Рассказы

Мартовская оттепель

Случается такое в наших московских условиях: после крепких февральских морозов вдруг повеет близкой весной. Дни тёплые, солнечные, и на душе тоже становится светло и радостно.

Я врач-психиатр. Наделён логическим мышлением. Никогда не решаю ничего, пока не нахожу доводов, непогрешимость которых подтверждало бы моё природное чутьё. По характеру я спокойный, уравновешенный – из тех, кого, как мне кажется, невозможно вывести из себя. В городской поликлинике, где я сейчас работаю, с персоналом и пациентами у меня сложились добрые отношения. Появилась и частная практика.

Моя жизнь была проста и однообразна. С утра до позднего вечера – череда пациентов с их душевными проблемами. А вечером, уставший, вернувшись домой, едва успев принять бокал красного сухого вина, не замечал, как наступало утро. А мне бы хотелось заводить новых друзей, искать новые знакомства и создавать себе и другим праздничную жизнь.

С некоторых пор я стал бояться одиночества. Оно переполняло меня страшной тоской, – по вечерам мне казалось, что я один на свете, чудовищно одинок, но окружён какими-то неопределёнными опасностями.

Само безмолвие стен пугало меня. Эта тишина комнаты, в которой я жил один, так глубока и печальна. Это не просто безмолвие, окружающее тело, – это безмолвие, окружающее душу, и при каждом потрескивании мебели я вздрагивал до глубины сердца, потому что в этом мрачном жилище не ждал никакого звука.

Сколько раз, напуганный, я начинал кричать, произносить слова, без связи, без смысла, только для того, чтобы произвести шум. Но тогда мой же голос казался мне таким странным, что я страшился и его. Говорить одному в пустом доме! Что может быть ужаснее?

Я понял, что мне нужен отдых, и уже через неделю оказался в Ялте, где светило солнце, синело море и цвела акация.

Жители больших мегаполисов понять не могут, что такое жизнь в маленьком городе на берегу моря. Они ни разу не слышали, как рыбак возвращается домой, рассказывая всем в мельчайших деталях о своём улове. Для них это что-то таинственное, странное.

Здесь можно ночью видеть то, чего в действительности нет. Слышны шумы, которых не понимаешь, здесь тебя от неизвестности охватывает дрожь; так бывает, когда ночью гуляешь по берегу моря, и, как мне кажется, только в таких городах можно найти свою любовь.

Окна углового номера в моей гостиницы с одной стороны были обращены к морю, я любовался большим треугольником голубой воды, белые паруса кораблей плыли вдаль, и я молча смотрел за ними, пока они не исчезнут на горизонте. Дорога к морю шла по ущельям, затем выходила на

обширную береговую полосу, покрытую камнями. С другой стороны окна гостиной выходили на узкую улицу. Улица была шумная, многолюдная.

Утром, может, часов в одиннадцать, сам точно не помню, я сидел у окна в номере, допивал остывший кофе, окно было распахнуто, в моей голове не было ни единой мысли.

Вдруг увидел в доме напротив девушку – в розовом платье, очень милую. Я стал незаметно наблюдать за ней.

Вы даже представить не можете, до чего это было увлекательно. Иногда она уходила куда-то, будто нарочно, заставляя меня скучать по ней, потом возвращалась. Я стал восхищаться этой девушкой. Блондинка, глаза, напоминающие миндаль, полуоткрытый рот. Я просто представить себе не мог, как сила женской красоты может так воздействовать на человека на протяжении минуты.

Наконец, закрыв окно, она переоделась, взяла спортивную сумку и ушла.

Я быстро спустился за ней. Девушка шла по берегу вдоль небольшой бухты, где выстроены купальни.

Мы дошли до места, где не было никого: будто мир был неподвижен, казалось, он оцепенел под солнцем. Она разделась, но не вошла в море. В жизни я не видел удивительнее зрелища и красивей женщины. Она была яркая, высокая, идеального телосложения.

