Между Чувством и Контролем

Его мать тоже считала, что Совет Пяти Стихий принесет новых знакомых, но цели ее были куда корыстнее, чем намерения сына. Все сегодняшнее утро он слушал сотню нотаций о том, что должен найти себе будущую жену из знатной семьи. То была навязчивая идея матери. В прошлом Анхелика ― так звали мать ― принадлежала к благородному рикриэнскому роду, но была лишена титула баронессы Эмретто, а вместе с ним и Метки Бессмертия. С рождением Ромарио она ослепила себя желанием вернуть утраченное, женив сына на знатной особе. Однако в таком случае предполагалось, что только Ромарио получит Метку, ведь именно он станет частью семьи. На этот счет у Анхелики имелось свое мнение и, судя по всему, искренняя вера в верность сына.

У нее были на то основания. Анхелика наставляла Ромарио с детства, не забывая напоминать, что он обязан вернуть долг матери, которая даровала ему жизнь. Ради этой нереальной мечты ― вновь стать бессмертной ― она научила его читать и писать на местном и рикриэнском языках, обучила истории Рикриэнии, арифметике и географии, этикету и искусству вести светскую беседу. На фоне своих многочисленных знакомых юношей-рикриэнцев Ромарио выступал в выгодном свете, ведь никто из них не умел ничего подобного, так как мужчинам в Рикриэнии не позволялось получать образование. Даже в просвещенном Мирограде, где были городские школы для обычных людей из разных стран, таким, как он, вход туда был закрыт.

Эта несправедливость злила Ромарио до скрежета зубов. Рикриэния была самой деспотичной страной по отношению к мужчинам. В Мирограде на половую принадлежность обращали мало внимания, ведь город был смесью множества культур, однако всякий раз в разговоре с рикриэнками он чувствовал свою незначительность.

В такие моменты Ромарио был благодарен матери и понимал, что знание ― это инструмент власти. Пару лет назад его обуревали благородные мысли ― достигнуть правящей верхушки и изменить права мужчин, либо стать революционером, сплотить обделенных и прекратить женскую тиранию. Возможно, у него могло получиться. Ромарио был хорошим оратором и имел способность завести разговор с кем угодно. Но он очень быстро понял, что одних знаний в таких делах недостаточно ― здесь нужна магия и смелость. К сожалению, у рикриэнца не было ни первого, ни второго. Расчетливая Анхелика позаботилась о будущем Ромарио и научила его всему, кроме магии молний. Она хотела вырастить привлекательного жениха, а не хитроумного воина. Ромарио мог с уверенностью подтвердить, что она сделала все верно. У нее почти получилось добиться желаемого. Почти.

Юноша был смиренным сыном, слепо следующим за волей матери, пока в его жизни не появилась Марта. Яркая вспышка в тленном существовании, изменившая все. Она пробудила в нем чувства, которые он не надеялся ощутить. И это не только любовь. Марта заставила его изменить свое отношение ко всему, а самое главное, к себе. Если Анхелика денно и нощно твердила ему, что он никчемный паразит, который не заслуживает ничего, что для него было сделано, неблагодарный мальчишка, годный лишь на женитьбу, и то только благодаря трудам своей матери, то Марта сказала, что не встречала сударя более образованного и проницательного, чем Ромарио. В тот миг рикриэнец осознал, что границ для него более не существует. Он сделает все, чтобы подняться наверх и стать частью того общества, люди которого могут спокойно разговаривать с цесаревной Стриборга, не вызывая усмешек или осуждения. И темноволосый ни в коем случае не собирался достигнуть своих целей посредством брака.

Когда Ромарио, чувствуя смесь из запахов жареной рыбы, костра и сырости, просочился в небольшое отверстие средь скал, ребята сидели на бревнах друг напротив друга и что-то бурно обсуждали. Анна жарила кусочки хлеба, наколов их на ветку, а Адриан ― рыбу. Место Марты пустовало, чего Ромарио и ожидал, но до последнего надеялся, что сегодня девушка появится.

Ромарио окинул друзей приветливым взглядом. В мире могли происходить войны и стихийные бедствия, но одно останется навсегда неизменным ― разговоры Анны и Адриана об оружии. Рикриэнец не представлял, что может быть интересного в ежедневном обсуждении такой однобокой темы. Тем не менее, он был рад находиться с ними здесь. Хотя вряд ли это место можно было назвать безопасным ― каменные плиты могли обрушиться в любой момент.

