Мои молодые годы

Помню, однажды, собирая ягоду, я почувствовал взгляд. Поднял голову и увидел рысь, сидевшую на крупной ветке в метрах 30 от меня. Это была красивая кошка: кончики хвоста и ушей были черными, а все тело – рыжее.

Мы долго смотрели друг на друга. Страха не было, но было какое-то оцепенение, вызванное то ли ее красотой, то ли плавными, слегка ленивыми движениями. Насколько интересны животные, когда свободны!

Я, не делая резких движений, достал хлеб и аккуратно кинул его в сторону дерева. Рысь спрыгнула на другую ветку, нет, не за хлебом, а из-за моего движения. Я стал собирать ягоду, иногда посматривая в ее сторону. Вдруг мой взгляд не обнаружил дикую кошку. Я стал искать ее, но не нашел, впрочем, хлеба тоже не было.

Потом, когда тетя Лена и дядя Петя уехали в Анамжак, грузди и грибы брали только там. Какие там грузди! Мокрые, толстенькие, с бахромой, которая выглядела как кружева на постели. Так они еще были хрустящими и вкусными! Брать грузди – самое большое удовольствие. Мои сестры Света и Таня с Игорем, мужем Светы, до сих пор ездят в Анамжак – в одно из райских мест на Земле.

Идешь по склону сопки в осиннике или березняке среди зарослей пахучего багульника, ноги утопают в мягкой листве, и ты видишь бугорок, опускаешься на колени, словно перед образом, поднимаешь мокрую листву, а там Белоснежка кудрявая. Рядом еще один, а потом еще, малюсенький, только на свет божий глянул… Дух захватывает! Ты останавливаешься, смотришь вокруг, а рядом возвышается бугорок с листвой – еще одна семейка тебе улыбается.

Груздей солили много в эмалированных бочках и банках. А какие пирожки с груздями получались! Волшебные!

И под водочку закуска замечательная!

Кстати, не могу не отвлечься на водочку. По молодости родители часто собирались с соседями, выпивали прилично и всегда пели. Пели почти все, особенно любила петь мама. Мы, дети, тоже любили. Сестры мои все прилично пели, слух у них хороший, не то что у меня – полное отсутствие, но петь я любил, особенно русские народные песни. Любимая мамина песня «Вот кто-то с горочки спустился, наверное, милый мой идет…». Думаю, что из-за папы. Он и женился, будучи в гимнастерке и служа в Нерчинске, а мама в это время работала кочегаром в воинской части.

Я к водочке возвращаюсь. Со временем родители отстранились от соседей, потому что некоторые стали перебарщивать, да и близость соседская не всегда желанна.

В общем, в нашем доме выпивали, но в пределах разумного. Хотя в поселке пили много и многие. Сколько хороших ребят угробила водка!

Отец, когда мне было 13 лет, налил первую рюмку. Я выпил, пошел на улицу и начал хвастаться. Отец узнал об этом и очень долго говорил мне потом, что водку пить можно, но в меру, что много зла она приносит без меры, а бахвалиться – стыдно. Вот если бы я что-то сделал хорошее… Да и в таком случае бахвалиться не стоит!

Мама, когда я пошел на празднование Нового года с одноклассниками в восьмом классе, купила мне бутылку водки! Они видели проблему, но решили, что лучше купят мне сами, чем я где-то сам и крадучись…

Да, у меня были в жизни перехлесты, но я точно знал, что спиртное только под закуску и чтобы поговорить.

Кстати, застолья я любил и люблю. Главное – с кем. Наши застолья были прекрасными. Дни рождения, праздники, встречи – всегда было весело, сытно и уютно, с песнями и танцами!

XII

Хочу остановиться на теме книг. Не сказать про культ книги – значит забыть обо всем. В семье книга была почти всеобщей любимицей, как нынче кошка или собака. Почему почти? Наша мама почти не читала книг, потому что свободного времени у нее было очень мало, к вечеру она сильно уставала и засыпала даже на хороших фильмах, а с книгой и тем более, поэтому она читала только местную газету «Путь Ленина».

Папа же хорошо знал литературу и много читал. Мы все много читали и были записаны в библиотеку. Хороших книг было мало, купить их было сложно, да и денег на это почти не было.

В 60-е годы в поселке был один книжный магазин: белый, каменный, небольшой, но для меня он был храмом. Там работала тетя Надя Туранова – наша дальняя родственница, маленькая шустрая женщина.