Девушка не замечала меня, а я, спрятавшись за выступом, любовался ей. Понежившись на утреннем солнце, она не торопясь ушла.

«Как бы с ней познакомиться?» – было первой моей мыслью, как только я проснулся поутру. Перед завтраком в поисках её я отправился в ту купальню, где мы вчера были. После я прошёлся несколько раз по узкой улице под её балконом – и издали заглядывал в окна…

«Однако надо же познакомиться, – думал я, беспорядочно расхаживая по улицам, – но как?». Я припоминал малейшие подробности милого видения, хоть и не был уверен до конца, что она меня заметила.

На следующий день я не отходил от окна. Моя незнакомка вышла на балкон и, увидев меня, улыбнулась. Я ответил ей тем же. Она вышла на улицу и я за ней. Я был полон решимости познакомиться с ней.

– Послушайте, – сказал я, – со мной уже несколько дней происходит странная вещь. Я вас раньше не видел, но я вас знал. Я впервые в этом городе, но мой внутренний голос говорит, что я жил здесь и мы с вами были вместе.

– Да? – девушка удивлённо посмотрела на меня. – Но вы же не были со мной? И я вас не помню…

– Это уже не важно! – я осторожно взял её руку. – Расскажите мне о себе, хочу познакомиться с вами.

– Когда вы приехали сюда?

– Я тут уже третий день…

Я торопливо рассказал, кто я, что я и откуда. Моя незнакомка благосклонно выслушала меня, потом тихо и дружелюбно сказала:

– А я Марта.

– Какое прекрасное весеннее имя, – радостно воскликнул я, втайне удивившись тому, как всё красиво в этой девушке. Мне захотелось узнать о ней как можно больше. – Вы здесь живете? Одна? С семьёй? Работаете?

По нежному лицу Марты пробежала загадочная улыбка, огромные голубые глаза лукаво прищурились.

– Вот так сразу изложить все анкетные данные? Разве это интересно? Давайте узнавать друг друга постепенно…

Её слова и задушевный тон таили что-то неведомое для меня, глубоко волнующее.

В тот же вечер мы долго гуляли по берегу уснувшего моря. Идя рядом с ней с другой стороны, я ловил её руку, наконец поймал её и почувствовал пожатие. Это было неимоверной радостью для меня. Рукопожатие доставляет мне ощущение более полного, более глубокого и безусловного обладания, чем непрерывные объятия целой ночи. А на прощание я ей сказал светским тоном: «Надеюсь, мы прощаемся ненадолго».

– В Ялте трудно не встретиться, к тому же мы с вами соседи, – сказала она улыбаясь.

Вот так мы и познакомились.

Моя «страсть» началась с того дня. Я помню, почувствовал тогда нечто подобное тому, что должен почувствовать человек, поступивший на службу: я уже перестал быть просто мужчиной, я был влюблённым. Мои страдания начались с того же самого дня. Я изнывал в отсутствие Марты. Ничего мне на ум не шло. Всё из рук валилось. Я целыми днями напряжённо думал о ней… Марта, конечно же, сразу догадалась, что я в неё влюбился по уши, да я и не думал скрываться. Она потешалась надо мной, шутила и мучила меня. Она стала единственным источником моей величайшей радости.

Мы оба были красивы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах нас провожали взглядами.

Я, будучи родом с Кавказа, был красив по-южному. А у неё была скандинавская красота: белое лицо, великолепные, блестящие, золотистые волосы, мною обожаемые чувственные губы. Она давала их целовать, когда понимала, что я больше не в силах владеть собою, отстраняла меня и говорила: давай оставим на ночь.

Помню, как в первый раз поцеловал её губы, я чуть не задохнулся от счастья. Я боготворил её, а она дарила мне улыбку, которую я находил неотразимой. Улыбка была медленная, она возникала в её глазах и зримо спускалась к красиво очерченному рту, обнажая ровные белые зубы.