Анна была первооткрывательницей их тайного убежища. В силу детской любознательности, гуляя по лесу в поисках приключений десять лет назад, она изучала каждый его дюйм. Только очень опытный следопыт смог бы отыскать их укрытие в расщелине скалистой части горы, скрываемой хороводом непроходимых на вид елей. В сорока метрах от них журчал небольшой водопад ― продолжение горной реки. Внутри впадины образовалась овалообразная площадка, шириной со взрослое дерево. Стены скал уходили далеко вверх, едва пропуская лунные лучи. Света здесь почти не было даже в ясный день, впрочем, как и ветра. Со стороны казалось, будто среди одиноких каменных холмов, сдавленных лесом, нет свободного места и не обитает ни единой души.

Идеальное место, если не хочешь быть найденным.

– Привет, ― поздоровался Ромарио с друзьями. ― Снова ведете увлекательные беседы про идеальный баланс лезвия и необходимости делать именную гравировку на эфесе?

Адриан усмехнулся, поприветствовав рикриэнца. Ромарио пожал протянутую руку друга и взглянул на хмурящуюся Анну, подметив, что приветствия от нее ждать не стоит. Неужели он прервал чрезвычайно важный разговор?

– Я полагаю, что удобнее обороняться изогнутым однолезвийным коротким мечом, а Аня считает, что лучшим для этого будет обоюдоострый с защитной «корзиной» на эфесе.

– Главное, бей острым концом, ― хмыкнул темноволосый, не желая погружаться в предмет беседы. ― Привет, Аня.

Красноволосая поджала губы, когда Ромарио слегка склонил голову в ее сторону. Он вопросительно поднял брови на подозрительно молчаливую Рудову. Выражение ее лица было ему хорошо знакомо. Взгляд Анны не имел ничего общего с тем, который можно ожидать от близкой подруги, радующейся встрече.

– Ты недовольна мной, ― кивнул Ромарио, присаживаясь на бревно. ― Мы сегодня еще не виделись, а я уже успел тебя расстроить?

Анна была не тем человеком, который будет ждать, что по недовольному лицу догадаются о терзающих ее мыслях. Чаще всего Рудова молчала, чтобы не нагрубить и не довести дело до драки. Возможно, таким образом она тщетно старалась побороть в себе возмущение. Но не надо быть предсказателем, чтобы предположить развязку Аниного негодования.

– Ты видел, как Марта проводила Публичный суд? ― решил разбавить как-то удушающую тишину Адриан. ― Мы тебя не нашли.

Ромарио кивнул, не скрывая довольной улыбки. Такая Марта оставила в его воспоминаниях отдельную страницу, которую он будет открывать всякий раз, желая вновь вернуться на площадь и ощутить тот неимоверный восторг и всепоглощающую гордость за цесаревну, хоть она заметно нервничала, проводя суд. Это был первый раз, когда он воочию увидел Ее Царское Высочество Марту Александровну. Однако для него это не стало неожиданностью. Ромарио всегда замечал в ней царские штрихи, откровенно бросающиеся в глаза и зачаровывающие. Благородная сдержанность и очаровательная кротость, всесторонняя наблюдательность и многогранная осведомленность. Его сводила с ума ее восхитительная обескураживающая улыбка, а проницательный взор голубых глаз проникал в самую душу, сокрушая сердце рикриэнца.

За годы, проведенные вместе, он выучил девушку наизусть. Когда она тревожилась, то закусывала губу и несколько раз заправляла прядь за ухо. Если смущалась, то поджимала губы, отведя взгляд. Если злилась, то не сводила глаз, натянув на лицо маску убивающего спокойствия, от которого по коже шли мурашки. В своей внутренней трепетной уединенности она скрывала сотни чувств. Ромарио кожей чувствовал, когда Марта уничтожала в себе эмоции, отработав этот навык до безукоризненного совершенства. Как же он сгорал от удовольствия, когда слышал тихий смех Урагановой. Возможно, она корила себя за это, но, будь он проклят, насколько же истинную радость в этот момент ― когда сдерживающие ее чувства оковы трещали по швам, точно корка тонкого льда ― испытывала Марта. Ромарио знал, что он, Анна и Адриан делали девушку счастливой.

