Вечная история

– Рядовой, проснешься ты или нет? – Дальше прозвучало более настойчивое: – Рядовой Горлов! Откройте глаза! Я же вижу, что вы меня слышите!

Свет слегка потускнел. Я рискнул приоткрыть один глаз и увидел перед собой его…

Это точно был не черт. Надо мной склонился силуэт в белом… с нимбом вокруг головы. Что в таких случаях положено говорить – я не знал, поэтому заплетающимся языком промямлил:

– Здравия желаю, товарищ Бог!

Бог удивленно хмыкнул, потом, расплывшись в улыбке, задумчиво произнес:

– Кому, может, и бог, а тебе – капитан медицинской службы Васильев. С прибытием, товарищ солдат.

От неожиданности я широко открыл оба глаза. Капитан выпрямился, и свет лампочки, находившейся у него за спиной, ослепил меня. Я коротко взвыл, глаза непроизвольно зажмурились, по щекам полились горячие слезы. Капитан пожалел меня и погасил лампу. Я осторожно приподнял веки и неожиданно понял, что прекрасно вижу даже при очень ограниченном освещении. Я попытался стереть влагу с лица и ощутил, что конечности по-прежнему крепко привязаны, правда, теперь не к палкам, а к кровати. Для чего это было нужно, я по-прежнему не понимал, но спросить не успел. Врач уже закрыл за собой дверь.

Чувствовал я себя просто отлично, все во мне бурлило от ощущения какой-то переполняющей меня неведомой силы. Все чувства казались невероятно обостренными, даже когда врач вышел из палаты, я отчетливо слышал и ощущал, как он прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел во двор. В палате я был один, в помещении слева лежали три человека. В следующем за ним находились еще трое, но кто это, я понять не мог, по всем признакам должны были быть люди, но ощущались они почему-то как машины.

От такого открытия у меня даже мурашки побежали по коже. Я машинально начал искать доктора. К моему ужасу, он тоже чувствовался мной как машина. А ощущения все обострялись. Внезапно я понял, что на территории госпиталя довольно много живых машин.

Сперва я запаниковал. В голову полезли жуткие мысли, достойные фантастического фильма. А если меня захватили инопланетяне? Хотя нет, всю нашу часть! А эти машины – биороботы! Похоже, только я это понял, поэтому меня и засунули в эту палату и не отвязывают. Они догадались, что я единственный на планете, кто может их разоблачить. Потом я слегка успокоился и пришел к выводу, что если это инопланетяне, то им легче было меня просто убить, а не морочить себе голову. Поэтому мысли пошли по другому пути. Может, это наши ученые что-то новенькое придумали. Ведь, похоже, меня с того света вернули. Вряд ли это под силу обычным врачам.

Тут на улице капитан Васильев окликнул пробегавшего мимо солдата:

– Витя, давай сюда! Сгоняй в первую роту, позови майора Ермоленко! Пусть подойдет в седьмую палату к своему жмуру! Потом слетай во вторую, позови Ткаченко, пусть идет туда же! Если будут сопротивляться, скажи – Батя вызывает!

Я по достоинству оценил юмор врача и представил удивление майора и капитана, когда они увидят меня живого и здорового. Я приготовился к встрече, но вместо этого минут через десять услышал за дверью тихий разговор. Голос врача говорил:

– Трансформация проходит нормально, через три дня можете забирать своего бойца в подразделение, как вы его будете делить, меня не касается.

Следом за этими словами зазвучал низкий, хорошо поставленный бас:

– Майор, тебе что, делать нечего? Тебе лишняя обуза нужна? Его же всему по новой учить надо!

Тут же вмешался голос Ткаченко:

– Между прочим, ты у меня бойца увел! И неплохого! Еще два-три выхода, и он бы асом стал!

Резкий голос майора отрывисто прокаркал:

– Жмуры в разведку не ходят! Они на кладбище лежат! А тебе лишний цинк в роте нужен? Забыл, как их в «Тюльпан» грузят?

– Твои тоже не вечные! – огрызнулся капитан.

– Ничего вечного на земле не бывает! – отпарировал майор. – И вообще, скажи спасибо, что я твою статистику совсем не завалил. Переход в другую роту – все-таки не труп.

О чем они говорят, я не понял, но догадался, что речь обо мне. Опять послышался тихий бас:

– В общем, так, Петя. Голову тебе, конечно, открутить надо за самовольство. Но черт с тобой, прощаю, бери под свою ответственность. Если с ним что-то случится, башку точно оторву. Кстати, до сих пор не могу понять, как ты его в Симферополе не почувствовал?

