Пятерка по рисованию

«Надо уехать подальше, хотя бы на время», – пришла новая мысль, и он ухватился за неё. Точно, уехать надо. Но куда? Он начал перебирать варианты. Их было мало: племянник отпадал сразу, только к друзьям, но их всего двое. Один, Максим, жил в деревне, на севере области, туда он ездил иногда на рыбалку; второй, Николай, уехал в Сочи, и с ним Григорий созванивался давно. Оба семейные. К Максиму поехать можно, но не будешь же жить у него постоянно, да и как к нему с деньгами ехать? Где хранить, где тратить? Там все на виду…

В Сочи проще: город большой, богатый, но жулья много, да и люди там быстро портятся, говорят. Николай, когда уезжал, целый год звал в гости, а сейчас уже не приглашает…

Варианты закончились.

Ночью он спал беспокойно, несколько раз вставал, выходил курить, пил кофе, но так и не выспался, а с семи утра уже не ложился. На улице повалил снег, а Сашки не было. Прошёл ещё час, но тот не появлялся. Григорий стал одеваться, пошёл в соседний подъезд, взял лопату и стал чистить снег. К одиннадцати утра он управился со снегом и пошёл домой к дворнику. Квартира была заперта, на звонок никто не отвечал. Он хотел уже уходить, когда из соседней комнаты показалась голова женщины:

– Вы к Муравьевым? Жена на работе, а муж как вчера загулял, так и не возвращался ещё. Вчера Мария, его жена, приходила: говорит, на работу хорошую устроился, аванс дали – и загулял. Плакала…

– Спасибо. Скажите, что с работы приходили, ждут ещё.

«Вот черт! Трезвый – человек как человек, а пьяный – уже совсем не человек. Зря я с ним связался», – ругал Григорий себя всю дорогу. Стал варить обед, решил приготовить щи. Он любил щи, часто вспоминая те, которые готовила мама – с печки, наваристые, не то, что на плите. А может, там, в тех щах, была мамина душа? «Сколько лет я уже не был на могиле у мамы? Семь или десять?» – он начал вспоминать, но так и не вспомнил. «Надо бы съездить», – подумал он и остановился. Сколько раз он говорил себе и не ехал, хотя мамина могила находилась в соседней области, в пяти часах езды… «В следующем году обязательно съезжу, – твёрдо решил он. – Памятник поставлю и оградку». Ему стало легче от такого решения, но пришла мысль: а кто к нему придёт на могилку? Может, написать заявление на кремацию? «Вот черт, пошли же мысли!» – отругал он себя.

А щи уже сварились. Под щи он решил выпить рюмочку-другую водки. Достал начатую бутылку, поставил рюмку, налил тарелку щей, насыпал перец и вдруг услышал звонок. Он подошёл к двери, спросил:

– Кто там?

– Михалыч, открывай, это я, – голос Сашки был пьяный.

Григорий Михайлович открыл дверь, и в его квартиру ввалились четверо.

– Михалыч, это мои кореша. Коля, Вася и ещё… Как тебя кличут, рыжий? Забыл, черт. Ладно, Михалыч, налей нам водочки. Проходя на кухню, Сашка увидел бутылку, налил себе рюмку и выпил одним махом.

– Корешки, давай сюда, заходите.

Григорий попытался образумить непрошеную компанию:

– Мужики, давайте в следующий раз, пусть он проспится, а вы идите домой.

– Михайлыч, это мои друзья, пусть садятся. Или ты боишься нас?

– Да чего мне вас бояться, – нерешительно начал Григорий, но Сашка прервал:

– Не боись, корешки свои в доску. Они вот не верят, что мы миллион нашли. Нашли ведь, скажи им, олухам небесным, неверующим Фомам. Наливай всем, Санек гуляет.

Григорий Михайлович не знал, что делать, он попытался опровергнуть утверждение Сашки, но того это только распалило.

– Ты что, Михалыч, я вру, хочешь сказать? Покажи им пятьсот тысяч!

Кореша сидели молча, держа рюмки, слушали их разговор. Раньше он их не видел, а неизвестность стала пугать его.

– Неси, Михалыч, утри им нос.

– Давай, поешь щей, – Григорий стал наливать щи незнакомцам.

Сашка разлил остатки водки, все выпили, и он уронил голову на стол – устал от выпитого. Григорий Михайлович остался один на один с незнакомцами. Он встал и сказал:

– Ну ладно, мужики, пора и вам идти, а Сашка проспится, и я отведу его домой.

– Ты нас не гони, лучше пятьсот тысяч отдай, или мы сами найдём эти деньги, – ровный голос звучал угрожающе.

– Да что вы пьяного слушаете? Он может что попало наговорить по пьяни, – Григория все больше охватывала тревога.

Внезапно рыжий резко встал, схватил нож, которым Григорий резал хлеб, и приставил к его груди. Руки у Григория опустились, дрожь прошла по телу, он оцепенел.

– Где деньги? Говори, старый хрыч! – злобно проговорил рыжий, а двое других завернули руки за спину, так что левая хрустнула.

– Он неправду говорил, нет денег, – медленно проговорил Григорий Михайлович, но в ответ получил удар в живот рукояткой ножа. Он весь согнулся, рука хрустнула ещё громче, резкая боль прокатилась с ног до головы, дыхание перехватило.

– Ну что, кипяточка налить на голову или скажешь? – мерзкий голос не предвещал ничего хорошего.

– В спальне, в шкафу, – медленно проговорил Григорий.

Чёрный с усами сбегал в спальню и вернулся с пакетом.