Около шести лет назад он случайно встретил испуганную, заблудившуюся в лесу десятилетнюю девочку. Марта сидела на траве, обняв колени, и тихо плакала. Она не увидела рикриэнца, погрузившись в печаль. Ромарио замер, пораженный. Он понимал, что увидел то, чего не должен был, поэтому боялся издать хоть один лишний звук. Ему не хотелось нарушать уединение светловолосой. Марта была разбита, но в то же время ― невообразимо прекрасна. Еще никогда ему не доводилось видеть подобную хрустальную чистоту. При взгляде на нее Ромарио чувствовал боль и силу, грусть и уверенность. Она не выглядела сломленной, а лишь раненой. Одинокой.

Ромарио не знал, что побудило его утешить и помочь девочке. Он никогда не был смелым и отважным, как Адриан, никогда не мечтал стать героем, как Анна. Возможно, в свои двенадцать ему всего лишь захотелось хотя бы на пару минут стать храбрым для одинокой незнакомки. Оказать помощь и получить благодарную улыбку.

Пока темноволосый предавался внутренним рассуждениям, Анна повеселела и принялась в красках вспоминать, какое ликование вызвала Марта. Адриан горячо поддерживал каждое замечание неропаски. Получив снисхождение Анны, рикриэнец почувствовал себя намного лучше. Он не мог выносить чьего-то осуждения, потому что просто-напросто не привык к нему. Обыкновенно его все любили. Он привык быть самым желанным гостем в любой компании.

– Кстати, пока мы ждали начала суда, к нам подошла Эфтидора и попросила передать тебе это, ― Адриан извлек из своей сумки какой-то сверток.

Лицо друга приобрело неодобрительное выражение. В ту же секунду и к Анне вернулось былое раздражение, и Ромарио понял, что такое настроение вызвано посланием от Эфтидоры. Синеглазый хорошо запомнил симпатичную троюродную сестру Адриана, которая все время, пока он был у них в гостях, бросала на него заинтересованные взгляды. В его планы не входило стать объектом влюбленности молодой неропаски. Ромарио лишь расчетливо отметил, что знакомая в столице Неропаса ― отличная возможность, которую было бы досадно упустить. Но сейчас, разглядывая сверток в руке и нахмуренные брови друзей, темноволосый пожалел, что познакомился с Эфтидорой.

– Ты даже не удивляешься, ― фыркнула Анна.

Знала бы Анна, сколько подобных подарков он получает еженедельно, то давно бы убила его за расточительство обворожительных улыбок. Однако Ромарио никогда не ставил перед собой цель занять чье-то сердце. Это всегда происходило случайно, будто проклятие.

– Подобный исход был ожидаем, ― пожал Ромарио плечами и убрал сверток в карман, отложив осмотр на потом. Ему и без того было известно, что там яблоко и записка с местом встречи. ― Такое иногда часто случается.

Приглашения на прогулки от поклонниц, тайные любовные послания, непрошенные подарки, просьбы о встречах с интимным подтекстом и многое другое не было для него чем-то необычным или новым. Он получал их так часто, что уже перестал обращать внимание. Ромарио скорее бы удивился, если бы сестра Адриана проигнорировала его.

– Возможно, тебе не стоило с ней флиртовать, и тогда она бы не положила на тебя глаз, ― красноволосая скрестила руки на груди.

– Что? ― искренне поразился Ромарио необоснованному обвинению. ― Я не флиртовал с ней!

– Флиртовал, ― подтвердил слова Рудовой мечник. ― Ты улыбался ей и поклонился, даже руку поцеловал, ― Адриан явно был возмущен. ― Приятно познакомиться, сеньорита Эфтидора, ― передразнил кареглазый тоненьким голоском. ― У вас такие чудесные сверкающие глаза.

Клевета чистой воды. Он не сделал и не сказал ничего, что можно было бы обозвать флиртом. Ромарио был любезен и учтив. Он всего-навсего хотел познакомиться с полезным человеком ― на этом хитроумные планы заканчивались.

– Кланяться сеньоритам и целовать им руки ― это проявление уважения, ― развел он руки в стороны. ― Я со всеми девушками так общаюсь. Даже с тобой, Аня.

При каждой встрече, здороваясь с ней, рикриэнец по привычке склонял голову. Поклон настолько был частью его самого, что Ромарио не придавал ему значения. Скорей всего, Анна тоже к этому привыкла и перестала акцентировать внимание на его манерах, иначе почему ее так рассердило его поведение с Эфтидорой?

– Комплиментами тоже всех одариваешь? ― скептически спросила Рудова.

– Конечно, ― кивнул Ромарио. ― Комплименты располагают к тебе людей, Аня. Советую попробовать.

– Но мне же ты не говоришь комплименты, ― не нашла лучшего аргумента Анна.

Ромарио чуть не вскрикнул от удовлетворения, когда в голову ему пришла забавная идея. Если он не сделает этого сейчас, то другого момента жизнь может и не предоставить. Анна сама напросилась.

– Прошу прощения, Ваше Сиятельство, ― с наигранным раскаянием извинился Ромарио, поднявшись. Он низко поклонился и протянул ладонь, чтобы взять ее руку для поцелуя. Анна поморщилась. ― Княжна, ваши волосы необыкновенного оттенка заставляют мое сердце биться чаще, а бесподобные голубые глаза… ― Анна поднялась, чтобы влепить Ромарио подзатыльник, но он вовремя увернулся и продолжил, заливаясь смехом: ― …глаза ― точно цвета насыщенного неподвластного моря, прямо как ваш непокорный дух!

– Заткнись, болван напыщенный!

Анна замахнулась, но Ромарио, за свою жизнь привыкший к пощечинам матери, без труда избежал удара.

– Разве не комплиментов вы желали, госпожа?

– Не называй меня так! ― девушка сделала широкий шаг и сделала попытку схватить его за ворот рубашки.

– Вам более угодно «Ваше Сиятельство» или «Княжна»? ― веселым голосом продолжал Ромарио. ― Или «Темная богиня»?

Адриан поднялся, чтобы их разнять. Он перегородил путь к отступающему Ромарио как раз в тот момент, когда Рудова вновь подняла руку.

– Аня, ты угробишь нашего умника раньше срока. ― Она попыталась обойти друга, но светловолосый не позволил. ― Великие Богини, Аня, оставь его! Он не сказал тебе ничего плохого!

– Он знает, что меня раздражают эти обращения! ― оттолкнула мечника Анна и собрала поток воды в руке. ― Вода не оставит синяков на твоем милом личике.

Она сделала шаг, но резкий поток ветра снес стихию Анны. Неропаска обернулась, Ромарио тоже. Сердце пропустило удар, а от стального уверенного голоса по телу затанцевали мурашки.

– Нельзя атаковать немагов, Аня, ― появившаяся Марта вышла вперед, закрывая рикриэнца собой. ― Ищи равного по силе.

Марта была в серых одеждах простой стриборгской сударыни, однако царственная походка и стойкий дух, сверкающий в ясном голубом взоре, выдавали в ней наследницу трона. Хоть внешний вид Марты настораживал, в голосе просвечивала теплота, раскрывая подлинный настрой. Ромарио невольно залюбовался ею.

– Мы думали, ты сегодня не придешь! ― обрадовался Адриан. ― Как раз вовремя. Помоги мне остановить эту обезумевшую, ― кивнул неропасец на красноволосую.

– Тебе повезло, смертник, ― пробурчала Рудова, отступая. ― Рада видеть тебя, подруга, ― красноволосая улыбнулась Урагановой. ― Будешь рыбу?

– Нет, благодарю, ― русоволосая повернулась к Ромарио. ― Привет.

До него добрался ее сводящий с ума аромат горной лаванды в унисоне с перечной мятой. Юноше всегда казалось, что так пахнет ветер.

– Привет, ― поприветствовал рикриэнец с поклоном. Задорный настрой Ромарио мигом испарился, уступив место неловкой радости.

Внезапное появление на пару секунд выбило его из устоявшегося мироощущения. На несколько мгновений Ромарио почудилось, что здесь только он и она. Сознание отсеяло друзей из общей картины.

Марта поспешно отвернулась, осознав, что они чересчур задержали друг на друге взгляды, когда до них долетело фырканье Рудовой. Щеки цесаревны покрылись алым рассветом. Ромарио не смог сдержать улыбку.

– В чем причина вашего конфликта? ― поинтересовалась Ураганова, присаживаясь на поваленное дерево рядом с Анной.

Ромарио хотел сказать ей, что сегодня днем она отлично провела Публичный суд. Он хотел поддержать возлюбленную, помня страх, охвативший девушку, когда первый преступник стал давить на жалость. Это было первое мероприятие Марты, которое ей доверили, поэтому, не удивительно, что естественное волнение охватило цесаревну. Однако Ураганова зачастую была слишком строга к себе и корила за любую промашку, забывая одну простую истину ― нельзя достичь идеала. Ромарио жаждал успокоить наследницу, но от переизбытка эмоций слова застряли в горле.

– Развязное поведение нашего умника, ― красноволосая победоносно взглянула на Ромарио, вернувшегося на свое место.

