Альбатрос над Фисоном. Роман

– Ну, во-первых, факт космических полетов многие исследователи не считают достоверно установленным. В уцелевших документах и литературе того времени, в газетах и журналах можно встретить много чего: и пришельцы с других планет их ежедневно посещали, и судьбы свои по звездам читали, и светом одним солнечным питались. Вы уж как историк лучше меня должны знать, что не всем источникам можно доверять. А по поводу находок на мысе Унур, я про последнюю экспедицию Рисенского университета, тоже надо доказать, что это именно космические аппараты. Видел я их отчеты, фотоматериалы и могу сказать, что груды покореженного, оплавившегося металла видел, а ракет не заметил. И даже если действительно летали, то и это, возможно, объяснимо каким-то искривлением надземного пространства. Слишком мало у нас данных о тех полетах, считать надо всё, степень кривизны вычислять, но данных нет, поэтому спорить здесь пока не о чем.

Стиг заерзал на стуле, желая, видимо, возразить, но его опередил вновь встрявший Эмердис.

– Но ведь вся докатастрофная наука, а это ведь, согласитесь, великая Наука – столько имен! – считала Землю шаром. Неужели все они, и Коперник, и Галилей, ошибались?!

– Я могу с таким же успехом привести с десяток мыслителей, пусть и более ранних эпох, но не менее великих – античных, средневековых, – что придерживались обратного мнения, но что из этого следует? Кстати, – спохватился г-н Арпак, – кое-что всё-таки отсюда может следовать. Вы не слышали никогда про гипотезу профессора Мркеса из Бофирского университета о нестационарной Земле? Нет? Интересная тоже идея, а суть ее в следующем: его когда-то заинтересовал вопрос, а почему древние вавилоняне, египтяне, многие греки и прочие так упорно считали Землю плоской? Ведь ни в интеллекте, ни в наблюдательности им отказать было нельзя: небо ночное досконально знали, по звездам ориентироваться умели, времена года по ним определяли, календари удивительнейшие разрабатывали, затмения солнечные предсказывали (чего, кстати, в подавляющем большинстве не умеет ни один из наших современников). И пирамиды гигантские умели строить, и каналы, храмы, сооружения циклопические, причем без сложной техники! Системы философские грандиозные создавали, и эпосы великие, электричество гальваническое знали и двигатель паровой. Так неужели эти люди оказались настолько тупы и несообразительны, что не замечали фактов, излагаемых теперь в учебниках за второй класс?! Но, с другой стороны, разве не менее великие умы и Коперник с Галилеем, и вся новая наука, что твердили обратное – о шарообразности Земли? Тогда к нему и пришла мысль: может, всё дело просто в том, что в далекой древности, времена вавилонские, Земля действительно была плоской? Но со временем начала менять форму, постепенно замыкаясь в сферу, и к веку пятнадцатому уже стала шарообразной, что и наблюдали ученые Нового времени. Расчеты его я, конечно, приводить сейчас не буду, но они показывают, что такое в принципе возможно. По крайней мере, это не выглядит более невероятным, нежели популярная некогда теория нестационарной расширяющейся Вселенной. Конечно, можно возразить, что в той же древности отдельные греки, начиная с Пифагора и Платона, уже говорили о шарообразности Земли. Но ведь то были гении, как всегда опережавшие свое время. И, возможно, их гениальная интуиция просто предвосхищала будущее Земли, а не ее современное состояние, угадала тенденции развития. К тому же по тем же расчетам Мркеса выходило, что ввиду неоднородности земных масс процесс замыкания в сферу происходил неравномерно. И, что вполне вероятно, в области Эгейского моря Земля начала искривляться, становиться шарообразной гораздо раньше, нежели в других регионах, что и могли наблюдать Пифагор с Платоном. Кстати, объясняет его гипотеза и Катастрофу. Предположив, что форма Земли меняется циклически, скажем так осциллирующая Земля, профессор вывел, что Катастрофа – это не что иное, как начало обратного цикла. То есть сто шесть лет назад произошел разрыв шарообразной поверхности, и, скорее всего, во многих точках, и Земля начала размыкаться снова в плоскость. А все произошедшие катаклизмы, что так сильно отбросили человечество назад, следствия именно этого события, а вовсе не столкновения с кометой, очередного потопа, мировой войны или тотальной амнезии, как пытаются объяснить многие. Так что вполне возможно, что правы и Коперник с Галилеем, и древние вавилоняне с египтянами, но правы по отношению к Земле своего времени. Подтвердить или опровергнуть эту идею могут только исследования. Экспедиции нужны крупномасштабные, картографировать всё надо, старые карты ни к черту не годятся, слишком уж изменилась Земля. Да и вся пространственно-временная структура мира тоже, как говорят некоторые физики. По крайней мере, некоторые мировые константы вроде бы не совпадают с прежними, не намного, но всё же. Кое-кто даже сомневается, а в той ли вообще вселенной мы живем? И Океан нужно всё-таки попробовать пересечь и выяснить, есть ли там, за ним, что-нибудь – новые материки, край мира или только сам Океан? Но для этого нужны политические изменения. Пока мы рассыпаны на сотни мелких деспотий, пока беспрестанно воюем меж собой, мы дальше своего носа ничего и не увидим. Последняя попытка, я о пропавшей экспедиции капитана Умбы из Бофира, конечно, похвальна, но силами одного княжества, пусть они и исконные мореходы, этого не осилить. Нужно объединять наши земли, когда-то же, до Катастрофы, мы ведь жили одним государством.

