Творчество Д. Д. Шостаковича и русская музыкальная культура середины XX века. IV том учебного курса «Отечественная музыкальная литература XX – первой половины XXI века»

С. Надлер отмечает: «Автографическая аккордика Шостаковича – это особое применение линейных тонов. Экспрессия, которая вкладывается в этот приём, порождает качественно иное звучание неаккордовых звуков, заставляет их существовать не просто в „ином звучании“ по сравнению с остальными звуками аккорда, а в „ином времени“. Это аккордика „невербальнословесных“ микрофункций, которые выражают отношение к местной тонике и одновременно аффектируют момент истины, момент прозрения» [10]. Многие музыковеды говорят об особом типе восприятия и подачи «времени», свойственном музыке Шостаковича.

Можно сделать вывод о том, что автографическая аккордика Шостаковича исходит из поливременной линеарной природы. Как справедливо отмечает Е. Соколова, «Даже трезвучия нередко трактуются у композитора как двузвучия, но с прибавленными тонами» [18, с. 17]. Неаккордовый звук, составляющий необходимую часть такой аккордики, трактован в двойственном временном положении.

Впервые авторская аккордика Шостаковича появляется в ранний период творчества. Она фиксируется уже в опере «Нос» в первой картине (№2, цифра 23, т. 2 – фигура струнных, очерчивающих регистровую перспективу). Смещение тонального микроцентра в этом фрагменте (со звука «а» на «es») создаёт «интонирование на расстоянии», а появление всей фигуры в начале новой фразы оттеняет значимость гармонического события. Появление авторской аккордики обусловлено здесь тем, что в этом эпизоде выявляется сложная перспектива сюжета с отдельной семантической характеристикой каждой линии. «Трагифарсовые» драматургические моменты оперы «Нос» представлены авторской аккордикой: №9 («В газетной экспедиции», цифра 191, т. 2), №11 («Квартира Ковалёва», цифра 273, т. 2; цифра 276, тт. 1 – 4). Доказательством значимости этой аккордики является её концентрация «вокруг» ключевого полифонического номера оперы: Антракта между 5-й и 6-й картинами. Противопоставление аккордики другого типа полифоническому «проникновению» в тайную суть событий очень характерно для индивидуальной полифонической поэтики Шостаковича и входит в общую систему его полифонического «слышания» мира.

В начале 30-х годов XX века, в опере «Леди Макбет Мценского уезда», роль авторской аккордики существенно повышается, что связано с желанием композитора быть воспринятым в открыто трагическом ключе, в противоположность раннему периоду, когда изначальный трагизм видения мира был завуалирован. Границей перемены угла зрения на события – с фарсовости на трагизм – становится цикл «Шесть романсов на стихи японских поэтов», вполне «автографический» по звучанию. В этом цикле начинают акцентироваться и другие черты стиля Шостаковича, в ранний период существовавшие в скрытом виде, а в средний период получившие доминирующее значение. Прежде всего, это активная «монологизация» музыкальной мысли и акцент на свободное метрическое развитие мысли. Эти свойства связаны с общим изменением настроя композитора. В это время заостряются не просто речевые качества музыкального повествования, а возрастает значение трагической речи как способа обращения к слушателю.

В средний период авторская аккордика станет главным «автографом» вертикали Шостаковича. В качестве примера можно привести цепь кадансирующих аккордов коды финала «пограничной» между ранним и средним периодами творчества Четвёртой симфонии (цифры 243 – 245). Усиление удельного веса такого рода аккордики связано с общей экстравертизацией стиля в музыке Шостаковича 30-х – 50-х годов (вершиной этого периода исследователи считают создание Восьмой симфонии).

За счёт такой аккордики мгновенно узнаётся авторский акцент многих произведений. Исключения составляет, в частности, неоконченная опера «Игроки», где эти аккорды не соответствуют общей драматургической линии и возникают в полной независимости от общего повествования. Та роль, которую ко времени создания оперы принимает на себя Шостакович («трагический поэт современности», по слову И. Соллертинского), «не позволила» воплотить фарсовый сюжет. Не случайно опера, сочинённая на треть и обладающая неоспоримыми драматургическими достоинствами и увлекательной музыкальной интригой, осталась незавершённой. Также есть сочинения 50-х годов с относительно меньшей ролью авторской автографической аккордики. Например, первая часть Симфонии №11 (перед цифра 1). Аккордика в этом фрагменте, по мнению исследователей, лишена особой энергетики, свойственной музыке Шостаковича и обычно связанной с обострённым звучанием. И всё же в этой части (в цифре 17) обретается авторское качество музыкального выражения с катарсическим смыслом («авторский» аккорд в цифре 18).