С каким удовольствием заходил я туда! Темно-коричневые шкафы с фолиантами книг, собрания сочинений и всюду богатство мыслей, фантазий и реальности. Сказочный мир книг завораживал, рождал надежду на светлое будущее, рисовал яркими красками жизнь и манил вперед! Может, поэтому наша мама боялась книг? Боялась наших фантазий и устремлений, боялась потерять нас…

Иногда нам удавалось купить хорошую книгу, это был настоящий праздник. Книги прочитывались быстро, не прятались в шкафах – были доступны, стояли в один ряд на полке. Мы читали так много, что мама ворчала на нас. Читали даже ночью под одеялом, чтобы она не видела…

В пятом классе я ходил в районную библиотеку, которая находилась на углу улицы Центральной, напротив армянского магазина, хотя того и не существовало в то время. Я помогал библиотекарям не только выдавать книги, но и вести учет. А библиотекари разрешали мне сидеть в архиве, где были подшивки старых газет. Многие газеты 1935–1939 годов и военных лет были недоступны для чтения. Поэтому, когда я увидел их, они меня поразили: с их помощью передо мной открылся другой мир, противоречивый и непонятный. В них я в основном искал статьи о Гражданской войне, особенно о действиях на территории нашего района.

В пятом классе состоялись два эпохальных события в моей жизни: я написал историю Гражданской войны и послал ее в редакцию в Читу; в этом же году в Чернышевске взорвали здание милиции, а взрывателя так и не нашли. Поговаривали, что взорвали шахтеры из-за несправедливо задержанного товарища. Но то было значение союзного масштаба! Вы слышали что-нибудь подобное?

XIII

Я любил быть дома с книгой. В книгах кипели страсти, были яркие герои Дюма, Джека Лондона, Марка Твена, Арсеньева, Федосеева, Пикуля, которые побеждали несправедливость, одерживали победы, сеяли доброе. Улица же была не очень справедлива: там приходилось бороться самому, часто проигрывать.

Я был слабым мальчишкой. Помню, в пятом классе меня не взяли на какой-то слет из-за того, что я пробежал стометровку хуже всех.

В первый раз я встретился с жестокостью в первом классе. Каждый день мы боролись или дрались, и это было нормой. Но однажды меня поймали интернатовские ребята и пытались заставить закурить. Я не стал, поэтому били они меня жестоко… Но, с другой стороны, в этом был и плюс. Может, именно из-за этого я не курил до 29 лет. Если бы в 29 еще побили, может, и не начал бы…

Попасть в кинотеатр было самой большой удачей в детстве. Здание кинотеатра было одноэтажным, переделанным из конюшни, лощади из которой трудились во время строительства железной дороги до Букачачи. Касса была одна, поэтому билеты брали штурмом. Часто более сильные просто выбрасывали остальных из очереди. Бывало, что и билеты отбирали. Мы с пацанами из нашей ограды брали кассу вместе: выстраивались двумя шеренгами, более сильные шли вперед. Купив билеты, мы выбирались из очереди и передавали их своим. Часто приходилось сидеть на полу, ибо то старшие садились так, что не втиснуться, то места уже были все заняты…

В поселке были две мощные группировки пацанов – сиекаевцы и исаевцы. Серега Исаев, сын прокурора, учился в одной школе со мной, но был на два года старше. Вел он себя нагло: то водой брызгался, то подножку ставил, то обзывал. Видимо, все сходило ему с рук, как иногда и сейчас сынкам прокуроров. В основном с ним не связывались, но вокруг него всегда крутились прихлебатели. Я часто с ним дрался за спортзалом. Началось все из-за моего друга Сереги Емельянова. Исаев толкнул его, а тот упал. Я Исаеву сказал: «Дурак!» Тот вызвал меня надраку один на один. Я понимал, что силы неравны, но не идти было нельзя. В итоге он меня побил. Я шел домой и плакал, нет, не от боли, а от обиды – вроде и прав, но в проигрыше.

В книгах было веселее… Хотя стоит отметить, что Серега Исаев был все же джентльменом и лежачих не бил. Десятки раз приходилось с ним драться, я всегда проигрывал, но мог дать отпор словами. Потом то ли ему надоело со мной возиться, то ли после того, как я лекцию по истории нашего края прочитал в его классе, он перестал трогать меня и моих друзей.

Сиекаевцы (Серега Сиекаев и его братья) – это другое дело, те были отмороженные. Могли и жестоко избить. Как-то на нашей улице мы играли в футбол с их командой. Я стоял на воротах. Счет был 1:0 в нашу пользу. Они очень хотели забить, но я стоял как Яшин. Так они ногами несколько раз мне по голове прилепили. В итоге мы еще им и гол забили, тогда Витька Рахманинов отличился. Правда, все закончилось дракой, нехорошо, что дядя Коля Рахманинов вмешался, разогнал ту братию…

Так судьба сложилась, что Сиекаву я наподдавал уже потом, в Чите. Пришел в гости к средней сестре в пединститут и встретил его там. Я был хоть и младше, но сильно изменился с детства: здоровье мое было в полном порядке, занимался боксом (третье место по области занял). Я был поражен его страхом, поэтому и приложился пару-тройку раз для проформы. Да, многие сильны группой и в своей стороне… А один на один все совсем другие.

XIV

Вообще, главное в драке – не проиграть ее до начала самой драки. Когда бьют, уже не страшно.

Фронтовой поэт Гудзенко наиболее точно сказал об этом в своем гениальном стихотворении «Перед атакой»:

Когда на смерть идут – поют,
А перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
Час ожидания атаки.

