Смерть длиною в двадцать лет

– Да, наша газета не реагирует на каждый маленький инцидент, происходящий там, если вы об этом. «Веритэ» посвящает половину своих материалов школьным футбольным матчам и благотворительным распродажам выпечки в пользу церкви.

– И проблеме строительства вокзала, – вставил Мартен.

– Вокзала здесь никогда не будет.

– Да, городским властям нравится, когда вы, репортеры, такое говорите.

Пеллетер выдохнул густой клуб дыма, облаком завихрившийся в ночном воздухе.

– Так Фурнье…

– Заместитель начальника тюрьмы? – сказал Сервьер, пытаясь разгадать выражение лица Пеллетера. – А что Фурнье?

Пеллетер театрально пожал плечами.

– Да. А что Фурнье?..

– Фурнье держится обособленно и замкнуто. Он практически живет в тюрьме. Мы изучили его биографию, когда он только приехал сюда, но это был всего лишь кратенький сухой список. Он получил степень здесь. Работал сначала в транспортной конторе, потом в этой тюрьме. Ничего интересного. И он с самого начала не предпринимал никаких попыток познакомиться с кем-то из здешних жителей поближе. Похоже, он прирожденный администратор и не более того.

Пеллетер кивнул, так как его собственное мнение об этом человеке вполне совпадало с описанием, которое он только что получил от Сервьера. В общем-то вполне банальный типаж, даже независимо от того, насколько сильна была в Фурнье эта его административная жилка. Это его управленческая страсть. Ведь даже самая сильная страсть не всегда доводит до крайности. И все же Пеллетеру не нравилось, что заместитель начальника тюрьмы не дал ему допросить раненого арестанта и вообще что всю необходимую Пеллетеру информацию он держал под своим контролем.

– А ты что думаешь? – спросил он, повернувшись к Мартену.

Мартен заметно оживился, даже перестал смотреть на обочину.

– О заместителе начальника тюрьмы? Ну он, похоже, хорошо знает свою работу. Четко видит разницу между тем, что должно быть сделано, и тем, что делается на самом деле.

Да, только не знал почему-то, что пятеро его арестантов оказались мертвы и зарыты где-то в поле. А может, знал, только не счел необходимым упомянуть об этом?

– Он всегда злится, но тем не менее дает мне посмотреть то, что надо, – продолжал Мартен.

Кончик сигары у Пеллетера снова вспыхнул оранжевым огоньком. Сигара уже заметно укоротилась, и ее огонек, освещая напряженное от раздумий лицо Пеллетера, придавал его чертам зловещести.

– Нет, ну пустые это поиски!.. – воскликнул Сервьер, всплеснув руками.

Издалека сзади донесся рев мотора. Мартен с Сервьером обернулись – черную ночь пронзали только светящиеся точки двух одиноких фар да городских огней.

Пеллетер попыхивал окурком сигары. Сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в лужу.

– А что вы скажете о Розенкранце? Его персона тоже понаделала здесь шуму? Он тоже здесь знаменитость, как и Мауссье?

Сервьер повернулся и снова принялся изучать обочину. Звук приближающегося автомобиля нарастал, но пока еще был далеко.

– Нет, людям он не интересен, будь он американец или писатель. К тому же его книги никто не переводит на французский. Вот жена его – это да, красотка. Даже скандал в свое время был. Ведь он взял ее в жены почти девочкой, ей восемнадцать едва исполнилось. Он ради нее от прежней жены ушел. Но она научилась держаться как взрослая женщина.

– То есть вы не считаете, что он мог бы убить своего тестя?

– Нет, не считаю! А это что-то означает?

– Да нет, ничего.

– Ну и правильно.

Пеллетеру начинал нравиться этот Сервьер. Он даже простил ему это его вчерашнее актерское выступление – ради дела он и сам, наверное, мог бы предпринять что-либо подобное.

– Я понимаю, почему вы интересуетесь Розенкранцем, но я бы не ждал чего-то особенного от этой версии. Он, кстати, общается с Фурнье, когда они с ним ездят покутить в большой город.

– И когда такое было последний раз?

– Месяца четыре или пять назад.

Звук автомобиля на дороге приближался, и Пеллетер даже оглянулся, а потом перешел ближе к обочине и зашагал рядом с Мартеном.

– Может, дадите мне все-таки что-нибудь по Мауссье для газеты? Люди здесь его ненавидят, но они на самом деле даже представить себе не могут, каково это – найти такой вот подвал с клетками.

– Да, и с живым мальчиком в одной из них, – напомнил Пеллетер.

– Тем более, – согласился Сервьер.

– Когда Мауссье привезли сюда, моя мать неделю не разрешала мне выходить из дома, – сказал Мартен. – А мне тогда было тринадцать!

Приближавшаяся машина оказалась грузовиком. Сервьер в последнюю секунду перебежал на их сторону дороги, тенью метнувшись прямо перед самыми фарами.

– Вы думаете, Мауссье как-то… – начал было Мартен, но Сервьер перебил его:

– Два мальчика пропали!

– Нам, наверное, следовало бы вернуться, – предложил Мартен. – Может, шеф Летро не догадался проверить тюрьму?

Грузовик остановился, и водитель опустил стекло. Рядом с ним сидели еще двое, хотя лиц их было не видно.

– Ну, нашли что-нибудь?

– Нет, Жан, – ответил Мартен. – Но…

Пеллетер остановил его, тронув за плечо, и посмотрел на Сервьера, но за того можно было не беспокоиться. Уж кто-кто, а Сервьер хорошо знал, как преждевременная информация может возбудить общество и какой ценной она может оказаться, если ее выпустить вовремя.

– Они там в городе тоже ничего не нашли. Я вызвался выехать подальше, чтобы расширить зону поисков, и за мной там еще люди собираются подтянуться.

– Мы прочешем еще несколько сотен метров, – сказал Пеллетер. – А вы поезжайте вперед и начинайте оттуда.

– Ночью все равно ничего не найдем, – подал голос один из мужчин с пассажирского сиденья.

– Мадам Перро в истерике, – напомнил Жан. – Ей вроде бы дали успокоительное, а Летро пообещал, что мы будем искать всю ночь, если понадобится.

– Спасибо, Жан, – поблагодарил его Мартен, словно он представлял здесь всю полицию Вераржана.

Жан кивнул, поднял стекло, и машина тронулась с места.