В ещё большей степени «ослабление» автографической аккордики свойственно Симфонии №12. Особая автографичность звучания свойственна вертикали музыке Шостаковича в течение последних 15-ти лет. Существенное изменение позднего стиля касается именно авторизованной аккордики. Во все предыдущие периоды она активно использовалась. Появляясь достаточно часто, гармонические «автографы», будучи различны по функциям и акустическим звучностям, имели то общее, что безошибочно выделялось слухом как характерный авторский акцент: активность и инициальность аккорда в точке времени. Это проявлялось в фактуре таким образом, что авторский аккорд действовал в «незанятом» контрапунктическом пространстве. Он словно пронизывал всю ткань, становился вертикальным срезом фактуры. В поздний период такой аккорд становится нечастым явлением. При появлении он становится пассивным, поскольку место в пространственно-временном континууме использовано с позиции иного драматургического смысла.

Таким образом, авторская аккордика Шостаковича – один из самых существенных признаков стиля. Проявившись в ранних сочинениях, она претерпевает изменения, аналогичные другим средствам выразительности. Несмотря на стилевые преобразования, это качество стиля на протяжении всего творчества выполняет свою главную роль, индивидуализируя музыкальную речь Шостаковича.

6. Некоторые черты сонатной формы

Шостакович – автор ряда сонатных циклов, симфонических и камерных (симфонии, концерты, сонаты, квартеты, квинтет, трио). Эта форма приобрела для него особо важное значение. Она в наибольшей степени соответствовала сущности творчества, давала широкие возможности показать «диалектику жизни». Симфонист по призванию, Шостакович прибегал к сонатному циклу для воплощения своих главных творческих концепций.

Сонатность для Шостаковича менее всего являлась схемой, связывающей композитора академическими «правилами». Он по-своему трактовал структуру сонатного цикла и его составных частей.

Многие исследователи отмечают особую роль медленных темпов в первых частях сонатных циклов. Неспешное развертывание музыкального материала следует наряду с постепенной концентрацией внутренней динамики, приводящей к эмоциональным «взрывам» в последующих разделах. Так, вследствие использования медленного темпа «зона» конфликта в первой части Пятой симфонии переносится на разработку. Интересный пример – Одиннадцатая симфония, в которой нет ни одной части, написанной в сонатной форме, но логика её развития присутствует в самой схеме четырёхчастного цикла (первая часть – Adagio —выполняет роль пролога).

Следует отметить особую роль вступительных разделов. Вступления есть в Первой, Четвертой, Пятой, Шестой, Восьмой, Десятой симфониях. В Двенадцатой симфонии тема вступления является также темой главной партии. Контраст между темами экспозиции у Шостаковича часто еще не раскрывает основной конфликт. Важнейший диалектический элемент предельно обнажен в разработке, эмоционально противостоящей экспозиции. Часто темп ускоряется, музыкальный язык приобретает большую интонационно ладовую остроту. Развитие становится очень динамичным, драматически напряженным.

Иногда Шостакович использует необычные типы разработок. Так, в первой части Шестой симфонии разработка представляет собой протяженные соло, как бы импровизации духовых инструментов. В первой части Седьмой симфонии разработка образует самостоятельный вариационный цикл (эпизод нашествия).

Композитор обычно динамизирует репризные разделы, представляя образы на более высоком эмоциональном уровне. Часто начало репризы совпадает с зоной генеральной кульминации.

Скерцо у Шостаковича представляет разнообразную трактовку жанра – традиционную (жизнерадостную, юмористическую, иногда с оттенком иронии). Другой тип более специфичен: жанр трактуется композитором не в прямом, а в условном его значении; веселье и юмор уступают место гротеску, сатире, мрачной фантастике. Художественная новизна заключена не в форме, не в композиционной структуре; новыми являются содержание, образность, приемы «подачи» материала. Яркий пример скерцо такого рода – третья часть Восьмой симфонии; скерцозность такого рода «проникает» и в первые части циклов Четвертой, Пятой, Седьмой, Восьмой симфоний.

Трагедийность и скерцозность – но не зловещую, а, напротив, жизнеутверждающую – Шостакович смело сочетает в Тринадцатой симфонии.

