Любовь 24 часа

Однако позже я осознал, что в случайном, казалось бы, совпадении есть своя логика: фейнмановский призыв посмотреть на мир с другой стороны прекрасно иллюстрировался графикой Штейнберга, которая символично объединяла в себе два противоположных подхода – привычный взгляд с высоты Солнца и парадоксальный – через задницу. Кстати, если вы помните, профессор Лев Гумилев тоже считал, что рассматривать предмет исследования нужно и с высоты птичьего полета, и из мышиной норы. В своей практике я неоднократно убеждался, что проктологический метод Штейнберга работает надежно и безотказно. Благодаря профессору, я однажды изобрел новый литературный жанр, предполагающий короткие изречения, названные мною проктологизмами. Суть жанра заключалась в следующем: известная поговорка или распространенная цитата переписывалась строго наоборот, вследствие чего достигался довольно забавный эффект. Так, чеховское «краткость – сестра таланта» неожиданно прочитывалось как «талант – брат краткости». И еще для сравнения: был бы хомут, а шея найдется; где слезешь, там и сядешь; если гора идет к Магомету, то Магомет не идет к горе; две головы хорошо, но одной хватит; зуб неймет, да… Ну, не будем про зубы.

Если честно, и жизнь наша идет всегда по синусоиде между двумя крайностями: мы похожи на путешественников, которые сначала идут в гору до самого ее пика, а оттуда дорога ведет только вниз – к подножью или, может быть, даже к пропасти. В периоды подъема мы гении, а в периоды падений выглядим унылым говном. Профессор Джон Максвелл писал, что, даже находясь в полной заднице, нельзя забывать, что ты – гений, и нужно стараться обернуть неудачу себе во благо. Тут я бы добавил проктологическое следствие: даже находясь на вершине успеха, не забывай, откуда ты пришел…

***

Если мы живем в парадоксальном мире, можно ли его понять без парадоксального взгляда? Ответ понятен: разумеется, нет. Так вот, с зубами у меня, действительно, не все в порядке. Зубная боль – это моя маленькая война. Чтобы победить в ней, нужно разработать действенную стратегию и тактику.

Для начала я построил солярную графику Штейнберга и выделил восемь способов воздействия на больной зуб. Нет никакой надобности оговаривать каждый способ отдельно, поскольку семь из них – чистка зубов, употребление таблеток, прикладывание успокоительных средств, массаж активных точек, чтение заговоров, полоскание и самообман – никакого заметного облегчения не принесли. Оставалась надежда на гипотезу профессора Ширяева. И для подтверждения ее был необходим эксперимент.

По здравому рассуждению то, над чем я ломал голову, представлялось сущим бредом. Но ведь я был нездоров – зубная боль не оставляла меня и не давала заснуть. К тому же в процессе исследования я несколько увлекся полосканием десен алкоголем, отчего мой разум изрядно затуманился. «Так где же взять ночью объект для эксперимента?» – спрашивал я себя. И сам же себе отвечал: «Надо запустить в социальные сети любовный приворот».

У меня как раз имелась подходящая любжа, написанная несколько лет назад в качестве литературного упражнения. Тогда она, помнится, не сработала и не привела к ощутимым результатам. Но ведь чем черт не шутит, когда бог спит. Может, сработает сейчас? Я засел за Интернет и начал яростно набирать следующий текст:

Матушка-муравушка, зеленая трава,
Топчет тебя ножками Божия раба,
Ходит-бродит мимо, в дальней стороне
Мыслями не мыслит дева обо мне.
Грусть-тоской зеленой голову клоня,
Поверни ей ножки резвы до меня.
У нее пусть в разуме я всегда-везде,
Где бы ни топталась, ни болталась где.
Пусть пьянит любовью горькая буза
Девицу-красавицу, зеленые глаза.
Аминь!

