Армия глазами солдата

– Как фамилия вашего родственника? – спросил военком.

– Вориднук!

– Это тот самый, который опоздал? Да ему вообще ничего не положено!

– Ну, пожалуйста! – и у тети на глаза навернулись слезы.

– Ну, отдавайте, уже все равно остановился, – недовольно сказал военком.

– Стасик, только не забудь ее съесть, она еще горячая.

Автобус опять тронулся, и я смотрю – остальные родственники подошли, но с ними я уже попрощался только через окно.

Прощай, гражданка!

До областного призывного пункта пять часов пути. В дороге останавливались, и нам говорили, чтобы все, что нам передали из быстропортящейся еды, съели, в том числе и мою курицу. А аппетита у меня вообще не было, да и у других тоже. Колбасы, бутерброды, мясо и другие продукты просто не лезло в горло. Хорошо, что один паренек взял с собой фрукты, которые без особого аппетита поели в дороге.

Распределительный пункт

Вот я и пять молодых парней, а точнее, будущих солдат, приехали в Краснодар на распределительный пункт.

Было как-то страшно и непривычно. Людей здесь находилось больше, чем в военкомате, когда нас провожали. Все толпятся, к воротам пройти невозможно, ведь на территорию пункта никого не пускали. Кто плачет, кто кричит, кто-то с кем-то договаривается. Мы переступили ворота гражданки и с неприятным чувством в душе оказались на распределительном пункте. Нас сразу повели на последний медосмотр. Здесь так же, как и в военкомате проверяла комиссия, но никого не забраковала. Потом, нам выдали под роспись военные билеты с датой начала службы (25 ноября 2003 года) и отправили в расположение. Там стоял большой стол буквой «П» где-то на шестьдесят человек. Мы подошли к столу и встали рядом друг с другом. Ведь кроме нас еще было около пятидесяти человек, призванных из разных уголков района. Офицер сказал:

– Все содержимое в пакетах и карманах выложить перед собой на стол. Это делалось для того, чтобы не было острорежущих предметов (лезвия станков, иголки, ножи), пенных баллончиков для бритья, так как они взрывоопасны, быстропортящихся продуктов и многого другого. Ничего из этого перечня нельзя оставлять у себя.

Все, что проверяющие находили у нас, забирали и складывали в один мешок, ну а потом это все «добро» уходило тем самым офицерам, которые нас проверяли. Они этого и не скрывали, говоря нам, что у них дома «валом» этих пенных баллончиков для бритья, чуть ли не купаются в них, а также станков и многого другого, чего нельзя привозить в армию.

После «чистки» нас повели в казарму. В расположении показали, кто и где будет спать. Потом зачем-то повели всех фотографироваться. Одного за другим вызывали, давали черный берет и китель с подшитым к нему куском тельняшки. Через неделю домой к призывникам наложенным платежом приходил конверт с четырьмя фотографиями. Какой родитель не возьмет?

На следующий день начали приучать ходить «по-армейски» (и только позже я понял, что это называется – ходить строевой), но еще в гражданской одежде. По утрам – зарядка, вечером – фильм. Только просмотр фильма по телевизору стоил двадцать рублей. А если кто-то не хотел идти смотреть, отправляли туалет убирать или помогать другим солдатам, которые служат здесь – копать траншеи, подметать или другие подсобные работы выполнять. Вот и приходилось смотреть платный телевизор.

Конфликт

Ну, конечно, без конфликта тоже не бывает. На второй день нас рассадили в кинотеатре, в котором давно уже ничего не показывали. Офицеры нам сказали: «У кого еда осталась, чтобы всю ее сейчас съели». Мы выложили на общак все, что у нас было. А у меня ведь целая жареная курица, еще не конфискованная, которую я припрятал завернутой в газету, от офицеров. Все принялись за еду.

Курица быстро исчезла, остальные ребята также доедали свои бутерброды и потихоньку уходили в казарму. Народу оставалось все меньше и меньше. Зашел сержант и сказал:

– Последние пять оставшихся человек будут убирать мусор, который набросали.

Народ рванул к двери, а мы спокойно сидели, продолжали разговаривать и доедать, что осталось; потом потихоньку направились к выходу.

Сержант крикнул:

– Стойте! Вы, по-моему, не туда пошли, веники здесь находятся!

А самый смелый из нас, Санек, ответил сержанту:

– А мы не собираемся браться за веники, мы свое убрали, можете других «лохов» найти.

Сержант вскипел:

– Сейчас вы будете не со мной разговаривать, а с главным майором Пупкиным. Вы, наверное, слышали о нем?

– Ну и звони, хоть генералу, мы все равно не будем здесь за кого-то убирать.

Сержант, как и обещал, позвонил по сотовому телефону.

Через пару минут приходит майор, лысый и без головного убора, непонятно, какой национальности, но рожа неприятная и серьезная, глаза круглые, как мячи, широкий нос, щеки пухлые, как у крупного младенца, а подбородка не было видно из-за жира. Он с отдышкой спрашивает, делая паузу через каждое слово:

– Кто здесь самый смелый нашелся…? Не успели прийти в армию, а уже начинаете свои правила устанавливать?

И опять Санек, за нас отдуваясь, говорит:

– Мы здесь не собираемся убирать, вы нас не заставите это делать!

– Ты так думаешь? – сказал майор. Глаза у него стали красными, на щеках и у губ задрожали складочки, мы думали, что он убьет Саньку.

– Конечно! – спокойно ответил ему наш защитник.

– Ну, подойди ко мне!

– А зачем?

– Ну, тогда я сам подойду, но только тебе хуже будет, – пригрозил майор.

А Саня ему все доказывает, что мы не должны здесь убирать.

Майор приблизился к нему и еще раз спросил:

– Ну что, вы будете здесь убирать?

– Нет, конечно!

Офицер нанес ему удар в живот и еще раз задал тот же вопрос.

Мы прошептали Саньке:

– Давай мы уберем, и все будет нормально!

– Ребята, вы даже не думайте об этом, посмотрим, что он со мной сделает! – не своим голосом сказал Саня.

Офицер прошипел:

– Ну, пошли со мной, наедине поговорим.

Они ушли, и мы остались ждать Саньку. Минут через пять он вернулся один и сказал нам:

– Пошли, ребята, я с ним договорился. Убирать здесь не будем.