Рыцари рейха

– Ты отсюда никуда не выйдешь, пан Освальд, – жестко оборвал Бурцев. – Останешься в детинце. Вместе со всеми.

– Да почему, пся крев?!

– А потому что! Здесь семья князя. Здесь дети и жены княжьих людей. Здесь твоя Ядвига, в конце-концов!

«И моя Аделаидка тоже здесь», – чуть не вырвалось у него.

– Если нас перебьют под стенами детинца, то и тех, кто за стенами остался – не пощадят.

Освальд в ответ лишь злобно сверкнул очами. Но ничего не сказал. Дошло, вроде, до рыцаря, чем чревата геройская смерть малой княжеской дружины.

– Обороните детинец, во что бы то ни стало, други, – не приказал уже – попросил Бурцев. – Алексич останется за старшего. Подчиняться ему беспрекословно, как мне.

– А ты?! – спросили все разом.

– Я? – Бурцев немного помедлил с ответом, оглядывая лица соратников. – Я – на мост.

– Как на мост?! Один?!

– Один.

– Зачем?!

– Образумить попробую мужиков новгородских. Поговорить. Для начала…

– А после? – по глазам видно – в благополучный исход переговоров не верил никто.

– После видно будет, – буркнул он.

– Но воевода…

– Это приказ! Ворота детинца за мной закроете сразу. Кто сунется следом – утоплю в Волхове собственноручно.

Приказ есть приказ – к этому Бурцев свою дружину приучил давно. Провожать его не стали. Это тоже был приказ. И без того сейчас дел невпроворот. Каждая пара рук и каждая минута дорога. Но у стены детинца чуть ли не под копыта бросилась женская фигура.

Аделаидка?! Откуда прознала?

– Возвращайся, Вацлав… – любимые, полные неизлитых слез, глаза смотрели снизу вверх.

– Ну, конечно, милая.

– Возвращайся, возвращайся, возвращайся, – как заклинание, твердила она.

Малопольская княжна шла рядом, держалась за стремя, до самых ворот шла.

– Обязательно, слышишь, обязательно возвращайся. Ты должен! Мы с тобой еще многого не сделали. Главного не сделали в этой жизни.

Он улыбался, кивал. Он не слушал. Думал, как бы не ломанулась дочь Лешко Белого за ним в ворота.

Обошлось… Дружинники из привратной стражи бережно и деликатно отцепили Аделаидку от стремени, оттерли в сторонку. Хорошо – не выла, не плакала, не причитала, милая, хороня заживо, как иные бабы неразумные. Нет, правда, – спасибо на том. С жениным воем в спину уезжать было бы вдвойне тяжелее.

Ворота закрылись, едва конь вышел из-под низкой арки. Глухо стукнули обитые медью дубовые створки. Заворочался в смазанных пазах тяжелый засов. На мост через Волхов Бурцев въехал в гордом одиночестве. В пугающе гордом… Спешился, привязал коня к толстым жердям ограждения – темным сухим, потрескавшимся от солнца и времени. Шагнул вперед…

Глава 4

Впереди – на удивление безлюдно. Ни души на том берегу. Внизу, под ногами – ленивые воды Волхова. Вверху, над головой – ясное безоблачное небо. Мост, на котором стоял Бурцев, – длинный, широкий, прочный. Как и подобало мосту, нависавшему над большой рекой и связывавшему две части великого града. Немало злых бунтов, жестоких баталий не на живот, а на смерть, немало кровавых кулачных да палочных потех повидал этот мостик. Сегодня вот тоже намечалась неслабая разборка.

На Торговой стороне загудело, загомонило приближающееся людское многоголосье… Берег быстро оживал, заполнялся народом. Разношерстная человеческая масса лавиной валила к мосту из тесных, бедняцких, и широких, зажиточных, улиц и была подобна второму Волхову, пущенному поперек реки.