Соединение столь различных и даже противоположных художественных элементов – одно из существенных проявлений новаторства Шостаковича.

Медленные части, расположенные внутри сонатных циклов, созданных Шостаковичем, представляют разнообразные образы. Если скерцо часто отображают негативную сторону жизни, то в медленных частях раскрываются позитивные образы добра, красоты, природы, величия человеческого духа. Это определяет этическое значение музыкальных раздумий композитора – иногда печальных и суровых, иногда просветленных.

Проблему финальных частей Шостакович решал по-разному. Некоторые его финалы обнаруживают неожиданную трактовку (в частности, в Тринадцатой симфонии первая и предпоследняя части – трагедийные, а в финале звучит смех, причём этот эпизод очень органичен в общей логике цикла).

Следует отметить несколько основных типов симфонических и камерных финалов Шостаковича. Прежде всего – финалы героического плана, замыкающие некоторые циклы, в которых раскрывается героико-трагедийная тематика. Такой тип финальной части наметился уже в Первой симфонии. Наиболее типичные его образцы – в Пятой, Седьмой, Одиннадцатой симфониях. Финал Трио всецело относится к области трагического. Такова же и лаконичная финальная часть в Четырнадцатой симфонии.

Есть у Шостаковича жизнерадостные праздничные финалы, далекие от героики. В них отсутствуют образы борьбы, преодоления препятствий; господствует безграничное веселье. Таково последнее Allegro Первого квартета, финал Шестой симфонии; к той же категории следует отнести финалы некоторых концертов, хотя они решены по-разному. В финале Первого фортепианного концерта преобладают гротеск, буффонада; Бурлеска из Первого скрипичного концерта представляет картину народного празднества.

Особо следует отметить лирические финалы. Так, в финале Квинтета ор. 57, Шестого квартета лирические пасторальные образы причудливо сочетаются с бытовыми танцевальными элементами. Необычные типы финалов основаны на воплощении противоположных эмоциональных сфер, когда композитор намеренно сочетает «несочетаемое». Таковы финалы Пятого и Седьмого квартетов; финал Пятнадцатой симфонии «запечатлел» полярность бытия.

Излюбленный приём Шостаковича – возвращение в финалах к известным темам из предыдущих частей. Такие эпизоды часто представляют собой кульминационные зоны. В числе подобных сочинений – финалы Первой, Восьмой, Десятой, Одиннадцатой симфоний.

Во многих случаях форма финалов – сонатная или рондо-соната. Как и в первых частях циклов, он свободно трактует эту структуру (наиболее свободно – в финалах Четвертой и Седьмой симфоний).

Шостакович по-разному строит свои сонатные циклы, меняет количество частей, порядок их чередования. Он объединяет смежные, исполняющиеся без перерыва части, создавая цикл внутри цикла. Тяготение к единству целого побудило Шостаковича в Одиннадцатой и Двенадцатой симфониях вообще отказаться от цезур между частями. В Четырнадцатой симфонии композитор отступает от общих закономерностей формы сонатно-симфонического цикла, заменяя их другими конструктивными принципами.

Единство целого выражается у Шостаковича также в сложной, разветвленной системе лейтмотивно-интонационных связей.

7. Некоторые принципы оркестровки

Важно отметить мастерство Шостаковича в области тембровой драматургии. Шостакович тяготел не к тембровой «живописи», а к выявлению эмоционально-психологической сущности тембров, которые он связывал с человеческими чувствами и переживаниями. В этом отношении оркестровый стиль Шостаковича имеет черты сходства с методами оркестрового письма Чайковского, Малера, Бартока.

Оркестр Шостаковича —прежде всего оркестр трагедийный, в котором экспрессия тембров достигает величайшего накала. Симфоническая и оперная музыка дает много примеров тембрового воплощения драматических конфликтов с помощью медных духовых и струнных. Есть такие примеры и в творчестве Шостаковича. Он часто связывал «коллективный» тембр медной духовой группы с образами зла, агрессии, натиска вражеских сил. Такова главная тема первой части Четвертой симфонии, порученная медным духовым – двум трубам и двум тромбонам в октаву. Их дублируют скрипки, но тембр скрипок поглощается могучим звучанием меди. Особенно четко выявлена драматургическая функция медных (а также ударных) в разработке. Динамичная фуга подводит к кульминации: тема звучит у восьми валторн в унисон, потом вступают четыре трубы и три тромбона. Весь эпизод следует на фоне батального ритма, порученного четырем ударным инструментам.

