Опьяненный любовью

Пен показалось или на самом деле Годфри побледнел? Во всяком случае, он остановился.

– Ты всего лишь женщина. – Его губы презрительно кривились. – И я очень легко с тобой справлюсь.

Она еще крепче сжала палку.

– Я женщина, но очень сильная. – Пен погрозила викарию палкой. – И у меня есть очень конкретная цель.

Конечно, она блефовала. Да, она сильная. Но только среди женщин. Как же несправедливо было со стороны природы сделать женщин настолько слабее мужчин! Но у нее не было другого выхода, как только попытаться возместить недостаток физической силы силой здравого рассуждения и… умением точно прицелиться.

К счастью, Годфри решил не рисковать.

– Я же был почти готов раскрыть перед тобой двери своего дома, – сказал он, застегивая жилет и с нарочитой беззаботностью сложив руки перед собой так, чтобы как-то защитить свое мужское достоинство. – Перед тобой… – Его нос снова сморщился. – И твоим ублюдком.

Пен с такой силой сжала палку, что у нее побелели костяшки пальцев. Может, благодаря гневу у нее хватит силы сбить надменное выражение с этой гнусной физиономии.

– Не смейте называть так Гарриет!

– Почему же не сметь? А кто же она, если не ублюдок?

– Неправда.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы ее называли «побочный ребенок» или «дитя любви»?

«Гарриет – мое любимое дитя».

Пен вдруг вспомнила, какой сильной чувствовала себя в присутствии Гарри. Любовь пылала в ее сердце так, что никто и ничто – ни ее отец, ни репутация, ни правила поведения, которые ей прививали с ранних лет, – не имело никакого значения. Все это меркло, становилось ненужным и незаметным, словно свеча при полуденном солнце.

Она была тогда юной и наивной, но очень смелой.

Такими смелыми бывают только очень юные, но оставшись одна с ребенком на руках, Пен поняла, что юные часто бывают и очень глупыми.

Годфри покачал головой:

– Слава богу, я вовремя узнал правду.

Она замахнулась палкой, почти утратив всякую осторожность от ярости.

– Нет, это я, слава богу, вовремя узнала правду. Вы ведь – просто гроб повапленный!

Годфри дернулся, но быстро овладел собой.

– На себя лучше посмотри, шлюха. – Он сделал шаг вперед.

– Я ведь не священник. Мое дело хмель, а не святость. – Пен резко выставила палку по направлению к его паху, а сама на шаг отступила.

Она не собиралась объясняться ни перед ним, ни перед кем бы то ни было и уж тем более просить прощения. Она не совершила ничего такого, что в глубине души могла бы назвать грехом.

Хотя, конечно, все окружающие сочли бы это грехом. И смотрели бы на нее так, как смотрит сейчас Годфри. Они видели бы в ней женщину, лишившуюся своей женской чести.

Шлюху.

И что самое страшное, они считали бы Гарриет ребенком, которому лучше бы было не рождаться на свет. Именно поэтому Пен пришлось все эти годы притворяться вдовой.

– Значит, ты хочешь поговорить о сельском хозяйстве? О вспашке и посеве?

Глаза Пен сузились. Она заметила, что Годфри приближается. Замахнулась на него – он остановился.

Но, к сожалению, не замолчал:

– Ты, верно, позволяла всем мужчинам из здешней деревни вспахивать свое поле?

– Что вы имеете в виду? – Пен задала этот вопрос помимо своей воли. Она прекрасно знала, что он имеет в виду.

– Ну, давай, давай! Будет справедливо, если ты отдашь мне то, что давала другим. – Его губы скривились в уродливой ухмылке. – Рассматривай это как десятину.

О боже! Как она могла допустить мысль о браке с таким низким богохульником и негодяем?!

– Вы мне омерзительны.

– Обещаю, тебе понравится. – Годфри указал на свой гульфик. – От моего дружка здесь дамы просто без ума.

К горлу Пен подкатила тошнота, но она справилась.

– Ну, если ваш дружок умоляет вас о помощи, то помогите ему сами.

«О господи, мне не стоило этого говорить».

Его лицо потемнело, как грозовая туча. В одно мгновение Годфри оказался рядом с ней, вырвал палку из рук и прижал к своей груди, обхватил руками, словно железным обручем.

Пен попыталась снова ударить викария коленом, но он держал ее так, что она не могла пошевелиться, прижался губами к ее губам, пытаясь просунуть язык ей в рот. Пен крепко сжала челюсти.

«Не позволяй себе расслабляться. Борись. Не дай ему совершить то, что он задумал».

Годфри Райт отвел голову назад и злобно глянул ей в глаза.

– Перестань сопротивляться.

– И позволить вам изнасиловать меня?

– Это не изнасилование. Ты же сама этого хочешь.

Пен с силой толкнула его в грудь, но не смогла отстраниться ни на дюйм.

– Спросите своего исстрадавшегося дружка, хочу ли я этого.

«Может, мне удастся придушить подонка его же собственным галстуком?»

Пен потянулась к его галстуку, но Годфри успел схватить ее за руку. Второй рукой он сжал Пен еще сильнее.