Самые верные и страшные строки… Этот поэт погиб в 1942 году…

Я услышал впервые это стихотворение в театре на Таганке в лучшем спектакле о войне, спектакле в стихах, просто в гениальных стихах, которые читали Шаповалов, Золотухин, Высоцкий и Славина.

Этот спектакль, за билетом на который я охотился три дня, так поразил мою душу, что я написал на программках первые строки стихотворения и подарил их артистам.

Те детские драки были шалостью, но они убирали страх, вернее, притупляли, приучали к тому, что ничего страшного нет и не будет. Они приучали нас к борьбе за место под солнцем и наталкивали на мысль, что одному сложно быть воином. Книги же учили обратному: там герои побеждали, справлялись со всеми (или почти со всеми) проблемами. Например, Д’Артаньян громил с друзьями всех и вся. Кстати, а ведь прообраз нашего героя – отец, генерал Дюма, блестящий воин и рубака, конкурент Наполеона. Он был отправлен последним из Сирии во Францию и по странным обстоятельствам попал в тюрьму, где потерял свое здоровье и, вернувшись домой, вскоре умер. А в книге все было по-другому…

Но книги сделали свое дело: от романтизма я не избавился до сих пор, о чем и не жалею, ибо переделывать себя не стоит, иначе потеряешь свою суть…

Кстати, лучшими книгами о героях и приключениях считаю книги наших русских писателей-полярников. Например, «Наследник из Калькутты», автором которой является Роберт Штильмарк. С его сыном Феликсом много лет спустя нас связал Угут (поселок возле Нефтеюганска). Феликс создал там заповедник, а мы очищали те земли от нефти в 2010–2013 годах.

XV

Школа № 64, первая школа, в которой я учился, запомнилась слабо. Самый яркий эпизод в ней – первая любовь к Светке Яблочковой. Она была худенькой маленькой девочкой с большими блестящими глазами. Судьба нас свела за партой. Мы вместе разбирали учебные задания, постоянно болтали. Однажды на уроке математики мы оживленно, может, влюбленно шептались. Наша учительница Вера Павловна сделала сначала одно замечание, затем второе, но разве страсть остановишь! Поэтому она пошла на радикальные меры, решив разлучить нас. Свету, мою радость, посадили к Сереге Ларионову, а ко мне подсела Таня Исаева – толстушка с добрыми глазами. Я разозлился и начал выталкивать Таню из-за парты. Естественно, не она была виновницей этой вакханалии, поэтому не уходила, а я все-таки столкнул ее со стула. Учительница поставила меня в угол недалеко от двери, но я не успокоился и начал строить рожи, смешить класс, поэтому Вера Павловна побежала к директору, к Цвигуну.

Цвигун был маленький и полненький, как Наполеон. В кабинете, сняв солдатский ремень, он отдубасил меня прилично, на некоторых местах даже образовались кровоподтеки. Так я пострадал за первую любовь. А учительница еще и двойку влепила. Сейчас бы ребенок побежал жаловаться родителям, но мы боялись жаловаться, тем более вину я чувствовал. Кстати, Цвигун был очень хорошим рассказчиком истории поселка, и, может, именно его рассказы подтолкнули меня к изучению истории края.

Дома, естественно, я об этом не говорил, хотя сидеть было тяжеловато. Однако все вскрылось на родительском собрании, когда озвучивали оценки по математике. Тогда среди пятерок вдруг прогремела двойка. Мама рассказывала об этом отцу в зале, и я услышал, как они засмеялись. У меня отлегло от души, но со мной все же провели воспитательную беседу. Моя любовь Светка в том же году уехала в Сумы с отцом, а с Таней Исаевой мы еще долго сидели вместе.

Я ходил в школу с ранцем за спиной, часто в компании соседей Ларионова и Сидякина. Мы вместе дрались с другими ребятами.

В 1963 году в западной части поселка стали строить высотки, пятиэтажные дома, и там же построили новую большую школу номер № 78, куда нас и перевели учиться. Расстояние от дома до школы было приличное, более двух километров, но партия сказала, и мы пошли… Ходили пешком. Зимой, в сорокаградусные морозы, школы не закрывались. Иначе когда бы мы учились, коли три месяца температура ниже сорока?

В этой школе я проучился около года. Особенно хорошо мне запомнилась забастовка, которую я устроил в классе. Нам показалось, что учитель несправедливо поставил оценку, а я в отместку уговорил всех молчать. Все и молчали, но, когда по одному нас стали вызывать в кабинет директора, все учителя узнали, что зачинщиком был я. Директор вызвал меня в кабинет, кричал, а я начал возражать, из-за чего он разозлился, схватил указку и начал ею меня потчевать.

Он был большой детина в ярости приличной, поэтому я схватил пепельницу и замахнулся… Это его остановило. Потом, уже будучи взрослым, я прочитал Монтеня, который писал, что есть люди, которых можно остановить добром, а есть такие, которых только злом или отпором. И приводит в пример случай, когда А. Македонский бросился с мечом на своего солдата. Тот сначала убегал, но в итоге взял меч и стал сражаться с Македонским. Это и остановило полководца.