Голос майора виновато буркнул:

– И на старуху бывает проруха. Думал, только инициирован.

– Ну вот, теперь расплачивайся за свои ошибки. Считай, что свое право на ученика ты реализовал.

Майор недовольно кашлянул, но возражать не стал. Тут возмущенно вмешался мой капитан:

– А мне что прикажете делать?

– Как всегда, прикрывать первую роту, – отозвался бас.

– Но у меня же некомплект! – возопил Ткаченко.

– В первый раз, что ли, – вмешался майор, – вон прошлый призыв почти на сто процентов положил! На подвиги их, понимаешь, потянуло! Вы, люди, в другом хороши. У вас чувство опасности не притупляется.

Дверь скрипнула. Говорившие вошли в палату. Полковник посмотрел на меня и ехидно спросил:

– Ну что солдат, все слышал?

– Никак нет! – с испугу ляпнул я.

– Если все идет как положено, то слышал все, так что хватит придуриваться. После госпиталя бери свои манатки и топай в первую роту. Кстати, где этот подлый кровосос?

– Кто это кровосос? – мрачно поинтересовался военврач. – Уж кто бы говорил. Я, между прочим, кровь переливаю.

– Лучше скажи, где ты ее берешь. С двух рот по четыреста миллилитров с человека выкачал.

– Можно подумать – для себя! – огрызнулся Васильев.

– В таком случае я ее с тебя бы сам высосал, – абсолютно серьезно отозвался полковник, и я почему-то ему поверил. А полковник продолжал: – Ладно, через двенадцать часов отвяжешь.

– А капать продолжай до трех суток, – добавил майор.

– Без вас знаю! – резко отозвался Васильев. – Все-таки легкое в клочья порвало. А на его ремонт крови много идет. Да еще трансформация. И вы тут со своими советами…

– Ты ему хоть катетер поставил? – примирительно поинтересовался майор.

– Блин! Почему все всегда знают лучше, чем лечащий врач?! – взорвался Васильев. – Издеваешься, гад! Да если бы из-под него ведра не сливали, он бы уже давно холодцом растекся!

– Ладно, оставьте бойца в покое, – приказал полковник, – шагом марш в мой кабинет! Да, капитан Васильев, спирт прихватите.

Они вышли из палаты, и я услышал, как врач открыл сейф, потом звякнули бутылки, и печальный голос капитана Ткаченко пробормотал:

– Ну что ж, выпьем за помин души рядового Горлова.

– И за его рождение в новом качестве, – веско припечатал майор.

Тщетно поломав голову над смыслом услышанного, я понял, что устал, и уснул…

…Проснулся я оттого, что ремни, привязывающие меня к кровати, начали дергаться. Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной капитана Васильева, который снимал мои путы. Рядом с койкой сидел майор Ермоленко.

– Капитан, не спеши отстегивать. Я с ним поговорить должен, а пока неясно, как он отреагирует.

Капитан молча отошел, а майор повернулся ко мне.

– Солдат, я кое-что хочу тебе сказать. Ничего не говори, просто слушай. Первое: как человек ты уже умер и благополучно находишься на том свете почти тридцать шесть часов.

Первое, что пришло мне в голову – срок хранения свежеиспеченного торта, как раз тридцать шесть часов.

– Второе вытекает из первого, – продолжил майор, – раз ты не человек, значит, ты кто-то другой. Объясняю популярно. Ты теперь, говоря человеческим языком, вампир. Это совершенно не умаляет твоих качеств, даже наоборот. – Он несколько минут внимательно смотрел на меня, а я на него. Странно, я не только не испугался, но даже не удивился.

– Капитан, – майор удовлетворенно улыбнулся, – как реакция?

– В норме. Ремни даже не натянулись.

– Ну, тогда отвязывай, пусть спит дальше.

Когда они ушли, я свободно откинулся на подушку. В голове назойливо звучала фраза из книги забытого мной писателя-фантаста, что-то про клык графа Цепеша, который Дракула. Под ее монотонное повторение я и уснул…

…Когда я проснулся в очередной раз, в палате никого не было. Пошевелившись, я с удовольствием убедился, что меня таки больше не привязывали. О ранении напоминали только игла капельницы и трубка катетера, уходящая из-под одеяла под кровать. Несколько минут я просто лежал, бездумно глядя в потолок и считая тонкие трещинки, покрывавшие штукатурку. Потом вспомнил недавний разговор с майором и вновь задумался.

Что же он все-таки имел в виду? Чувствовал я себя просто отлично. В жизни я еще не был так полон сил и спокойствия. На живого мертвеца, по моему глубокому убеждению, это никак не тянуло. Может быть, я его не так понял? Хотя разговор за дверью тоже был до сих пор непонятен, не было ясности и в том, каким образом я все это услышал. Какие-то трансформации, мутации, помин души.

Я поскреб рукой грудь и замер. Повязки не было. То есть абсолютно! Под больничной рубашкой, кроме меня, ничего не наблюдалось. Место ранения слабо откликнулось легким зудом… и все. Я судорожно принялся соображать. Сколько же я здесь лежу? Врач сказал, что через трое суток меня можно выписать. А сколько прошло до этого? Майор упоминал тридцать шесть часов, но это просто невозможно!

Стараясь не потревожить капельницу, я аккуратно приподнялся и, осторожно распахнув рубашку, посмотрел на грудь. Ничего особенного. Только чуть ниже правого соска белел маленький круглый шрам. Теперь я вообще перестал понимать, что происходит. Если верить капитану Васильеву, то у меня было полностью разорвано легкое. Значит, операция по его спасению или извлечению, должна была оставить рубцы. А кстати, сколько можно прожить без легкого? Не уверен, что очень долго. К тому же восемнадцать километров по пересеченке, это с какой же скоростью бежали ребята?

Тут меня прошиб холодный пот. Я только сейчас сообразил, что увидел след от пули в темноте. На улице стояла глухая ночь, да и шторы были задернуты. Господи! Что же со мной сделали? Какие технологии и лекарства использовали? А вдруг майор прав и я не человек!

Судорожно ухватившись за грудь, я ощутил знакомый стук сердца, и мне слегка полегчало. Если я правильно помню легенды, то у упырей сердце не бьется. Но как же тогда объяснить все, что произошло? И все-таки, сколько же я здесь провалялся? Черт! И спросить не у кого. Сестру позвать, что ли? Я машинально прислушался и своим новым чутьем уловил тихую беседу. Сестрички были на посту и, пользуясь свободной минуткой, пили чай. Судя по всему, девчонки безумно устали, поэтому тревожить их я не стал. Вместо этого улегся обратно и попытался соединить все кусочки головоломки в единую картину. Ничего не получалось. Любой вариант событий казался бредом. Смущало только воспоминание о дикой жажде, ну и обострившиеся способности тоже. Но допустить то объяснение, которое дал майор, – это казалось полным идиотизмом. Так и не придя ни к какому выводу, я снова уснул…

…Разбудил меня солнечный свет. Молоденькая медсестра откинула шторы с окна. На мою кровать прямые лучи не попадали, но и отраженных хватило с лихвой. Заорав дурным голосом, я набросил одеяло на голову. Сестричка, решив, что я стесняюсь, глупо хихикнула и направилась к выходу. Резко стукнула дверь, кто-то влетел в палату и быстро задернул шторы. Затем голос капитана Васильева грозно рявкнул:

– Машка! Что ты здесь делаешь?! Это что, твоя палата?!

Дрожащий девичий голос пролепетал:

– Меня Клава попросила посмотреть, проснулся или нет.

Я с любопытством выглянул наружу, чтобы глянуть, что же там творится. Увиденное меня настолько поразило, что я немедленно нырнул обратно. Военврач был страшен. Глаза, словно у разгневанного демона, метали молнии. Я замер, предчувствуя неизбежные кары, готовые обрушиться на несчастную девчонку, но услышал совершенно немыслимое.

– Машенька, – неожиданно мягким голосом сказал капитан, – пошла прочь. Клавдию перед обедом ко мне, а ты, боец, вылезай. Уже можно.