Толпа вступила на мост. Бревна и дощатый настил отозвались испуганной дрожью. Да уж, господа новгородцы… Рожи – красные, пьяные. Глаза – осоловелые. В руках – палки, а кое у кого – и сталь обнаженная. Впереди – конопатый заводила с дубинкой. Никак Мишка Пустобрех?! А и в самом деле – он! Ну, теперь и дурному ясно, чьи уши торчат за бунтом. Точно, купчишки Ивановской ста, стонущие без прибыльной торговли с немчурой, народ на князя натравливают. Тех самых мужиков, что в ополчении на Чудском льду вместе с Ярославичем ливонцев били! Ох, и непостоянен же ты, Господин Великий Новгород! Как девка капризная…

Толпа приближалась. Конь позади всхрапнул, начал рваться с привязи. Оборвет повод – пиши пропало. Там, у седла, приторочено оружие. В руках у Бурцева оружия не было. Потому что не должно быть. На переговоры ведь, вроде как, вышел. Для начала… Оружие в руках оппонента – оно всегда нервирует, толкает на необдуманные, необратимые поступки, а тут нужно постараться решить дело миром. По возможности.

Шлем свой с забралом-личиной одевать Бурцев тоже не стал: пусть открытое лицо видят новгородцы. Авось, так доверия больше будет. На нем позвякивала лишь трофейная кольчуга, штандартенфюрера СС Фридриха фон Берберга. Хорошая такая кольчужка, надежная, оружейниками Третьего Рейха выкованная, не поддающаяся ни мечу, ни копью, ни стреле. Хотя с другой стороны… Положительной плавучестью фашистская чудо-бронь не обладает. Так что если сбросят с моста – это верная смерть. Как скоро идут на дно люди в доспехах, Бурцев уже видел. На Чудском озере.

Разгоряченная людская масса перла вперед, а ему полагалось стоять. А невесело стоять одному, да супротив пьяной толпы… Толпа – сила дурная, беспощадная. Захочет —враз затопчет, задавит, заглотит вместе с кольчугой, и не подавится. Мост ходил ходуном, скрипел и пошатывался. Новгородцы были уже близко и останавливаться не собирались.

Бурцев поднял руку, рявкнул хорошо поставленным воеводским голосом:

– Сто-о-оять! Вашу мать!

– …ать! …ать! – разнеслось над Волховом.

Как ни странно, но они остановились. Наверное, только лишь от удивления, что вот он, один-одинешенек, пеший, неоружный, кричит на них и еще на что-то смеет надеяться. Однако гомон стих. Залитые глаза выражали интерес. Что ж, уже лучше – можно начинать переговоры.

– Что нужно, новгородцы?! – тут главное давить до конца и ни в коем разе не выказывать своего страха.

Бурцев страха не выказывал. Бурцев сам пошел на толпу. Поджилки, правда, тряслись, но со стороны заметно не было. Шаг был твердым, решительным. Раз, два, три шага… Хватит.

После недолгой заминки навстречу выступил Мишка. Ухмыляется, Пустобрех, чувствуя за спиной безликую, безвольную силу, поигрывает дубинушкой, тоже идет уверенно, вразвалочку. Но глазенки все ж-таки бегают…

– С князем Александром говорить хоти-и-им! Пусть ответ держи-и-ит!

Пустобрех повернулся к толпе, призывно взмахнул дубинкой, будто дирижерской палочкой.

– Пущай ответит князь! – раздались зычные голоса.

– Пу-щай!

Ага, у конопатого тут еще и группа поддержки имеется! Это хуже…

– Нету князя! – во весь голос гаркнул Бурцев. – Я за него!

– А кто ж ты таков? – недобро сощурил глаз Мишка Пустобрех. Дубинка в его руках так и ходила из ладони в ладонь. Руки у парня, видать, здорово чесались.

– А то не знаешь, Пустобрех? Воевода княжий. Василием кличут.

– Это-то нам ведомо. А вот откуда ты взялся на наши головы, воевода Василий? Кто твои отец-мать? Иль ты бесов сын, как о тебе люди говорят?