Спустя некоторое время, прервавшись на очередное полоскание, я заметил, что давно интенсивно переписываюсь «в контакте» с некой «Sunny» и вовсю жалуюсь ей на жизнь, на проблемы, на зубную боль, пытаясь вызвать сочувствие и сострадание. Конечно, это была подсознательная уловка, для того чтобы подцепить какую-нибудь сердобольную девушку, но она неожиданно сработала. «Хочешь, я позвоню тебе?» – написала мне незнакомка. Я отправил ей номер своего телефона, и – чудо! – раздался звонок: в два часа ночи далекая таинственная девушка позвонила мне. Я совсем не романтик по жизни, но в ту ночь мне было нужно хоть с кем-нибудь поговорить.

Не помню, о чем мы говорили, это было совсем не важно. Важнее было другое: у меня, измученного бессонницей, неожиданно появился искренний собеседник и тихий шелест голоса, льющегося из примитивного мобильника, возвращал в мой разорванный мир первобытную гармонию. Кажется, я говорил, что занимаюсь писательством и даже прочитал в трубку один из рассказов. Там был эпизод, когда герой сообщает, что если при знакомстве предложить женщине рукопожатие – нагло так, по-мужски, – то она сначала теряется, а потом все же пожимает руку, и в самый момент касания между вами начинают устанавливаться доверительные отношения. Это позабавило мою телефонную подругу. «Ты уделяешь слишком много внимания мелочам, – развеселилась она, – я бы не стала придавать значимость столь незначительным фактам». «Но ведь я писатель, – возразил я, – подмечать детали – моя профессия». Я продолжал вести коварную игру, зная, что слово «писатель» действует на женщин магически и вызывает волну интереса. «Хочешь, я приеду к тебе?» – внезапно спросила девушка, и зубная боль стрелой пронзила мозг, не давая возможности осмыслить последствия легкомысленного поступка. «Хочу…» – прошептал я, и наконец догадался поинтересоваться: – А как тебя зовут-то?» «Лиана», – последовал ответ, и в это мгновение мне представилась смуглая вьетнамка, обвивающая мою шею длинными тонкими руками посреди самой толщи джунглей…

Она приехала под утро, и я пошел ее встречать. Образ юной смуглянки быстро померк при виде пышных форм, ожидающих моего явления. Я чуть помедлил, посмеялся в душе над собой и улыбнулся высокой, на голову выше меня, блондинке. И она улыбнулась в ответ и с хитринкой в глазах первой протянула мне руку. Но я решил переиграть «искусительницу» и вместо рукопожатия обнял ее, уткнувшись лицом в мягкие вьющиеся локоны. Волосы пахли утренней свежестью и едва уловимым, почти забытым ароматом комаровских яблок, и сквозь них я разглядел рыжие лучи встающего на горизонте солнца.

Переступив порог моей холостяцкой квартиры, она осмотрелась и, кивнув на видавшие виды диван, спросила:

– И многих женщин ты приводил сюда?

Странные существа – эти женщины. И весьма предсказуемы. Меня всегда удивляло: ну почему они все задают один и тот же вопрос? Выдержав паузу, я ответил:

– Хотелось бы сказать, что много, но вообще-то ты первая.

– И какая у нас будет программа? – поинтересовалась девушка.

«Дура, что ли, – подумал я, – тут зуб ноет невыносимо. Какая может быть программа?!» И, видимо, чтобы произвести неизгладимое впечатление, выпалил:

– Лиана, сначала я изнасилую тебя, а потом мы пойдем к зубному.

Казалось, девушка меня не услышала. Она никак не отреагировала на мою глупость.

– Не переживай, – поспешил я исправиться. – Я не приставучий. С тех пор, как я развелся, у меня никогда не было женщины. И вообще, я, наверное, давно дальтоник.

– Ты хочешь сказать «импотент»?

– Да какая разница, дальтоник или импотент, когда болят зубы?! – я начинал злиться.

– Я замужем, – призналась она. – Я бы хотела видеть в тебе надежного друга.

– И только?

