Опьяненный любовью

«Успокойся. Верити не может знать. Литтл-Падлдон – глухая деревенька в Кенте. Никто из нее не ездит в Лондон и не приезжает из Лондона или Дэрроу. Мы в безопасности».

Но Верити с матерью приехали из Лондона. Ее сердце забилось сильнее. Она не могла вздохнуть.

– Мама, я сказала ей, что ты вдова. Что папа погиб, сражаясь с Наполеоном. – Гарриет всхлипнула. – Она надо мной посмеялась. А потом показала на мои волосы и заявила, что это доказывает, что я ублюдок.

«О боже! О боже… Дыши глубже. Ты еще можешь все исправить».

– Если ты о пряди, я говорила тебе, что она появилась после той твоей лихорадки.

Десять лет назад, когда Пен поняла, что в положении, она решила уехать из Дэрроу и никогда туда не возвращаться. Даже согласись выйти за мужчину, выбранного для нее отцом и графом, когда у малютки появится эта седая прядь, станет ясно, кто настоящий отец ребенка.

Или того хуже: все решат, что она спала с Уолтером, а Гарриет сочтут его отродьем, коих в округе и без того хоть пруд пруди.

Однако прядь все не появлялась. Год за годом волосы Гарриет оставались темными. Пен даже начала надеяться, что так будет всегда.

Она почувствовала облегчение и одновременно, как ни странно, легкую грусть. Если быть честной, в глубине души ей хотелось этого зримого напоминания о Гарри.

«Я дразнила его: мол, у него в волосах запутался лунный свет».

А Гарри возмущался и протестовал.

В этом году, вскоре после приезда в Литтл-Падлдон викария Годфри Райта, Гарриет заболела. Когда дочь выздоровела, у нее над виском протянулась тонкая седая прядь. Не очень заметная. Когда она в шляпке или аккуратно расчешет волосы, прядка совершенно не видна. До сегодняшнего дня и сама девочка, и все вокруг верили в придумку Пен о лихорадке.

– Верити говорит по-другому. Она вместе с мамой называет это прядью Грэмов и семейной отметиной графов Дэрроу.

У Пен упало сердце. Конечно, можно сказать, что отец Гарриет из материнской линии семьи. Но этим она только добавит новую ложь к той, что уже наплела. Лучше держаться первоначальной версии.

Ее молчание слишком затянулось. От отца Гарриет унаследовала острый ум и отвагу.

– Это правда?

– Ах! – Пен вдруг почувствовала, что не может больше врать. Наконец миг, о котором она мечтала долгие годы, настал. – Э… – Было очень трудно подобрать слова.

Лицо Гарриет сморщилось, но она взяла себя в руки. Выпрямилась, словно от удара по спине кочергой.

– Ты правда была подстилкой графа? Так говорят Верити и ее мать!

– Нет! Неправда…

– И все, что ты рассказывала мне о моем отце, ложь?

Пен словно ударили по лицу.

– Нет!

О черт. Сколько лжи она нагородила, хотя мужа, погибшего на войне, придумала тетя Маргарет.

Придя в дом тети, Пен была слишком смущена, напугана и опечалена, чтобы возражать. Да и история была недалека от правды – правды сердца Пен.

Она чувствовала себя женой. С самого начала знала, что Гарри никогда на ней не женится – графские сынки на фермерских дочках не женятся, – но это не имело значения. Она любила его так, как может любить лишь наивная семнадцатилетняя девушка, – слепо, страстно, безоглядно. Дерзко.

Пен верила, что Гарри ее любит – так любит всякий уходящий на войну восемнадцатилетний Керубино.

Ни одна жена не волновалась за мужа сильнее, чем она за Гарри, пока он был в Европе. Она боялась увидеть его имя среди погибших.

– Гарриет… – Пен подошла. Коснись она дочери, обними, она сможет ей объяснить.

Но Гарриет увернулась.

Пен неловко опустила руки.

– Я… Все было проще… И никогда не имело значения. – Пен судорожно вцепилась в юбку. – Я бы сказала тебе со временем.

Сказала бы? Может, она надеялась всю жизнь прожить в счастливой мечте? А в самом деле, какое это имело значение? Ни здоровье, ни благосостояние Гарриет от наследства не зависели. Ни землю, ни титул отца девочки не наследуют.

Лицо Гарриет вспыхнуло. Она, запинаясь, проговорила:

– Мама, Верити сказала… мой настоящий отец… в прошлом году умер…

Что?! Все газеты писали о похождениях Гарри в этом сезоне. Кажется, он вот-вот сделает предложение дочери графа Лэнгли.

Ну конечно! Розамунда и Верити считали отцом Гарриет Уолтера Грэма. У нее свело живот.

Гарриет засопела, старясь сдержать подступающие слезы.

– Я могла бы с ним встретиться, а теперь не смогу.

– Гарриет… – Было бы проще не разуверять дочь. – Они тебе солгали.

Пен не хотелось, чтобы Гарриет думала, что ее отец – распутник и обманщик Уолтер. Или что Пен спала с женатым мужчиной. Когда она зачала Гарриет, Уолтер только что женился. Одна дочь у него уже была, вторая – была на подходе.

– Гарриет, твой отец – теперешний граф.

На лице Гарриет появилось странное выражение – растерянность и удивление.

Пен вновь к ней потянулась – Гарриет опять отпрянула.

– Значит, ему на меня наплевать? – В голосе Гарриет послышались боль и неуверенность.

Пен стало больно оттого, что ее сильная, бесстрашная дочь выглядела такой хрупкой.

«Я все исправлю. Выйду за Годфри. У Гарриет будет отец и своя комната. Рядом не будет все время крутиться эта противная Верити. Свадьба с Годфри решит все проблемы».

– Твой отец о тебе не знает.

Глаза Гарриет расширились, рот приоткрылся, она как будто почернела от негодования.

– Ты ему не сказала? – произнесла Гарриет раздельно и строго, словно обвинение.