– И объединить нас, конечно, может только Насар? – ехидно вставил Стиг. – К этому клоните?

Миса, решившая подкрепиться, пока «муж» разглагольствует, застыла с вилкой у рта, а затем метнула на Эмердиса уничтожающий взгляд. Остальные смущенно заерзали на стульях, словно Стиг сказал невозможную бестактность. Но г-н Арпак был невозмутим, – он лишь удивленно вздернул брови и вопросительно посмотрел на Стига.

– Разве я что-то говорил про Насар? Или хоть раз упомянул его за сегодняшний вечер? – и, не получив ответа, взял со стола пилку. – Хотя с исторической точки зрения, и уважаемый профессор Ирум не даст мне соврать, у Насара как бывшего губернского центра действительно больше, чем у кого бы то ни было в Приречье, прав на такое объединение. Да, он сильнее всех и пострадал во время Катастрофы, но всё равно это самый большой город в дельте Фисона. И разве Лахош, Рисен, Эльхам, прочие наши соседи, в том числе моя родная Амарна, это не бывшие уездные городки Насарской губернии времен Конфедерации? – г-н Арпак махнул рукой. – Впрочем, оставим, история сама рассудит, кому и как объединяться.

– Да, история всё рассудит, – поддакнул Эмердис и хихикнул, – и не посмотрит, круглая Земля или плоская как блин.

– Насчет последнего я бы так уверенно не утверждал, – возразил профессор Ирум и сложил руки на брюшке. – Космологическая картина мира всегда имела и будет иметь огромнейшее историческое и политическое или, точнее, геополитическое значение. Знай Александр Македонский истинные размеры Ойкумены, он, наверно, и не начал бы похода на Восток. Или ограничился бы ближайшими территориями. Если бы вдруг выяснилось, что Земля – не шар, а, например, бесконечная плоскость, заселенная бесконечным множеством племен и народов, думается, внешняя политика многих государств строилась бы иначе. Хотя в принципе мы и сейчас в таком же положении. Дальше Приречья и Диких Степей вокруг ничего почти не знаем, а мним себя центром мира. Туземцы Африки тоже мнили – пока европейцы не пришли. Может, всё наше Приречье – один из островков в каком-нибудь захолустном архипелаге на краю мира? Или окраина континента, давно объединенного какой-нибудь империей, у которой просто руки еще не дошли до нас? Всё возможно в мире, границ которого ты не знаешь.

– Вот! – отец Ар-Каад грохнул кулаком по столу, да так, что все вздрогнули, и, торжествующе подняв палец, прогудел. – Вот сколько веков всяк кому не лень швырял каменья в нашу Матерь-Церковь! Мол, мракобесы, Коперника не признавали, а теперь – нате, извините, ошибочка мол, Земля-таки, видать, плоская!

Г-н Арпак, вновь было взявшийся обихаживать ногти, с некоторым удивлением взглянул на священника и убрал пилку.

– Ну, положим, плоская Земля или нет, это еще не установлено, а излагал я здесь всего лишь гипотезы. А во-вторых, камешки-то летели вовсе не за это: разногласия разногласиями, но оппонентов своих сжигать-то зачем? А языки резать, рты затыкать – это как? Так что камешки в огород ваш летели по адресу.

– Ха! – и отец Ар-Каад хмыкнул. – А сами-то лучше, господа ученые? Вы себе в добродетель ставите, что, мол, только словесно друг с другом сражаетесь, никого, мол, силой к истине не принуждая. Так ведь это просто всё как день божий: власти просто не имеете, оттого и не жгете друг друга. А коли б имели, то, разумею, многие диспуты в академиях ваших заканчивались бы там же – на костре. Вспомните времена былые, разве словом одним с «лжеучеными» всякими боролись, еретиками вашими? И чинов, достатка никого не лишали, и в Степи Дикие не ссылали на поселения вечные? А на кесаря нашего, Маршала, да псов его цепных из охранки кивать нечего, мол, не мы это, Господи, а кесарь всё окаянный. Откуда пушкарю полуграмотному, картошку от свеклы только в миске отличающему, без вас разобраться, где там у вас истина – в генах ли, родились земля с небом али всегда были? Это ведь, по размышлению зрелому, не кесарь решал, ума у него бы не хватило, а кто-то просто из братии вашей ученой жезлом маршальским попользовался, дабы свою только истину утвердить. Так что это еще поглядеть надо, у кого в глазу – бревно, а у кого – соринка. Ну а что костры были, да, были, – ну так это от рвения излишнего, к истине ревновали чересчур усердно. Но ведь и мы гонимыми бывали, и не раз, и не только во времена первохристианские. И нас жгли, и нас судили судами неправедными, и храмы взрывали, и клеветали, и от Господа нашего Христа отрекаться заставляли, – всё было!