– Только потому, что ты ее боишься. – Я поднимаю руку, подношу к его лицу, и он делает судорожный вдох: спокойствие, что я обрел с годами, передается и ему. – Придет день, и ты перестанешь бояться.
– Девушка… Лайя… – Кхури с отвращением выплевывает это имя. – Она и ее спутники вошли в Лес. Мы отправились в погоню, но… но ей удалось бежать, Мехерья.
С нижней террасы доносится радостное восклицание женщины: сын приносит ей какое-то маленькое сокровище, найденное в саду.
Когда Кхури видит людей и слышит детский лепет, пламя ее становится багровым, она непроизвольно сжимает руки в кулаки.
– Мехерья, может быть, ты, наконец, скажешь, почему эта девчонка должна жить? Почему бы нам просто не прикончить ее?
Я чувствую прикосновение чужой магии, внезапное желание правдиво ответить на ее вопрос.
– Кхури, – упрекаю я ее. – В этом не было необходимости.
Кхури способна силой мысли подчинять своей воле других. Я обучал ее сам, давным-давно.
Из горла ее рвется высокий, пронзительный крик – неслышимый для человека. Стая скворцов срывается с деревьев у меня за спиной. Люди в беседке наблюдают за скворцами, удивленно восклицают, слушая испуганное чириканье птиц. Талис съеживается и пятится от меня. Позволив умереть Каину, этому жалкому созданию, он тоже понес наказание. При помощи магии я заставляю его стоять неподвижно, не позволяю ему отвести взгляд.
Кхури падает, корчится на земле и в ужасе смотрит на свои руки: ее запястья скованы тонкими цепями цвета запекшейся крови.
– Большую часть я уничтожил, – говорю я, имея в виду цепи. – Я никогда не хотел ими пользоваться, но командиры стражи настояли.
– П-прости меня… прошу…
Когда огонь Кхури гаснет, и от него остается лишь пепел, я убираю цепи, прячу в мешок и протягиваю его ей. Дрожа всем телом, она отшатывается.
– Возьми это, – приказываю я. – Талис отправляется со мной на юг, а для тебя у меня есть другое задание.
Я объясняю ей суть дела и пламя ее разгорается снова – Кхури рвется в бой. Я наблюдаю за ней, и меня охватывает печаль. Мне грустно оттого, что я вынужден причинять ей боль. Оттого, что я не могу сказать правду ни ей, ни Талису. Я знаю, что эта правда будет невыносима для них.
Оставшись один, я снова подхожу к краю террасы и смотрю на людей. Отец разворачивает кусок ткани и начинает раздавать детям еду.
Я улыбаюсь, вспоминая два крошечных огонька из далекого прошлого, вспоминаю, как моя королева смеялась надо мной, глядя на нас: «Ты их балуешь, Мехерья. От такого количества сладостей их пламя потускнеет».
В конце концов, не я, а люди погасили их пламя, сокрушили его солью, сталью и летним дождем.
Я поворачиваюсь спиной к семье Мореходов и взлетаю, пользуясь восходящим потоком воздуха. Отец вскрикивает: его жена хватается за горло, ей нечем дышать. Еще мгновение, и дети тоже начинают задыхаться, и крики мужчины сменяются воплем ужаса.
Сейчас придут стражники. Они попытаются вернуть к жизни женщину и детей. Но я знаю, что это не поможет. Они ушли. Навсегда.
15: Ловец Душ
После того как Лайя и ее спутники покидают Лес, мои дни протекают в тишине. И эта ничем не прерываемая тишина настораживает меня. Смерть бродит по стране. В Дельфиниуме заканчивается продовольствие. Рэйфы истребляют Книжников, которые бегут из Маринна. Ифриты совершают набеги на Кочевников, чтобы истощить их силы перед вторжением Керис Витурии.
Сейчас в Сумеречном Лесу должно быть столько призраков, что у меня даже не осталось бы времени на сон.
Но Земли Ожидания, как это ни странно, почти пусты – пара-тройка призраков не в счет. В мертвой тишине лишь поскрипывают голые ветви, да раздается топот крошечных лапок. Бродя по безмолвному Лесу и высматривая заблудившихся призраков, я замечаю больное дерево.
Сначала меня сокрушает запах – такая вонь обычно исходит от останков животного или сгнивших фруктов. Но источником запаха оказывается вечнозеленое дерево на берегу Сумеречной реки – его ствол такой ширины, понадобится человек двадцать, чтобы его обхватить, и то с трудом.
На первый взгляд дерево-исполин кажется вполне здоровым. Но, подойдя ближе, я обнаруживаю, что густая зелень кроны окрасилась в глубине в болезненный оранжевый цвет. Земля у основания дерева стала рыхлой, обнажились корни.