Милые отношения, сильная любовь. Мы любили, дружили и спали. Молодые, раскованные, честолюбивые. Всё время мы тратили на нашу любовь. Целыми днями гуляли, ели угощения, которые готовились на наших глазах, – свежие, горячие, сладкие, невыразимо вкусные. В баках с кипящим маслом плавали пышные облака белого теста, постепенно превращающиеся в пончики, дымились на мангалах шашлыки.

Я едва верил своему счастью. «Может быть, я сплю? – думал я. – Ведь только во сне с такой полнотой сбываются наши самые заветные мечты». В такие моменты я начинал ощупывать вокруг себя всё: кресло, стену, диван, чашки, чтобы удостовериться, не брежу ли я.

В первый вечер, проведённый с ней, ложась спать, я, сам не знаю зачем, раза три повернулся на одной ноге, лёг и всю ночь спал как убитый. Под утро я проснулся и на мгновенье приподнял голову, посмотрел с восторгом на милое безмятежное лицо – и опять заснул. Первая ночь, звёзды, молодой месяц, загадочное небо, запах любимой женщины…

Марта обожала устраивать званые обеды. Принимая гостей, она была весела и радушна, к тому же в совершенстве владела искусством пустой болтовни, которая у них именовалась светской беседой. Она была незаменимой гостьей там, где другим такая болтовня не давалась, неловкое молчание она умела сразу прервать разговором на какую-нибудь подходящую тему. Вот и сейчас сказалась её находчивость: Марта всем представила меня дальним родственником, доктором, который, устав от московской суеты, на время переехал в Ялту. Мне не оставалось ничего, кроме как не возражать, боясь её огорчить. Мне важно было быть с ней рядом.

Марта не любила говорить о своей жизни, в этом смысле она была замкнутая. Всё, что мне было известно о её прошлом, о детстве, учёбе, вообще о её жизни до того, как я познакомился с ней, я узнал только потому, что сам расспрашивал. А её, как ни странно, это раздражало. И когда я, движимый естественным любопытством, принимался выпаливать один вопрос за другим, её ответы становились всё лаконичнее. У меня как психолога не хватило ума понять, что вызвано это желанием что-то утаить от меня. Ей тяжело было говорить о себе. Она стеснялась, конфузилась, просто не умела откровенничать.

– Вот уж, любопытный ты человечек, – сказала Марта мне, – голова умная, глаза хитрющие… а как же калечишь русский язык! Сердиться на тебя невозможно. Никогда не унываешь. Вокруг все унывают, а ты веселишься как на празднике. Сердце у тебя русское и язык острый, прямо не поверю, что ты кавказец. Вот только акцент. Мне иногда думается, что ты говоришь так плохо нарочно, чтобы посмешить меня.

Я любил читать, но книги, которые я читал, казались ей ужасно скучными. Рассказы Чехова, Булгакова…

– Мне нравятся писатели, – как-то начала говорить она, – которых никто не издаёт, безвестные драматурги, чьи пьесы в лучшем случае раза три показал какой-нибудь авангардистский театр. Я не могу заставить себя читать Толстого или Мопассана. Я одеваюсь у лучшей портнихи города, но тотчас бросаю платье, даже самое любимое, как только узнаю, что у него появился двойник. Точно так же я обращаюсь со своими писателями и художниками: как только мои подруги начинают их признавать, я «уступаю» их им.

Очень скоро я снял на краю города отдельную квартиру, как хотела Марта, и она переехала ко мне. В квартире, куда мы вошли, мебель была расставлена с большим вкусом. Впрочем, в это мгновенье я почти ничего заметить не мог: я двигался как во сне и ощущал во всём какое-то благополучие. Мы стали жить вместе, я был счастлив только от одной мысли об этом. Мне было хорошо, и я бы век не покинул эту квартиру, пока она была рядом.

Марта не разрешала мне заходить к ней в гости, на ту улицу, где я увидел её в окне, – говорила, что живёт с мамой, а та очень строгая и религиозная, век её не простит, если узнает, что она встречается с мужчиной другой веры. Какая вера? Я тут голову терял.