Он кивает в сторону мертвой овцы, явно не горя желанием о ней говорить.
– Спасибо.
Мы вместе приближаемся к туше, и он с фонариком в руке наклоняется над несчастным существом.
– Сильный был удар, – говорит он, и по его лицу пробегает тень беспокойства. – Все явно произошло очень быстро.
Я устремляю взгляд на животное. Черная лужа крови расплывается вокруг задней части тела, пятная белый снег.
– Нельзя ее здесь оставлять.
– Да, наверное, – вздыхает Гэвин, понурившись.
Мы присаживаемся на корточки и беремся за две ноги каждый, потом дружно тянем. Туша тяжелая, но по мерзлой дороге скользит относительно легко. Внутренности размазываются по снегу, и нас обдает волной зловония. Я задерживаю дыхание и косо поглядываю на хмурого Гэвина: он тоже не дышит; но миг спустя запах пропадает. Мы сваливаем тушу в канаву.
– Ладно, – говорит он, распрямляясь. – В каком состоянии ваша машина?
Я перешагиваю через окровавленные останки животного. Интересно, что он обо мне думает? Что я беспомощно жду спасителя и понятия не имею о машине, которой доверила свою безопасность? Я вглядываюсь в его лицо, но не вижу и тени подобных мыслей. Только желание помочь.
– Раздолбана, думаю. Нужно вызвать техпомощь. Здесь просто телефон не берет, а так я справлюсь.
Он качает головой:
– Послушайте, мой приятель поможет.
– Починит ее?
– Или отбуксирует. У него «рейнджровер».
«Рейнджровер»? Вспоминаю машину, которая проехала мимо. В свете фар я не успела ничего разглядеть – ни водителя, ни даже марку. Какой-то большой внедорожник.
– А он тут, случайно, не проезжал, этот ваш приятель? – спрашиваю я. – С полчаса назад.
– Нет, – смеется Гэвин. – Мы с ним только расстались. А что?
– Тут была еще одна машина. Вроде бы она собиралась остановиться, но поехала дальше.
– Вы уверены?
– Да. Но это не важно.
На мгновение мне кажется, что Гэвин хочет задать еще один вопрос, но, похоже, передумывает и спрашивает о другом:
– Куда вы ехали?
– В Блэквуд-Бей.
Он улыбается:
– Садитесь в машину. Я вас подброшу.
Он ведет практически в полном молчании, внимательно следя за заснеженной дорогой. Я гадаю, что он за человек, и ищу подсказки. В машине идеальная чистота, ни намека на мусор, которым завален салон моего авто; единственный признак того, что она не новая, – это пакетик лакричных палочек в подстаканнике между нашими сиденьями. В животе у меня урчит.
– Повезло мне, что вы проезжали мимо, – говорю я – скорее для того, чтобы прервать молчание.
Он улыбается. Я смотрю сквозь лобовое стекло вперед, в сторону Блэквуд-Бей. В черном небе отчетливо различимы созвездия. Вдалеке видна вспышка: луч маяка на Крэг-Хед прорезает низкую облачность. Я ближе, чем думала. И вновь мелькает мысль, что глупо было ехать сюда зимой. Впрочем, выбирать не приходилось. Через пару минут Гэвин слегка прибавляет газу. Фары выхватывают что-то из темноты – лучи на миг пронизывают мрак, но мы проезжаем мимо, и я не успеваю разглядеть, что это. Еще одна овца? Кролик? Олень? Даже размер точно определить невозможно: в этой темноте законы перспективы не работают. Гэвин выкручивает регулятор температуры.
– Никак не согреться?
Я уверяю, что все в порядке, и спрашиваю, откуда он родом.
– Ведь не из Блэквуд-Бей?
Вид у него становится озадаченный.
– Почему вы так в этом уверены?
– Из-за вашего говора. Вернее, из-за его отсутствия.
– А, ну да, – произносит он застенчиво. – Мои родители из Мерсисайда. Но мы переехали на юг, в Лондон.
– А теперь вы здесь.
– Да. Мне захотелось перемен. Я работал в Сити и в какой-то момент понял, что больше не могу. Дорога в офис, постоянный стресс… Ну, вы понимаете.
«Мне», отмечаю я. Не «нам». Вслух ничего не говорю. Я уже удостоверилась, что на безымянном пальце у него нет обручального кольца, хотя сама не знаю, зачем посмотрела. По привычке, наверное.
– И давно вы здесь живете?
– Почти год, ничего себе!
Он будто сам удивлен, что прошло столько времени. Можно подумать, приехал сюда на пару недель и застрял.
– Ну и как вам тут, нравится?
Говорит, нормально. Скучать некогда.
– А вы? Откуда вы? – спрашивает он.
– Из Лондона, – отвечаю я уклончиво. – Вы не женаты?
– Нет! – смеется Гэвин.
Он притормаживает перед слепым поворотом.
– Но родились вы не в Лондоне?..
Значит, от него тоже не укрылся мой говор. Ничего удивительного. Я почти избавилась от показательных особенностей произношения некоторых слов, но кое-что въедается намертво, как ни старайся. Видимо, у Гэвина тренированное ухо.