Когда я опускаюсь на колени и касаюсь земли, меня пронзает острая боль. Она жжет, разъедает меня изнутри, она соткана из всех горьких сожалений, которые я когда-либо испытал, из всех совершенных мною ошибок. И в эту боль вплетается голод из моих недавних кошмаров. Незнакомое чувство ослепляет меня, и я буквально отлетаю назад. Когда мне удается сесть, это чувство исчезает, но я по-прежнему дрожу всем телом от пережитого потрясения.
– Что это, черт побери, такое? – хрипло бормочу я, хотя знаю, услышать меня некому.
Я осторожно подползаю обратно к дереву, снова касаюсь изрытой земли, но ничего не происходит. Почва у корней кажется мне такой же безжизненной, как соляные пустоши, протянувшиеся к западу от Серры. Здесь и там я вижу крохотные трупики: жуков, валяющихся кверху лапками, пауков, превратившихся в сухие серые комочки. Рядом лежит едва оперившийся птенец сойки – ему свернули шею.
Я даже не зову Маута. Он не говорил со мной с того дня, когда Каин вернул мне воспоминания.
Что если эти проклятые воспоминания причина всему? И они поедают Лес точно так же, как поедают меня? Нет, с момента смерти Каина прошло уже несколько дней, а дерево умерло совсем недавно.
– Мальчик.
От неожиданности я вздрагиваю, но это всего лишь Истаявшая.
– Среди деревьев бродит девушка, – сообщает она, наклонив голову набок, словно удивляется: почему это я сижу на земле? – Смертная девушка. У западной границы. Как ты думаешь, она не знает, где моя любимая малышка?
– Девушка? – Я поднимаюсь на ноги. – Какая девушка?
– С темными волосами и золотыми глазами. Она страдает от разбитого сердца и несет в себе бремя древней души. Она была здесь прежде.
Лайя! Я представляю себе карту Земель Ожидания и быстро нахожу в западной части Леса светлую пульсирующую точку. Должно быть, она только что пересекла границу.
– Каринна, – прошу я, – мне не хочется снова потерять ее след. – Ты не подождешь меня здесь? Я скоро вернусь… Мне нужно с тобой поговорить.
Но Каринна отступает за деревья, что-то бормоча себе под нос. Наверное, опять отправляется искать свою «любимую малышку».
Я двигаюсь навстречу заходящему солнцу. Возможно, именно присутствие здесь смертной девушки привело к тому, что дерево погибло. Если она причиняет Лесу вред, необходимо убедить ее уйти отсюда.
Я нахожу Лайю, когда небо уже сияет от множества звезд и верхушки деревьев танцуют на ветру. Она развела костер. Я не вижу, чтобы призраки наблюдали за ней, мертвых деревьев или животных тоже не замечаю. Со стороны все выглядит так, будто самая обычная девушка путешествует по самому обычному лесу.
И меня поглощает очередное воспоминание. Мы под проливным дождем в пустыне неподалеку от Серры. Я лежу на земле, а она склонилась надо мной. Меня отравили, я метался в бреду. Но Лайя помогла мне выжить, ее несгибаемая воля удержала меня в этом мире. «Останься со мной». Она обхватила руками мое лицо. Они были нежными, прохладными, сильными.
«Тебе нельзя здесь находиться». Слова уже готовы сорваться с моих губ, но я молчу. Вместо этого я наблюдаю за ней. Быть может, если я буду смотреть на нее достаточно долго, мне удастся увидеть ту «древнюю душу», о которой говорила Истаявшая.
А может, она просто очень красива, и любоваться ею – все равно что наслаждаться солнечным светом, который ворвался в комнату, где так долго царила тьма.
«Прекрати это, Ловец Душ». Я отгоняю неуместные мысли и приближаюсь, громко ступая, чтобы ее не напугать. И хотя Лайя определенно услышала мои шаги, она не поднимает головы. Ее длинные волосы заплетены в косу и прикрыты черным платком, а сама она не сводит взгляда с котелка, в котором закипает вода.
– Наконец-то. Я уж думала, не дождусь тебя, – слышу я.
Лайя снимает котелок с огня, добавляет в кипяток холодной речной воды. Потом расстегивает пряжку, скрепляющую плащ у горла, и начинает стаскивать рубашку.
Я смотрю на нее с глупым видом, и до меня не сразу доходит, что она собирается помыться. Я отворачиваюсь. Мое лицо пылает.
– Лайя из Серры, – говорю я. – Ты перешла границу Зе…
– Клянусь небесами, Элиас, если ты сейчас же не замолчишь, я на тебя брошусь. И уверяю, тебе это не понравится.