Эксперимент проваливался, даже не начавшись, и зуб заныл с новой силой. Я отвернулся, чтобы скрыть гримасу боли и разочарования.

– Я приехала помочь тебе, видишь ли, я практикующий экстрасенс, – сказала Лиана и обняла меня – обняла меня сзади, мягко прижавшись всем телом.

Я никогда не верил в экстрасенсов, считая их шарлатанами, но, странное дело, вместе с женским теплом пришло успокоение, и изматывающая боль постепенно стала отпускать. А когда уходит боль, возвращается способность мыслить разумно. Поэтому я попытался разобраться в том, что произошло. Мой неудавшийся эксперимент привел к парадоксальному – проктологическому – выводу: секс, увы, не имеет решающего значения для здоровья зубов, в противном случае дети и холостяки вроде меня ходили бы сплошь беззубые. Однако и верить в шаманов и экстрасенсов в XXI веке, по крайней мере, глупо! Первое, что пришло на ум, – эндорфины, вещества типа морфинов, образующиеся в нервной системе в моменты удовольствия и действующие как обезболивающее. Но эта версия меня не устроила: химическое объяснение вероятно, но не обязательно, да и не успел я получить никакого особого удовольствия от объятий Лианы. И тогда вспомнилась лекция профессора Ричарда Фейнмана. Эврика! Ну, конечно же, все дело в элементарной физике – в силе гравитации. Скорее всего, атомы тяжеленькой на вид Лианы повлияли на мои и активизировали клеточные структуры. Так Солнце влияет на Землю, так Луна вызывает приливы и отливы. Так кошки лечат людей, ложась на больные места и массируя их лапками.

Это маленькое открытие вызвало во мне исследовательский зуд. За короткое время после описанных событий я собрал солидную библиотеку о взаимовлиянии тел и теперь знаю все о целебных свойствах обнимания и верю в то, что, в принципе, все люди являются друг для друга экстрасенсами. «Если подумать, то чем я хуже профессоров? – решил я внезапно. – Мои знания позволяют мне делиться опытом и быть полезным людям!» Поэтому я завел себе профессорскую мантию, и когда у меня хорошее настроение, а хорошим оно бывает часто, я надеваю ее, вешаю на шею табличку с надписью «Обнимаю бесплатно!» и иду на улицу. Моя задача – научить удивленных прохожих простым человеческим радостям. Такие дела.

Вы наверняка спросите: «А что было дальше с Лианой?» Дальше ничего не было. Она ушла. Я ж говорил вам, что друзья, к сожалению, тоже уходят… А с профессором Ширяевым я однажды встретился и даже выпил с ним чашечку чая в недорогом кафе. Глядя на его ровные керамические зубы, я думал: «Да что он может понимать в человеческих отношениях?» Ширяев по-прежнему был чуточку пьян и загадочно грустен, долго и внимательно вглядывался в меня, а на прощание выдал как бы невзначай: «Вот видишь, стоило мне посетить тебя лишь раз, и с тобой уже все в порядке!»

Любовь 24 часа

Ольга сказала: «Там тебе будет хорошо, там тебе понравится, там круто!»

Я собирался лететь в Питер, чтобы провести неожиданно выдавшийся отпуск в поисках вдохновения, покоя и умиротворения. Меня ничуть не интересовали музеи, выставки и театры культурной столицы – обычные туристические маршруты редко когда трогают душу и не могут взволновать сердце, – я желал других впечатлений и имел маленькую блажь – насладиться неспешными прогулками по аллеям Летнего сада, поразмышлять-пофилософствовать о странностях жизни, посидеть в тени лип и кленов и упорядочить мысли в тетрадке, которую заранее приготовил. А если будет так, что умных мыслей не случится, – то просто почитать книжку любимого автора, которому всецело доверяешь. Или наснимать на Nikon питерских видов, дабы было что показать потом друзьям и знакомым. О чем еще мечтать терапевту ялтинской клиники, не имеющему покоя ни днем, ни ночью, вертящемуся на дежурствах двадцать четыре часа в сутки? Ну, или около того: если я и привираю иногда, то совсем немного.