Взгляд Рудовой будто говорил: «Что ты скажешь теперь, когда она здесь?»

Рикриэнец тяжело вздохнул, подавив желание треснуть подругу. Склонность затягивать до победного конца петлю на шее проигравшего ― худшая сторона неропаски, глупость, с которой рикриэнец успел смириться.

– Развязное поведение? ― ухмыльнувшись, спросила Марта, посмотрев на темноволосого.

– Заигрывает с сестрой Адриана.

Взгляды Ромарио и Марты встретились. В ее небесных сверкающих глазах не было вопроса ― лишь насмешливые искорки с напускной серьезностью. Марта знала, что для него никто, кроме нее, не имеет абсолютно никакого значения. Ровно столько же значил и он для нее.

Они стали друг для друга вдохновением, многоликим светом в кромешной тьме. Ромарио доверял ей, а она ― ему. Марта верила в него, а он ― в нее. Их души существовали настолько тесно друг к другу, что срослись в одну крошечную вселенную. Иногда ему казалось, что он слышит ее чувства, а она понимает его мысли. К его великому сожалению, их сердца рождали в нем надежду на что-то большее. Это убивало каждый раз, когда Ромарио ощущал вкус этой надежды. Потому что продолжения попросту не существовало.

Ни Ромарио, ни Марта никогда не признавались в любви друг другу и не проявляли инициативы. Однако всегда знали истину. Было в этом что-то сокровенное, доступное только им двоим. Они испытывали незримую связь, окутавшую души и породившую непокорную магию соединенных сердец. Вопреки мнениям, для их магии ― слова не требовались. В речах не было смысла, ведь взгляды шептали о том, о чем никогда бы не сказали уста. Ничего не могло быть лучше, чем созерцание отражения своей любви.

Почти каждый день будучи свидетелем того, как Анна в подробностях рассказывает о величайшей любви к Лукьяну ― своему возлюбленному, ― рикриэнец поражался ее открытости. Ромарио не хотел ни с кем делиться чувствами к Марте. Даже с ней самой.

Да, иной раз, в минуты хандры, он мечтал только о том, чтобы обнять Марту не как друг, а как мужчина, прижать к себе и иметь право хоть на один поцелуй. Ощутить ее любовь своим телом и достигнуть непостижимого. Бывало, Ромарио терзало желание признаться. Однако было ясно, что этого разговора не должно произойти. Он расставит все по своим местам, подтвердив и без того известный каждому факт ― им не суждено быть вместе. Никогда.

Единственное, что он может сделать, это выйти в бессмертное общество, чтобы называться добрым другом цесаревны, не скрываясь при этом среди скалистых выступов. Ради этой цели Ромарио готов рискнуть всем, что имеет. Играть в игру, как в последний раз. Ткать Паутину, поставив на кон свою судьбу.

– Ромарио просто сделал комплимент и вежливо представился, как обычно, ― заступился Адриан за друга, пихая Рудову в бок. ― Моя сестра напридумывала себе всякого.

– Анна заревновала, что я не замечаю еë природной красоты, ― насмешливо произнес рикриэнец. ― Устроила настоящую истерику.

– Это не так! ― Анна не удержалась и встала на ноги, готовая идти в атаку.

– Определенно так, ― закивал синеглазый. ― Даже сейчас продолжаешь жаловаться Марте. Я ведь уже сказал, что проявляю так внимание, чтобы расположить человека к себе.

– Это правда, ― подтвердил мечник, ловя негодующий взгляд красноволосой, в котором читалось слово «предатель». ― Твой излюбленный способ общения, ― вздохнул Адриан. ― Но мне не нравится, что моя сестра увлеклась тобой.

– Я встречусь с ней и скажу, что мое сердце занято, ― он не рискнул взглянуть на Марту, говоря эту фразу. ― Проблема решена? ― дождавшись кивка друга, Ромарио перевел взгляд на Анну.

Девушка не выглядела удовлетворенной. Ромарио вообще сомневался, что можно закончить ссору с Рудовой, искренне не признав свои ошибки. Ей не нравилось чувство проигравшей. Таковой она себя считала, даже если спор решился компромиссом.

– В чем дело, Аня? ― Ромарио поднял бровь. ― Откуда столько осуждения ко мне?

– Меня раздражает, что ты так бессовестно себя ведешь, ― объяснила она, вызывая у рикриэнца недоумение. ― Тебе ведь доставляет удовольствие чрезмерное внимание.