Тот же драматургический принцип использования медной духовой группы раскрывается в разработке первой части Пятой симфонии. Медные и здесь отражают негативную линию музыкальной драматургии. Ранее, в экспозиции, преобладал тембр струнных. В начале разработки переосмысленная главная тема, ставшая теперь воплощением зла, поручена валторнам, далее тема переходит к трубам в низком регистре. В кульминации три трубы исполняют ту же тему, трансформированную в марш. Приведенные примеры показывают, в частности, драматургическую роль различных тембров и регистров: один и тот же инструмент может иметь разное, даже противоположное драматургическое значение.

Медная духовая группа иногда выполняет иную функцию, становясь носителем позитивного начала. Подобный пример – две последние части Пятой симфонии. После Largo первые такты финала, знаменующие изменение в симфоническом действии, отмечены вступлением медных духовых, которые воплощают в финале сквозное действие, утверждая волевые оптимистические образы.

Как и другие крупнейшие симфонисты, Шостакович обращался к струнным, когда музыка должна была передать сильные чувства. Но бывает и так, что струнные инструменты выполняют у него противоположную драматургическую функцию, воплощая, подобно медным духовым, негативные образы. Звучание становится холодным, жестким. Примеры такой звучности есть и в Четвертой, и в Восьмой, и в Четырнадцатой симфониях. Так ярко проявляется приём «очуждения»: несоответствие образа или ситуации и его музыкального «оформления».

Очень ответственна у Шостаковича роль ударных инструментов. Они являются источником драматизма, вносят в музыку чрезвычайную внутреннюю напряженность. Тонко чувствуя выразительные возможности отдельных инструментов этой группы, Шостакович поручал им важнейшие соло. Так, уже в Первой симфонии он сделал соло литавр генеральной кульминацией всего цикла. Эпизод нашествия из Седьмой симфонии связан с ритмом малого барабана. В Тринадцатой симфонии звучание колокола стало лейттембром. Также есть групповые и сольные эпизоды ударных в Одиннадцатой и Двенадцатой симфониях.

8. Творчество Д. Шостаковича в контексте современного музыкального искусства

В стилистически многомерном искусстве Шостаковича представлена музыкальная «летопись», характеризующаяся глубоким музыкально-философским исследованием внешнего и внутреннего миров – в исторических, социальных и психологических ракурсах. Постоянное идеологическое давление, вызывавшее протест и возмущение художника, находили выход, как известно, во многих острейших музыкальных пародиях, впоследствии обвиняемых в «формализме», «сумбуре» и т. д. Нигилистическое отношение Шостаковича к тоталитарной системе, во многом определившее содержание музыки, особый образный строй выражения, обусловили работу автора главным образом в области симфонического и камерно-инструментального жанров. Важно, что при всей критической настроенности и концентрации трагического в музыке, Шостакович был неразрывно связан с традициями «серебряного века» – прежде всего, романтической верой в преобразующую силу искусства. Наследуя гротесковость, идею музыкального «двойничества», психологизм романтической эпохи, он никогда не преступил грань художественного.

Одной из исторических заслуг Шостаковича-Гражданина является то, что он, силком затянутый в партию, стал в конце концов сильнейшей фигурой, сумевшей «вывести с линии огня» целое следующее поколение композиторов.

Обращение Шостаковича к цитатному материалу (в том числе к барочному и классическому) имеет не только художественный, но особый и этический смысл. Творец, пребывая в духовном «изгнании», обращался к музыкальной традиции. Именно эту созидательную задачу музыкальной «рефлексии» впоследствии продолжили композиторы-неоромантики во второй половине XX века, восполнив этим глубокие изъяны в духовной и личностной сферах.

Современный музыковед Л. Птушко пишет: «…Прецедент намеренно двойственной подачи содержания музыкального произведения также принадлежит Шостаковичу. Широко используя семантическую бинарность музыкальных структур, смысловую трансформацию „тем-оборотней“, композитор представил идею „двойничества“ – негласный принцип советской жизни, главную „болезнь“ общества – нравственную амбивалентность сталинского „театра“ смерти, в котором подобная подмена ролей происходила с дьявольской виртуозностью» [13, с. 60]. И этот протест композитора дилетантизму в искусстве, деградации культуры и подлинной «смерти автора» явился, как известно, важнейшей темой музыки Шостаковича.

