.

– Илюша, возвращайся поскорее, пожалуйста. Я так волнуюсь, когда ты уходишь.