Я послушно стащил с головы одеяло. И, хотя плотные шторы были задернуты, при взгляде на окно я все равно ощущал беспокойство и некоторый дискомфорт. Военврач перехватил мой взгляд и, улыбнувшись, подошел ко мне. Присев рядом, он бесцеремонно сдернул одеяло, задрал рубашку и начал ощупывать мою грудь, продолжая свой монолог:

– Судя по тому, как ты выглядишь, солдат, с солнышком ты и раньше не дружил, а теперь тебе его придется очень опасаться, думаю, с полгода гарантированно. И если хочешь, чтобы и дальше все было хорошо, будешь выполнять то, что я тебе сейчас скажу. Твое время – ночь. Месяца через три-четыре – вечер и раннее утро. В это время тебе ничего не грозит. Если возникнет необходимость до истечения полугода выйти днем, то – плотная рубашка с длинным рукавом, брюки, закрытая обувь, на руки тонкие перчатки; темные очки и широкополая шляпа – вид, конечно, не блестящий, но твое нынешнее состояние к этому обязывает. Дальнейшую информацию получишь от своего командира, кстати, вот и он, легок на помине.

В палату с каменным лицом вошел майор. Он посмотрел на капитана Васильева и сухо спросил:

– Ну что, медицина, как он?

– В полном порядке, – заверил военврач.

– Отлично. Товарищ солдат, сейчас вам принесут новую форму, и шагом марш в расположение роты.

– У него капельница, – напомнил Васильев.

– Капитан, ты же сам сказал, что у него все в порядке. Незачем здоровых бугаев в санчасти держать.

– Майор, – неожиданно спокойно сказал военврач, вставая, – у себя в роте командуй, а здесь я начальник, к тому же, как ты его по солнышку тащить собираешься?

Майор слегка смутился, а Васильев невозмутимо продолжал:

– Так что, выпишу, как обещал, завтра вечером. Ему еще двадцать флаконов осталось. К завтрашнему утру как раз управимся.

– Какие же вы врачи, консерваторы! – буркнул майор.

– Слушай Петро, – устало сказал военврач, – я вымотался, время неурочное, твои все дрыхнут, если тебе так уж неймется, займись делом – прочти краткую лекцию, а то солдат, похоже, так ничего и не понял. Только коротко, он скоро опять заснет.

С этими словами Васильев ушел. Майор медленно прошелся по палате, зачем-то потрогал штору и только после этого взял стоявший у стола табурет и сел рядом со мной.

– Жили-были дед и баба, – внезапно начал он.

– И была у них курочка Ряба, – не удержался я.

– За знание классики хвалю, – задумчиво отозвался майор, – а за то, что перебиваешь старших по званию, в следующий раз схлопочешь по шее. Не было у них курочки, а был внук – Иван-дурак. И везуха у этого Ивана, была, скажем, хуже некуда. Мало того, что урод, так еще и без родителей остался.

На «урода» я решил обидеться в следующий раз, уж очень хотелось дослушать сказку. Тем более что, похоже, она меня непосредственно касалась. А майор тем временем продолжал:

– И захотелось нашему Ване родине послужить, ратному делу поучиться. И понесло его в военкомат. И служить бы ему в нестроевой части, из которой комиссовался бы он через пару месяцев, но попался он на глаза майору Ермоленко, которому шибко понравился, а тот взял да и утащил его в свою часть. И опять все бы хорошо, да вот только ошибся майор Ермоленко, и пришлось ему отдать своего протеже капитану Ткаченко. Он, конечно, мужик хороший, но личный состав не бережет – разбрасывается сильно. И опять все бы ничего, да вот снайпер Ване отличный попался на первом же задании. И подстрелили нашего голубка, как куропатку. Причем качественно подстрелили. И пришлось майору исправлять свою ошибку, хотя разрешения на это он не имел. – Тут майор перешел на нормальный язык. – Вот и вкатил я тебе в вену два кубика своей крови. Считай, что подхватил ты от меня очень интересную инфекцию. Что из себя представляет эта кровь, пока тебе знать незачем, главное в том, что она изменяет твой организм, при этом почти моментально восстанавливает любое механическое повреждение, если, конечно, тебя по частям не разбросало на минном поле. И силы у тебя прибавилось, и выносливости, мелочи всякие вроде ночного зрения, отличного слуха и тому подобного упоминать не буду. Так что все хорошо, да только один изъян у нас есть. Солнышко мы не очень любим, а самое главное, для нормальной жизнедеятельности кровь нам нужна, хотя бы раз в месяц. И имя нам одно – вампиры. Только это не то, что в сказках рассказывают. В общем, переваривай информацию, а я в роту пошел. – И, уже открывая дверь, он добавил: – Да, когда мы одни или среди своих, можешь называть меня учителем. Отдыхай, ученик.