Ольга сказала: «Антон, тебе уже сорок, и плешь начинает просвечивать, а ты не в состоянии сам собраться. Все я за тебя должна решать. Я тебе не мамка, не жена, смотри сюда!»

Мы сидим за компом, и я улыбаюсь, рассматривая электронную карту Санкт-Петербурга. Люблю, когда Ольга ругается. Безобидная «собачья» ворчливость ее почему-то импонирует мне, и я чувствую, как по сосудам растекается горячая нежность, постепенно заполняя сердце, отчего оно начинает волноваться и биться все сильнее и сильнее. Она искренне заботится обо мне и порой умеет внушить прописные истины настолько убедительно, что они представляются божественным откровением. Да, именно так: искренность и истина – они всегда рядом, они не могут быть врозь. Это положение кажется бесспорной аксиомой, которая, как известно, не требует доказательств. Когда сердце вконец переполняется нежностью, ловлю себя на мысли, что начинаю влюбляться. Увы, и доктора не могут обходиться без глупостей. «Глупости, глупости…» – холодный разум спешит загасить неосторожные чувства.

Ольга мне откровенно завидует: она сама бредит Питером и мечтает там жить. Всегда. То есть постоянно.

– Я забронировала тебе модный хостел на Лиговском проспекте, – говорит она. – Это самый центр, где останавливается творческая молодежь со всего мира – музыканты, художники, писатели…

– Ничего, что я немножко не молодежь?

Она бросает на меня резкий взгляд и насмешливо прищуривается: не любит, когда ее перебивают.

– Не дрейфь, Антониони! Если что, подтянешь животик и сбреешь дурацкую рыжую бородку.

– Угу, – киваю, – подтянусь и побреюсь.

– Запомни, там никому до тебя нет дела, поэтому не комплексуй и веди себя естественно. Я сама останавливалась пару раз в этом хостеле. Помню, иду утром умываться в одной ночнушке, а навстречу из душа китаец полуголый, в шортах. Он мне «монинг», и я ему «монинг», – и дальше себе шлепаем, будто так и надо…

С Ольгой мы снимаем квартиру на двоих. Все плюсы и минусы такого сожительства я давно оценил и решил, что плюсов больше, да и привык к собаке – так я ее называю в хорошем расположении духа. Она работает медсестрой в нашем «гадюшнике», как именуют клинику «благодарные» выздоравливающие. Когда я познакомился с Ольгой, ей было двадцать восемь. Она пахла счастливым детством и маминым яблочным вареньем. Сначала мы перекусывали вместе на работе между делом, как принято, – бутерброды, чай, кофе, – а потом всерьез увлеклись общепитом: она вдруг стала готовить в расчете на меня и порой притаскивала на обед такие умопомрачительные яства, что я был не прочь немедленно на ней жениться. Я, однако, тоже не лыком шит и чтоб в грязь лицом – да никогда! Мне всегда нравилось готовить что-нибудь вкусненькое, если было для кого. Для себя обычно сваришь супчик или поджаришь котлетку по-быстрому, то есть как бог на душу положит, – а вот если представить, что твое блюдо будет тестировать симпатичный тебе человечек или даже, к примеру, собака, то вдохновение приходит моментально и подключаются неизвестно откуда берущиеся кулинарные таланты. В общем, так продолжалось довольно длительное время, пока однажды мы не решили, что наши зарплаты настолько скромны, что снимать две квартиры, когда можно обойтись одной, не только неразумно, но и непростительное расточительство. И втайне от коллег съехались в однокомнатной хрущевке на…

– Антоний, ты меня слушаешь?

– Да, моя собака, весь внимание…

– Ты прилетаешь 13-го сентября утром, а вечером в «Молодежке» спектакль Спивака. Это сейчас самый модный театр. Запомни: ни в какой другой – только в «Молодежку»!..