– Точно не оскорбляет, ― хмыкнул Ромарио. ― Чего ты так на меня взъелась? Тоже повелась на мое врожденное обаяние? ― он поиграл бровями. ― Влюбились, Ваше Сиятельство?

Рядом с ним тут же образовался большой водяной пузырь. Ромарио не успел увернуться, и стихия обрушилась на него, повалив на спину и выбив весь воздух из легких. Он чудом не ударился головой.

Назвать Рудову титулом, которого она не имела, было достаточно, чтобы разозлить девушку. Для Анны эта тема считалась самой болезненной, поскольку девушка родилась бастардом номарха Реймсса Атонеру ― огненного мага, который разделял обязанности княгини Марии, представляя власть Рамерита. Между ним и Гертрудой Рудовой возник роман, хоть номарх уже был женат. По слухам, Реймсс, узнав, что любовница ждет ребенка, мгновенно прекратил с ней отношения. Многие сомневались в причастности Реймсса к рождению Анны, потому что, вопреки всем законам магии, девушка владела стихией воды. Стихия передавалась от родителя к ребенку. Если у родителей разная магия, то ребенку доставалась одна из них. Гертруда была магом ветра, а Реймсс ― огня, поэтому у них никак не могла родиться дочь другой стихии. Однако Гертруда упорно настаивала на своей версии.

Поэтому Анна не обладала титулами, которые должна была наследовать по крови от отца, так как не была им признана. Гертруда именовалась Княгиней, однако этот титул не распространялся на неропасцев, каковой Анна стала с момента появления у нее магии воды ― гражданство определялась по тому, какой стихией обладал человек. В случае Ромарио, стихия молний досталась ему от матери-рикриэнки, а не от отца-стриборгчанина. Магия проявлялась абсолютно у всех в детстве, однако не каждый мог позволить себе развивать магические способности ― обучение стоило дорого. Если до десяти лет ребенок не обучался магии, то способности утрачивались.

– Даже не мечтай, ― пробубнила Анна рассержено, сложив руки на груди. ― Надеюсь, это тебя остудит.

Марта материализовалась рядом с ним. Голубые глаза смотрели встревоженно, и Ромарио на секунду подумал, не повременить ли с возвращением в вертикальное положение. Светлые пряди девушки, напоминающие своим цветом пшеницу, выбившись из косы, спадали на лицо. Рикриэнец засмотрелся на них, думая лишь о том, что Марте не нужна аккуратная прическа, чтобы быть самой красивой на свете.

– Ты как? ― Ураганова смотрела на него сверху вниз, присев рядом.

– Прекрасно, ― он поднялся, с радостью позволив ей помочь, хотя ее помощь не требовалась. Они оба знали об этом.

Марта посмотрела на Рудову с укором. Цесаревне стоило опалить властным взглядом лишь раз, чтобы донести до оппонента, чего она хочет. Рудова сделала вид, будто ничего не заметила, и вернулась на свое законное место. Марта, задержавшись подле Ромарио на пару секунд, сделала неуверенное движение рукой, но остановила себя от непредвиденного порыва и последовала примеру подруги. Темноволосому показалось, что Ураганова хотела коснуться его волос: нечто совсем необычное для их отношений.

С чего бы ей задумываться о таком?

– Марта, мы сегодня были на Центральной Площади, когда ты проводила Публичный суд, ― поделился Адриан. ― Ты была великолепна! Я никогда не видел тебя такой… такой…

– Властной! ― добавила Анна, восхищенно взирая на девушку. ― Я всегда считала, что ты очень сдержанная, но на суде была просто ледяной глыбой! Из тебя будто высекли все эмоции и оставили равнодушие, ― красноволосая положила ладони поверх разгоряченных щек. ― А каким строгим стал твой голос, когда ты обвиняла их во лжи… Все люди были в восторге!

Марта грустно улыбнулась и отвела взгляд. Неожиданная реакция для девушки, которую оценили по достоинству. Рикриэнец нахмурился, заметив эту странность в поведении Марты. Он слишком хорошо знал стриборгчанку, чтобы не заострить внимание на изменившейся мимике. Лицо ее потеряло былую безмятежность.

Анна продолжала говорить, сопровождаемая восклицаниями Адриана, в то время как Марта закусила губу и заправляла выбившиеся пряди за уши. Он заметил напряжение и в неспокойных жестах, делая вывод, что цесаревну что-то терзает, нечто, о чем она не решается рассказать. Вовсе Ромарио выбило из колеи, когда Марта соединила пальцы и принялась их сжимать.