Дверь закрылась. Я безучастно смотрел на нее. Вакуум в голове, казалось, вот-вот схлопнет череп. Но где-то была маленькая дырочка, через которую пустота наполнялась даже не знанием, а каким-то глубоким пониманием. Это понимание могло бы, наверное, вызвать бурю эмоций, но я оставался спокоен. Даже малая толика сомнений не закралась в мою голову. Вчерашний страх и недоверие исчезли. Все очень просто, все так, как и должно быть. Удивляло только одно – почему именно я, почему именно сейчас. Но и это удивление сильно не волновало меня. Я внезапно сообразил, что понял и принял свершившееся еще сутки назад, но боялся признаться в этом даже себе. Полностью осознав это, я наконец снова уснул…

– …Солнце вышло из-за ели,И вампиры обалдели…

Такой жизнерадостной песенкой разбудил меня поздно ночью военврач.

– Как мы себя чувствуем? – добавил он, увидев, что я открыл глаза.

– Спасибо, хреново! – Слова сорвались с губ раньше, чем я успел сообразить, что говорю.

– Что, серьезно? – сразу насторожился врач.

– Нет, шучу, – смутился я.

– Шутить будешь в роте, – буркнул капитан, вытаскивая из вены иглу.

Я ожидал боли, но было просто неприятно.

– Да сколько же можно? – не удержался я, прижимая к ранке кусочек ватки.

– Сколько нужно, столько и можно! – отрезал врач.

– Товарищ капитан медицинской службы…

Брови капитана приподнялись. Он с интересом смотрел на меня, ожидая продолжения. А я вдруг растерялся, но все же рискнул:

– Разрешите задать вопрос.

– Задавайте, товарищ гвардии рядовой первой роты отдельного разведывательного батальона ВДВ, – передразнил меня капитан.

– А я… это… точно… ну, то, что сказал товарищ майор, правда?

– Было бы не точно, сейчас летел бы домой в «цинке». Еще вопросы есть?

– Никак нет!

– В таком случае разрешаю еще поспать.

Он вышел, а я, действительно, опять заснул…

…Проснулся я от голода. Нормального, здорового человеческого аппетита. Я задумался. В госпитале была столовая, но я не знал, где она находится, к тому же проклятый катетер все еще торчал из… неприличного места и мешал встать. От нечего делать, я еще раз полюбовался местом, куда попала пуля, потом осмотрел руку, в которой столько дней торчала игла. Синяка, как и дырочки от укола на сгибе, не было.

– Хорош собой любоваться! – Капитан Васильев двигался так бесшумно и быстро, что я не только не услышал, как он подошел к палате, но даже не заметил, когда открылась дверь.

Пока я хлопал глазами, он уже небрежно откинул одеяло и извлек катетер. Впрочем, это было проделано так лихо, что я не успел даже испугаться.

– Ну вот и все, – ехидно произнес военврач, – хватит мочиться под кровать. Туалет в конце коридора.

Почти сразу после его слов скрипнула дверь и вошла медсестра с подносом. Я быстро прикрылся. Но она не обратила на это никакого внимания. Девушка была незнакомая. Впрочем, в госпитале я лежал не только недолго, но еще и все время спал, так что из обслуживающего персонала видел только вчерашнюю Машу. Сестричка тем временем поставила поднос на тумбочку, кокетливо стрельнула глазками и удалилась.

– Солдат, твоя задача – съесть все, что тебе принесли. Как следует отдохнуть. Вставать уже можно, но очень осторожно, шторы не открывать – чревато. Если почувствуешь себя нехорошо, немедленно вызывай сестру. После захода солнца вон из госпиталя. Ермоленко за тобой пришлет.

И я остался один на один с подносом, на котором находились два вареных яйца, гречневая каша, густо посыпанная сахаром, стакан кефира, литровая банка гранатового сока и два ломтика ржаного хлеба с маслом. Портила эту красоту только плитка гематогена.

Пока Васильев был в палате, голод вроде отступил. Но как только я остался один и оценил продуктовый набор, желудок просто скрутило. Как ни странно, начал я с гематогена. Вкус был как всегда мерзостный, но смел я его в первую очередь. При этом, к собственному изумлению, получил удовольствие. Запил я его соком, отхлебнув прямо из банки. В желудке заурчало сильнее, как говорится, аппетит приходит во время еды.