– Кореша, здесь намного больше. Ну вот, молодчик, а то нету, нету…

– Все, уходим, – чёрный развернулся к двери.

– Подожди, а что с этими? – засомневался рыжий.

– Оставь его, пусть ещё сумку ищет, – чёрному достаточно было денег.

– Нет, лучше кончить этого, а нож в руку пьяницы вложим. И все проблемы.

Григорий потерял дар речи.

Внезапно он почувствовал резкую боль в животе. Он увидел бесцветные глаза рыжего и упал головой на старый линолеум… Сашка проснулся вечером, когда уже стемнело. Запнулся о труп Григория, закричал и выскочил в дверь, где встретил соседку. Та увидела открытую квартиру, сказала об этом мужу, вместе они вошли в квартиру. Через неделю Сашку осудили за убийство, а племяннику досталась квартира и десять миллионов рублей, обнаруженных там.

Григория Михайловича кремировали. Племянник строил планы, как лучше потратить деньги. Этот подарок судьбы ещё придётся прожить…

Как хорошо быть котом!

Сёма, тринадцатилетний кот, большой и пушистый, медленно шагал по коридору. Остановившись, он повернул голову градусов на тридцать и застыл в таком положении. В квартире стояла полная тишина. Сёма, как статуя, стоял долго, минут пять, а потом двинулся в сторону кухни. В чашках оставалось две горошины сухого корма, которые он и принялся доедать. Запах пищи в который раз заставил его подойти к столу: на нем стояли две пустые бутылки из-под водки, остатки вареной колбасы и банка консервов – именно от них шел приятный запах.

Он потянулся к стулу, положил лапы на сидение, но поднять тело не смог, так как мышцы не слушались. Он постоял, вдыхая живительный запах, но задние ноги быстро устали, и он прилёг рядом. Полежав еще немного, он встал и тихо поплелся к хозяину, спящему на диване, кое-как залез на него и уткнулся носом в мягкое тело. Хозяин не отреагировал – спал беспробудным сном. Часы показывали 5 утра: в это время Сёму обычно кормили, но сегодня хозяин отдыхал от вчерашней попойки.

Вместе с ним и «отдыхал» желудок кота. В общем, в этой квартире сейчас мучились оба желудка: хозяина боролся с алкоголем, а кота – с голодом. По телевизору хозяин как-то увидел рекламу, а там слова глупого мужика: «Как хорошо быть котом!» Он тогда ещё подумал: «Вот бы превратить этого артиста в кота и отдать в руки к умирающему старику…» Сёма прилёг на живот хозяина, их желудки оказались рядом и стали в унисон урчать, каждый о своём.

Кот был в худшем положении – он был трезв, поэтому начал сильно нервничать. Ему пришлось снова встать, потереться о тело хозяина, облизнуть его нос, щеки и помурлыкать в самое ухо, но все было тщетно. Кот, с трудом спустившись с дивана, снова пошёл на кухню, где возле миски нашёл еще одну горошину корма. После он попил воды и побродил по кухне минут десять, больше так ничего и не обнаружив. Подошёл к столу и лёг на ковёр, распластавшись, закрыл глаза, пытаясь так убить время, но запах не давал уснуть, и он поплелся обратно к дивану.

Эх, если бы артиста рекламы превратить в кота, то тот бы понял, как «хорошо быть котом»!

Сёма, не выпуская когти, стал лапами гладить хозяина, но тот в ответ только храпел. Тогда кот начал лапкой бить его по носу, но хозяин лишь повернулся на другой бок. Сёма перелез через тело и снова ударил лапой по носу спящего человека, потом во второй раз и в третий. Но итог оказался неутешительным: рука хозяина больно ударила его, а сам он уткнулся головой в подушку. Сёма зализал то место, где болело, и лёг поодаль. Хозяин продолжал спать, тихо сопя. Коту быстро надоело лежать, в голову пришла мысль: он зашёл на кухню и стал зубами тянуть край скатерти, который свисал близко к полу. Скатерть не сразу, но начала двигаться. Наконец раздался резкий удар бутылок, в разные стороны полетели стекла. Сёма инстинктивно отскочил от стола, прислушался – из комнаты не неслась ругань. Он нашёл колбасу и стал отгрызать от неё кусочки и жадно глотать их. Попробовал консервы, но они ему не очень понравились. Захотелось пить. Он зашёл в ванную и стал облизывать трубы, по которым бежала холодная вода – он знал, что на них всегда есть живительные капельки.

Немного удовлетворив жажду, он медленно пошел в комнату, покачивая пушистыми боками. Там залез под кровать и заснул. Через два часа он получил два удара шваброй от разъярённого хозяина, поэтому ему пришлось забиться в самый дальний угол и пролежать там несколько часов. Когда он выполз, пошёл на кухню медленно, останавливаясь после каждого шага. Хозяин сидел за столом и пил чай. Увидев кошачью морду, выглядывавшую из-за косяка, он оставил кружку в покое и замахнулся рукой в сторону Сёмы. В руке у него ничего не было, поэтому кот присел и стал преданно смотреть в глаза хозяина. Тот опустил руку, взял кружку и громко, обращаясь то ли к миру, то ли к коту, сказал:

– Почему кот гладок? Поел да и на бок! Сёма слушал и был согласен, правда, не совсем, но по большей части. Он лёг на пороге кухни и, не мигая, начал взирать на свое божество. А оно, ещё раз выругавшись, встало из-за стола и насыпало ему сухой корм. «Ладно, хотя бы так», – успокоился кот и медленно подошёл к чашке, повернувшись головой к хозяину. Тот, посмотрев на него, спросил: