Оценить:
 Рейтинг: 3.67

Рыцари рейха

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 15 >>
На страницу:
7 из 15
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Ох, палец чесался. И противостоять этому зуду никак невозможно. Что ж, по крайней мере, на мосту нет баб и детишек. А вот там – за спиной, за воротами детинца есть.

Он ударил в толпу. Метров с десяти. Понизу, по ногам. Длинной-предлинной очередью. Пулемет заплясал, задергался в руках.

И снова крики, и снова вопли. Только громче, только истошнее, только страшнее, чем прежде. Словно гигантской косой полоснуло нетрезвых мужиков под коленки. Люди падали друг на друга беспомощными, орущими кулями. Цеплялись друг за друга. Валили друг друга. Много людей: новгородцы стояли плотно, и каждая выпущенная пуля валила по несколько человек зараз.

На черный грязный мост и в свинцовые воды Волхва брызнуло красным. Бурцев показал толпе ее кровь. И толпа шарахнулась прочь.

Остались только раненые – те, что не смогли встать и уйти. Десятка два с простреленными ногами корчилось на скользких досках. Слабо шевелились еще трое – сбитые в палочном бою. Проклятье! Были и убитые. Два. Нет, три… Нет, пять… Целых пять человек, падая, угодили под идущие понизу пули. Или пляшущий «МG-42» все же ударил чуть выше, чем рассчитывал Бурцев?

Полдесятка убитых. Двадцать раненых. Остальные калечили и убивали друг друга сами. Над Волховом царили паника. И давка… Новгородцы бежали с моста. Но плотная пробка копошащихся человеческих тел не пускала беглецов. Одни безумцы сбивали с ноги топтали других. И лезли по телам, по головам..

Воздух звенел от криков. Под напором людской массы рухнули ограждения. В воду новгородцы сыпались целыми гроздьями. И доплыть до берега суждено было не всем.

Сейчас, с ремнем фашистского пулемета на плече, Бурцев и сам чувствовал себя каким-то эсэсовцем с закатанными по локоть рукавами. А что? «МG-42» в руках, трупы под ногами, разбегающаяся в панике толпа. Сверхчеловек, мля!. Бурцев швырнул пулемет на черные доски с красными потеками. Ну отчего?! Зачем так?! Почему иначе нельзя?!

Он шел к раненым —помочь, перевязать, спасти… Те, превозмогая боль, отползали прочь. Крестились, проклинали, стонали, плакали… Лопоухий мужичонка – тезка с грозной фамилией Буслаев, с перебитой правой голенью вдруг вцепился в ограждения моста, подтянулся, охнув, перегнулся через перила.

– Куда, дурень?!

Мужик обернулся к Бурцеву, выругался – зло, страшно, матерно. Смачно плюнул. Бросился вниз.

По-че-му?! Да почему же?! Бурцев остановился, тупо глядя на кровавый след, что оставил лопоухий тезка.

– Не зама-а-ай, – тихонько проскулили под ногами.

Знакомый голос. Знакомый, только утративший былую силу и звонкость. Будто громкость сбавили, будто заглушку вставили…

Мишка Пустобрех очнулся! Купеческий горлопан и заводила, перебаламутивший по заказу Ивановской ста вече, притащивший пол-Новгорода на мост – под пулемет!

Этого Бурцев сбросил в Волхов сам.

Глава 7

И снова гудел колокол, и вновь шумело вече. Теперь уже в детинце – перед Софийским собором, под присмотром дружинников Александра Ярославича, нукеров Арапши и гридей архиепископа Спиридона. Князь с дружиной, благополучно отогнав ливонцев от Пскова, вернулся на следующий день после бунта. Владыка прибыл в ночь. И вот творился суд. Судилище, точнее, – громкое и беспощадное.

Зачинщики волнений из Ивановской ста, конечно, бежали, предатель-посадник – тоже, так что подсудимый нынче был только один: вече требовало от князя казни воеводы-чернокнижника. Спиридон принял сторону новгородцев. Александр же твердо стоял на своем.

– Василько будет жить! – в который уж раз доносился от Софии зычный глас Ярославича.

Сам Бурцев сидел в пустой горнице – в той самой, с необъятным дубовым столом и длинными скамьями, где проходили княжьи советы. Вроде как под негласным домашним арестом сидел. Вокруг, правда, Дмитрий, Гаврила, Бурангул, Освальд, дядька Адам и Збыслав. Гаврила Алексич тоже здесь. Все хмурые, молчаливые, при оружии. Будут драться за своего воеводу, ежели что. И за дверями тоже сгрудились верные бойцы, многие из которых проверены еще в Польше и Пруссии.

А в уголке тихонько всхлипывала, надрывая сердце, Аделаидка. Жена пана Освальда Ядвига Кульмская как могла утешала малопольскую княжну. Да разве ж утешишь ее сейчас…

Бурцев вздохнул. Воспоминания лезли в голову. О лучших временах воспоминания, о славных деньках… Как ведь оно все было! Из Дерптского похода он с женой и верными соратниками вернулся к Александру Ярославичу. Князь дослушал сказку, недосказанную тогда – на Чудском льду под Вороньим Камнем. Подивился. Ездил потом с малой дружиной – искал в новгородских землях арийские башни перехода. Платц-башни – так их называли эсэсовцы цайткоманды.

На земли соседей Александр не лез – к чему ненужные ссоры? А магические башни, отмеченные в карте фон Берберга под Новгородом и у Пскова – на реке Великой, обнаружил скоро. Выставил сторожей – тем и ограничился. Ну, не пожелал православный князь с балвохвальством стародавним связываться. А может, не захотел ненароком хуже, чем есть, сделать. «Пусть чужое колдовство впредь спит в своем логове нетревожимо, и да будет так!», – объявил свою волю Ярославич.

Князь даже не позволил Сыма Цзяну сотворить блокирующие магическую силу башен заклинания. И Бурцеву впредь иметь дело с языческими строениями запретил.

Да он-то, как раз, и не рвался особо. Без ключей – малых шлюссель-башен – от этих древних развалин толку мало: время себе не подчинить, а связывать магией колдовские руины в единую сеть ради мирового господства в тринадцатом веке… Глупо это. Фашикам оно, может, и нужно, а Бурцеву – ни к чему. Бурцеву хватало того, что есть.

Ярославич-то принял его хорошо, обласкал – грех жаловаться. В старшую дружину взял, воеводой вот поставил. Боярином при себе сделать хотел, да тут уж сам Бурцев воспротивился – к чему ему боярская шапка? Шелома доброго хватит, да друзей старых в подначальной дружине…

Мудрый князь не жалел казны и милостей – сполна платил за верность и доблесть не только русичам, но и толковым иноземным союзникам. А потому тот, кто примыкал к дружине Ярославича, как правило, оставался при ней надолго и с великой радостью. И тут уж Александра не интересовало мнение Господина Великого. Пришлому князю требовалась надежная и крепкая опора, а среди взбалмошных новгородцев такой ни в жисть не сыскать.

Правда, иноземцам приходилось осваивать русский. Древнерусский, вернее. Ничего, справлялись. Справились и бойцы Бурцева – вся его интернациональная ватага. Ну, разве что китаец Сыма Цзян еще забавно коверкал славянскую речь, как прежде – татарскую, и веселил своим чудным выговором княжескую дружину.

В общем, с людьми все выходило славно, а вот с захваченным оружием фашиков – иначе. Подбитые танки и расстрелянные мотоциклы благополучно ржавели на Чудском озере, но все остальное можно было использовать. Сразу же после Ледового побоища Бурцев загорелся идеей создать при дружине Александра небольшой отрядец – этакий мобильный конно-стрелковый взвод или хотя бы отделение, вооруженное трофейными «шмайсерами» и пулеметами. Выделил с позволения князя часть боеприпасов из арсенала цайткоманды на учебные стрельбы. Увы, дружинники – даже ветераны дерптского похода – все еще робели перед «громометами» и хоть шума на стрельбище производили много, но меткостью не отличались. Ребята, бормоча то молитвы, то заговоры от злых сил, жали на курок, крепко жмурясь, и облегченно вздыхали, когда все заканчивалось.