Я схватил яйцо и, недолго думая, по привычке, как учила меня мама, тюкнул о собственный лоб, за что и был сразу наказан. По лицу потек желток. Яйца оказались всмятку. Я слетел с кровати и метнулся к умывальнику. Вот тут меня и поджидал первый подводный камень. Двигаться было непривычно легко, но в то же время я чуть не упал. Как выяснилось, координация у меня разрушилась полностью. Мозг еще не научился контролировать многократно увеличившуюся силу мышц. На секунду я застыл в нелепой позе, растопырив руки и слегка присев. Но желток вынуждал двигаться. Поэтому я, очень осторожно балансируя, словно канатоходец, маленькими шажками пошел к крану. Как бы то ни было, но до раковины я добрался, ни разу не упав. Умывшись, я аккуратно повернулся и так же медленно направился к кровати. С дальнейшим принятием пищи эксцессов больше не было.

Весь день я ел, отдыхал и заново учился ходить. Обед и ужин мне тоже принесли в палату, но тут все прошло хорошо. Вечером меня в последний раз навестил капитан Васильев. Приказал полностью раздеться и придирчиво осмотрел.

– Здоров, – подытожил он, – даже слишком. И при жизни-то был не слаб, а сейчас просто Геракл какой-то. А ну, подпрыгни.

И я подпрыгнул. Несколько выше, чем обычно, но почти так же, как неделю назад. Приземлился я не очень, но на ногах устоял. Васильев посмотрел на меня разочарованно и буркнул:

– Тренировался-таки. Хвалю. Вот тебе последнее наставление: в течение трех месяцев на солнце не выходить, сверхсилой не злоупотреблять, через месяц явиться на осмотр и переливание крови. Ладно, за тобой уже идут.

Я прислушался и услышал шаги в коридоре. Мало того, я сразу определил, что это Ермоленко и с ним никого нет. Судя по выражению лица Васильева, он это тоже понял и очень удивился.

Войдя в палату, майор небрежно бросил на кровать вещмешок.

– Одевайся, боец.

На этом мое пребывание в госпитале закончилось. И началась новая загадочная жизнь, в которую я шагнул вслед за майором. А она была действительно загадочна и неизведанна, и я даже приблизительно не мог представить, что меня ожидает за порогом…

…Ночь. Первая ночь в моей жизни после смерти. Когда я вышел на улицу, на меня обрушились запахи и звуки, о которых я до сих пор даже не подозревал. Это была симфония вселенной, и я замер, ошеломленный этим открытием. Майор стоял рядом, ожидая, пока схлынет первая волна изумления. Я был благодарен ему за понимание и деликатность. Рядом стоял человек, который знал, чувствовал, видел и слышал, как я, или, наоборот, я был теперь как он.

– Не ожидал? – негромко спросил майор. – Нравится?

– Да! – только и смог выдавить я.

– Хорошо. Но наслаждаться будешь позже. Сейчас тебя ждет Гроссмейстер.

– Кто? – не понял я. – Я в шахматы никогда не играл.

– Гроссмейстер, – терпеливо повторил майор, – Александр Никифорович Промахос, комдив и Гроссмейстер наших сил в Афганистане. Он тебя, конечно, два дня назад уже видел. Но протокол должен быть соблюден. Так что быстрее, он ждет.

Я заторопился за Ермоленко и, забывшись, полетел со ступенек. Майор коротко ругнулся, подхватил меня за руку и потащил за собой.

– Товарищ майор, а что это за представление?

– Обычное. Войдешь, представишься, назовешь дату инициации, имя учителя, мое имеется в виду. Потом принесешь присягу…

– Какую? – оторопел я. – Мы уже…

– Это другая! – оборвал меня майор. – Ты, как вампир, должен знать наши законы и выполнять их. Именно в этом ты клянешься перед лицом Гроссмейстера или Магистра той области, где ты собираешься жить.

– Ух ты! Значит, и законы есть?

– У нас, как в Греции, есть все! – оборвал меня наставник. – А теперь закрой рот и не тормози. Батя и так не очень доволен.

– Почему? – приказ молчать я проигнорировал.

– Ну, хотя бы потому, что я инициировал тебя без его разрешения. Более того, я даже не намекнул, что хочу использовать свое право на ученика. Он действительно мог оторвать мне голову и был бы совершенно прав. Но мне повезло, мы очень давно знаем друг друга, но самое главное, у меня было право на инициацию любого человека, которого я сочту подходящим для этого. С его согласия, разумеется. Но с тобой все получилось неожиданно. Я и сам от себя такого не ожидал.