Образная эстетическая категория смерти, ставшая особым символом постмодерна и соединившая начало и конец века, в творчестве Шостаковича заняла одно из центральных мест. Этой теме посвящены симфонии №8, №11, №13, №14; «Казнь Степана Разина» и многие другие сочинения. В них автор словно предсказал грядущие трагедии обществу, поправшему свою духовность и позволившему дойти до массовой личностной девальвации. Отстаивая гуманистические позиции искусства, композитор до конца жизни утверждал его созидательную силу, направляя музыкально-философское мышление в область экзистенциализма (направление в современной философии и литературе, изучающее человеческое существование и утверждающее интуицию в качестве основного метода постижения действительности).

Творческий путь композитора, по мнению ряда исследователей, направлен от объективного к субъективному и усилению интровертного начала, в конце жизни художник осознаёт творчество как смысл бытия. В качестве подтверждения может служить обращение композитора в поздних вокальных циклах к вечным темам в поэзии М. Цветаевой, А. Блока, Микеланджело. О многом свидетельствует также символика музыкальных элегий «золотого» пушкинского-глинкинского века, возникших в «тихих» смысловых кульминациях Четырнадцатой и Пятнадцатой симфоний. Эти фрагменты раскрывают глубину экзистенциального бытия композитора, которая возносит его музыкальные размышления над хаосом настоящего в мир прекрасного.

Композитор проповедовал глубину истинности в искусстве, соединяющую эпохи, времена и пространства. Духовной зоркостью, правдой, намеренным юродством, непокорностью насилию отмечены жизнь и творчество многих великих художников XX века – А. Ахматовой, М. Зощенко и др. Сублимируя специфику русской культуры, её религиозно-нравственную суть, проповедуя истину и высшую справедливость через наивную простоту и аскетичность высказывания, на стыке трагического и комического раскрывается настоящее искусство.

В настоящей работе представлены некоторые аспекты творческого стиля великого русского композитора XX века Д. Д. Шостаковича – обозначены его идеологическая и мировоззренческая позиции; особенности ладогармонического, полифонического мышления, принципы оркестровки, особенности сонатной формы, роль традиций. Также даны эстетические обоснования применения автобиографической аккордики композитора. Работа включает также полный список сочинений автора.

Вопросы по теме: «Творчество Д. Д. Шостаковича. Некоторые этапы творческого стиля»

1. Отметить основные принципы метроритмической организации музыки Д. Д. Шостаковича.

Исследователи полагают, что ведущей тенденцией в музыке композитора является не периодичность и экономия ритмических фигур, а их непрерывное варьирование, изменение, создающее богатое разнообразие ритмических форм. У Шостаковича представлены многочисленные примеры, где ритм выступает носителем развития, а развертывание темы во времени следует параллельно с изменением её ритма. Ритм у Шостаковича – подвижный, изменяемый элемент музыки, неотделимый от музыкальной драматургии целого. Эту характерную черту ритмики Шостаковича можно считать одной из важных черт стиля композитора.

Часто выразительность темы следует из напряженного глубокого философского размышления. Процесс развития отличается непрерывным изменением ритмическим мотивов. Этот принцип имеет ряд схожих черт с выразительностью человеческой речи, причём прозы, не организованной с помощью стихотворной рифмы и регулярных строфических ударений.

В условиях музыкального тематизма, близкого каким-либо бытовым танцевальным жанрам (исключение составляет «чистый» танцевальный жанр, как, например, балетная сюита), Шостакович часто создает большое ритмическое разнообразие вследствие постоянного обновления ритмических фигур. Например, в главной теме Скерцо Пятой симфонии на протяжении 16-ти тактов образуются 9 разных тактовых ритмических мотивов.

Разнообразие ритмических рисунков способно привести к ослаблению или даже исчезновению периодических ударений на сильных долях. Разнообразный ритм у Шостаковича обычно связан с тем, что мелодия, не обладая энергией регулярных акцентов (которой наделены, например, чёткие, «волевые» мелодии Бетховена), приобретает изменчивый характер.

Ритмика многоголосной музыкальной ткани в произведениях Шостаковича подчинена принципу, противостоящему ритмической свободе. Как известно, в условиях активности всех голосов обычно возникает непрерывное движение, отличающееся очень большой размеренностью. Эта непрерывность и, одновременно, размеренность движения, соответствующая равномерному отсчету времени по долям такта, достигается с помощью так называемой дополняющей (комплементарной) ритмики. У Шостаковича это старинное средство, существующее уже несколько веков, играет очень важную роль.