Должный интерес к эсэсовским «самострелам» и необходимое для успешных занятий бесстрашие проявляли только сам Бурцев, китайский мудрец Сыма Цзян, да жадная до чужих тайн Ядвига. Бывшую шпионку тевтонского ландмейстера настолько занимали диковинки «небесного воинства», что Бурцев не удержался – дал в индивидуальном порядке этой рыжей бестии несколько практических уроков стрельбы. И из «шмайсера», и из ручного «МG-42».

Возлюбленная добжиньского рыцаря визжала от ужаса и восторга. Пару раз даже попала в мишень. Просила «погромыхать невидимыми стрелами» еще, но Бурцев отказал. Такой дай волю – все патроны переведет развлечения ради. Зато Ядвиге и Сыма Цзяну, как самым продвинутым в стрелковом деле, было позволено сколь угодно долго лязгать затворами и упражняться с разряженным оружием. А вот до гранат у них дело так и не дошло.

Новгородцев не на шутку встревожили занятия Бурцева. Господин Великий Новгород всегда опасался за свою свободу, но порой опасения эти, умело подогреваемые местной знатью, превращались в болезненную фобию. Вот и пополз по городу слушок, будто Александр заключил договор с нечистой силой, а княжеский воевода-чернокнижник – посредник в том договоре. «Ты, княже, немцев одолел адовым оружием и им же теперь нашу вольницу прибрать к своим рукам хочешь!» – обвинило вече Ярославича.

Речи те были неприятны и опасны. И дабы не будоражить народ понапрасну, князь устроил показательную казнь колдовских «громометов». Все как положено: крестный ход к Волхову и – бултых, бултых… С моста… Ствол за стволом, ящик за ящиком…

Однако в речные воды кануло не все. Кое-что из трофеев предусмотрительный Ярославич припрятал и передал на хранение Бурцеву. Князь знал теперь куда больше других и не видел уже дьявольского промысла в грозном оружии будущегоНаоборот желал иметь в своем распоряжении хотя бы малую его часть. Стрельбы, конечно, пришлось прекратить, но несколько «шмайсеров», с полдесятка гранат, небольшой запас «невидимых стрел» и пулемет «MG-42» заняли свое место в заветном подвальчике, ключ от которого Бурцев всегда держал при себе.

Там же, в тайном арсенале, лежала и чудо-кольчуга Фридриха фон Берберга, что не налезала на князя, но оказалась впору княжескому воеводе. А вот прочный щит, да тинаново-вольфрамовый меч-кладенец Александр оставил себе. В комплекте не хватало только шлема – рогатое боевое ведро эсэсовского штандартенфюрера благополучно упокоилось на дне Чудского озера вместе с головой фон Бербергова оруженосца.

Глава 8

Снова возмущенный гул донесся с площади перед Софией. Из-за фашистской кольчужки да пулемета разгорелся весь сыр-бор! Если б дружина Бурцева изрубила бунтовщиков мечами и переколола копьями, если б спалила при подавлении массовых волнений полгорода, если б вырезала подчистую семьи смутьянов – никаких претензий к воеводе, наверное, и не было бы. Но обратить против новгородцев «невидимые стрелы» и свалить запретным «колдовством» два с половиной десятка человек – это, как оказалось, совсем другое дело. И вот…

– Пошто воевода утаил громометы адовы?! – вопрошало вече.

– Моя воля такова была! – держал ответ Александр

– Не добрая то воля, княже!

– А кабы немец Псков занял и к Новогородским стенам подступил, тогда добрая стала б?!

– Васька-чернокнижник не немцев – новгородцев калечил и живота лишал.

– А что еще ему оставалось?

Ответа не было. Были возмущенные разноголосые вопли…

– Не надобен нам такой князь!

– Не надобен такой воевода!

Спорили долго. И владыка держал слово. И Господа Новогородская. И черные люди кричали.

Кое-кто еще пытался под шумок сбросить князя. Не вышло. Без зачинщиков Ивановской ста – никак. Но…

– Не надобен Васька-воевода Новгороду! – тут уж голоса с вечевой площади звучали слаженно, единодушно. Никаких подстрекательств, никаких подкупных крикунов сейчас не требовалось. Бурцев слышал пресловутый глас народа.

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 15 >>
На страницу:
7 из 15